Слёзы мира и еврейская духовность (философская месса)

Итак, западное сионистское течение («западники», по Х. Вейцману, или политический сионизм) "лишено еврейского духа", — таков вердикт главы русского крыла сионизма — одно из наиболее значительных проницаний русской сионистской мысли, какое, как и многое другое, было предано забвенью, когда в Израиле европейский политический сионизм захватил управление государством. А со своей стороны, русское еврейство, сделав концепт «культура» своим фирменным знаком, поместило этот же параметр и в свою практическую сионистскую деятельность на правах динамического принципа. Следовательно, в параметре «культура» русский сионизм облюбовал себе экологическую нишу в еврейском вопросе и в контексте культуры определяется сионистское качество воссоздаваемой жизнедеятельности на Земле Обетованной. Однако позиция русского сионизма, поставленная в конфронтацию с западным политическим сионизмом, имеет свои черты, не всегда ясно осязаемые ведущими идеологами русского лагеря.

Политический сионизм не отвергает культуру как таковую, как per se, а рассматривает ее как форму сознания, вторично производного от материи (согласно марксистскому закону «бытие определяет сознание»). Тогда как русский сионизм согласно Ахад-ха-Аму, выводит в качестве исходно-первичной инстанции духовное начало и культура, таким образом, полагается в центре всего сущего. Следственно, качественное различие между русским и европейским сионизмом, взятое по линии культуры, имеет не концептуальную, а философскую, мировоззренческую природу. Однако и в поле одного духовного миросозерцания культура в постановке русского сионизма испытывает мощное противодействие с другого, уже религиозного, фронта — со стороны талмудистского раввината. Эта сила, возникнув на самых начальных этапах становления русского еврейства, обладает постоянным и неослабным действием, опираясь на огромный авторитет еврейского духовенства в еврейской среде. Культура, выступающая жертвой духовной деспотии раввината, имманентно не отличается от той, что отстаивает русский сионизм в противостоянии с «западниками», и русский сионизм исполняет свою целевую установку, как бы борясь на два фронта.

В качестве примера можно сослаться на отчет о работе 4-го сионистского конгресса (1900), сделанный И. Маором: «0 духовном росте еврейского народа доклад сделал редактор газеты „Хацфира“ Нахум Соколов. Напрасно, сказал он, ортодоксы усматривают в слове „культура“ этакую гидру, от которой будто бы исходит угроза для еврейства. Культурная работа несет в себе великую пользу сионизму и делу национального возрождения еврейского народа. Конгресс должен отнестись к этой работе как к существенной части сионизма, обязательной для каждого сиониста. Раввин Рейнес выступил против культурной работы, видя задачу сионизма не в ней, а только лишь в заботе о возвращении еврейского народа в Эрец-Исраэль. Ортодоксы оперировали также доводом, уже знакомым по предыдущим конгрессам: „Еврейский народ нуждается в хлебе, а не в культуре“… За работу на культурном поприще ратовал Вейцман, подчеркнувший, что некоторые пытаются развенчать понятие культуры, в то время как смысл этого понятия, в сущности, заключается в воспитании. Пройдет лет шесть, и мы будем стыдиться того, что здесь, на этом самом месте, запрещали говорить о культуре. Молодежь нуждается в культурной работе. Раввины восстают против культуры, так как опасаются отрицательного влияния светского образования, но где были они, когда тысячи евреев переходили в христианство, и что предприняли против этого? Нет правды в утверждениях раввинов, будто еврейские массы не хотят культуры» (1977с. 99-100). В дополнение следует отметить, что Мизрахи (аббревиатура от «Мерказ Рухани» — духовный центр) — религиозная сионистская фракция, поставившая своей генеральной целью противодействие культурному творчеству как органической части сионистской деятельности, — в угандийском кризисе находилась на стороне приверженцев Уганды, — следовательно, ортодоксальные раввины, невзирая на громкие вещания, не чувствовали исторический духа еврейского сознания, исходящий из Земли Обетованной, так, как это ощущали в русском сионизме Х. Вейцман, Н. Соколов и другие.

В аналитических сводках истории сионизма обычно не придается особого значения борьбе на культурном поле между русскими сионистами и религиозными деятелями как историческому фактору, и, как правило, отдельные эксцессы этого противостояния остаются вне внимания. На 4-ом конгрессе победа оказалась на стороне фракции Мизрахи при прямой поддержке Т. Герцля. Но на 5-ом (1901)конгрессе перевес получило русское культурное направление и в принятой резолюции было не только провозглашено принципиальное отношение к культуре в сионистском движении, но и обозначено то конкретное содержание культуры, какому отдается предпочтение в сионистской деятельности: «Конгресс разъясняет, что под понятием культуры он имеет в виду национальное воспитание еврейского народа, рассматривает эту работу как важный пункт сионистской программы и вменяет ее в обязанность каждому сионисту» (цитируется по И. Маору, I977, c. 111). Хотя «воспитание» далеко не исчерпывает всей сущностной полноты культуры как особой отрасли духовного творчества, но прорыв в сионистском понимании культуры здесь совершен был конкретизацией, где воспитание как определенность культурного комплекса своей конечной формой вытеснило компактную и нерасчлененную духовность русского сионизма, куда Ахад-ха-Ам вмещал всю еврейскую национальную культуру; говоря по-другому, воспитание стало ха-формой духовности русского сионизма. Таким образом, русский сионизм не только оформился в теоретически самостоятельное тело, но и представил форму культуры, пригодную для практического употребления.

Культурные побуждения и устремления русских сионистов, взращенные на духовных заветах Ахад-ха-Ама, не находят понимания в среде маститых деятелей сионистской элиты Европы, — как пишет И. Маор: «Разногласия между молодежью и большинством конгресса по вопросу культурной деятельности, а также требование более строго придерживаться в движении демократических принципов привели молодых к мысли о необходимости самостоятельно организоваться. Так, постепенно, выросла Демократическая фракция — оппозиционная группа в сионистской организации. Большинство ее инициаторов и участников были российскими сионистами, проживавшими как в самой России, так и заграницей. Под их влиянием к фракции примкнули и молодые сионисты Запада» (1977, C. I02). Демократическая фракция, однако, вовсе не была политической или идеологической группировкой, поскольку в ее фундаментальную основу было заложено принятое сионистское толкование культуры. В другом аспекте оформление Демократической Фракции означает, что указанная ха-форма, являясь конкретизацией национального воспитания или сионистского вида на культуру, не осталась абстрактной фигурой, а воплотилась в реальную модель. Данная реальная форма и есть Демократическая фракция во всем ореоле ее оппозиционных претензий к обюрократившейся сионистской олигархии европейской диаспоры, а будучи сформированной выдающимися деятелями русского еврейства — Хаимом Вейцманом, Яаковом Бернштейн-Коганом, Лео Моцкиным — эта фракция представляется одновременно макетом завершенного русского сионизма.

Образование Демократической фракции, как ни много оно значит для развития и созревания сионистской идеи в русском еврействе, однако, само по себе не может претендовать на статус судьбоносного еврейского небесно-исторического порядка. В этом последнем качестве выступает не факт рождения Демократической фракции, а акт сочетания Демократической и религиозной фракций в одном соотношении, которое самовольно и спонтанно становится генеральным противоречием русского сионизма. Роль и значение членов данного генерального противоречия, как и положено, кардинально отличны: религиозная фракция, будучи по своей природе охраной старины и воителем сохранения, имеет в этом положительное значение, создавая сугубо еврейскую форму национальному лицу, но вместе с тем она функционально не способна воспроизвести из себя импульсы развития, а потому не имеет определяющего влияния на формирование нового национального дома евреев; Демократическая фракция же, напротив, является динамически активной и инициативной частью генерального противоречия, реально осуществляющей всееврейские сионистские чаяния. Демократическая фракция в этом плане несет в себе функции культурного противовеса духовной экспансии талмудистской религиозной фракции, всегда нацеленной на духовную деспотию, и в данном генеральном противоречии именно Демократическая фракция, имея в себе ха-форму культуры, исполняет роль радуги в облаке. Образование генерального противоречия как такового объективно означает появление зародышевых форм будущей сионистской государственности, а будучи дано в виде соотношения сионистской Демократической фракции с еврейской религиозной фракцией, служит гарантией еврейской государственной организации (по рецепту Ахад-ха-Ама: «еврейское государство, а не государство евреев»). В этом состоит судьбоносная роль данного события, закономерно и поступательно перешедшего в самостоятельное государство Израиль. Таким образом, появление последнего как исторического продукта обязано характеру и интенсивности движений и пертурбаций, происходивших внутри еврейского котла, а никак не милости чужих стран, положительно проголосовавших на международном, ооновском, опросе и опоздавших со своим волеизъявлением лет на 40, что могло бы избавить мир от шока и трагедии цивилизованного каннибальства — Холокоста. (Вполне может быть, что историческое голосование в ООН, давшее независимость еврейскому народу, было вовсе не выражением понимания справедливости еврейского упования и воздаянием должного силе духа маленького народа, а стремлением как-то замолить свою вину перед этим народом, и способом убрать с глаз живой укор и напоминание о легкомысленности и трусости международного сообщества. В. Лакер написал: «Решение ООН, принятое в ноябре 1947г. , было, по всей видимости, последним шансом для сионистского движения. Общественное мнение во многих странах было настроено сочувственно к евреям; многие испытывали угрызения совести за то, что не постарались спасти их» (2000, с. 833). Возможно, по этой причине в воле ООН, организации, поклявшейся в верности европейским принципам демократии, отразился дух идеологии европейского сионизма, а потому оснований для развития политического сионизма в Израиле было гораздо больше, чем для русской культурологической ориентации).