САКУРОВ И ЯПОНСКАЯ ВИШНЯ САКУРА

 Но Мироныч проигнорировал отношение, а про инцидент, наверно, и не помнил.

 - Ну, мало ли, - взмахнул руками старый хрен. – Моя челюсть, видите ли, больших денег стоит. Это, можно сказать, почти полкило почти драгоценного металла плюс ручная работа.

 - Я тебя сейчас удавлю! – зарычал Сакуров и на всякий случай огляделся по сторонам. Да, свидетели отсутствовали напрочь, если не считать отдалённую учительницу в своём гамаке в виде неясных пятен пляжного халата сквозь буйную зелень черёмухи, бузины и сирени на её «огороде».

 - Вы мне лучше челюсть верните, - бестрепетно возразил Мироныч, а Сакуров, до его прихода приятно предвкушавший простой и вкусный обед с щавелем и крапивой на чистом мясном бульоне, но потерявший всякий аппетит после новой претензии соседа, ощутил невыносимый зуд в руках. Бывший морской штурман вовремя спрятал руки за спину, встал и угрожающе – по его наивному мнению – навис над гнусным старцем.

 - Я сейчас из тебя котлету сделаю, маразматик ты хренов! – заорал Сакуров.

 - А я вас не боюсь! – завизжал Мироныч. – Отдайте челюсть или гоните триста долларов!

 - Ах, мальчики! – выкатилась на шум из своего «огорода» учительница, стыдливо запахивая легкомысленный халатик на плоской груди. – Опять ссоритесь?

 - Ссоримся?! – уже бушевал Сакуров. – Я его убью!

 - Не убьёшь! – вопил Мироныч. – Сначала челюсть верни. Или гони триста…

 - Ой, а это что за мусор снова к моему забору подбросили? – споткнулась учительница. – Да тут ещё снова ваш Дик нагадил!?

 Учительница брезгливо поковыряла прутиком в собачьем дерьме и выкатила из него вставную челюсть, больше похожую на капкан, чем на саму себя. В это время зашуршало, и из зарослей молодого бурьяна высунулся Дик, а рожа у него была в натуре ухмыляющаяся.

 «Понятно», - осенило Сакурова. Он предположил, что это вечно голодный кобель спёр челюсть хозяина, потому что она пахла чем-то съестным. Но пахнуть – ещё не значит быть съестным. Поэтому Дик челюсть из дома вынес, погрыз её, погрыз и бросил. Больше того: нагадил на неё в отместку за обманутые надежды.

 - А вот за то, что вы мою челюсть ещё и в говно засунули, вы мне будете должны лишних сто долларов! – заявил Мироныч, поднимая челюсть с земли. Он обтёр её о штаны, сунул в рот, ужасно клацнул и пошёл в сторону околицы. Там паслась на привязи коза, туда же верхи подъезжал Мишка. Не доезжая загона, рыжий детина слез с лошади, её пустил пастись, а сам нырнул в кустарник, очевидно, по нужде.

 - Я тебе харю набью, - упавшим голосом пообещал Сакуров.

 - Мироныч, скажите своему Дику, чтобы прекратил гадить возле моего забора! – крикнула вдогонку старичку учительница.

 - А с чего вы взяли, что это Дик гадит? – на ходу парировал Мироныч. – Это Мишкина лошадь…

 - Вот я не отличу собачье дерьмо от конского навоза! – высокомерно возразила учительница. – Я, слава Богу, институт кончила…

 «Это ты мужа своего кончила», - машинально подумал Сакуров, имея в виду известное всем вдовство дачницы. Константин Матвеевич решил повременить с обедом, интересуясь причиной, побудившей Мишку приехать в деревню в разгар рабочего дня Лопатинского пастуха.

 В это время Мироныч почти дошёл до козы.

 - Здравствуй, Белка! – сладким голосом приветствовал он козу, то ли забрюхатевшую после последней встречи с козлом, то ли молча отдыхающую до следующего раза. Коза скосила на скабрезного старичка жёлтый глаз и потрясла бородой.

 - Здорово, старый! – очень похоже проблеял из кустов Мишка.

 Мироныч остолбенел, затем медленно поворотился лицом к деревне и, широко расставляя ноги, побрёл к своей избушке.

 «Наверно, обделался», - радостно подумал Сакуров.

 - Слушай, Константин, - запел Мишка, выходя из кустов, - убери ты отсюда свою козу, а то мне тёлок пасти совершенно невозможно. Они, такое дело, видят твою козу и, вместо того, чтобы нормально пастись, все сюда тянутся. А что это, дескать, ещё за скотина вдали белеет? Они, тёлки, ещё совсем молодые, понимаешь, вот любопытство в них и играет…

 - Да пошёл ты, - буркнул Сакуров и пошёл-таки обедать.

 Обед, можно сказать, был испорчен. Да ещё кот с кошками. Все просили есть, а кошки, к тому же, ходили пузатые.

 «Куда котят девать, чёрт его знает?» - озабоченно подумал Сакуров и выдал коту с кошками обед. Сам он поел на скорую руку и пошёл курить к сакуре. И правильно сделал, потому что, когда он вошёл в калитку на заднем огороде, к сакуре подбиралась коза. Она волочила за собой верёвку со штырём и блудливо мекала.

 - Ну, ни хрена себе! – опешил Сакуров и бросился ловить козу. Но та взбрыкнула задними ногами и была такова.

 Константин Матвеевич, забыв о перекуре и сакуре, рванул за козой. А вслед ему неслись вопли пострадавших от козьего нашествия соседей и соседок. Очевидно, коза успела в самый короткий промежуток времени, потому что совсем недавно Сакуров видел её на привязи, натворить всяких дел, на какие способны только козы. Ну, типа, сожрать раннюю капусту и потравить другую скороспелую зелень.

 - Жорка, выручай! – заорал Сакуров, обнаруживая соседа на его заднем огороде. Жорка стоял в одних трусах и поливал ракиту. В смысле, обильно мочился на её ствол.

 - Щас, только портупею надену, - хриплым с перепоя голосом пообещал Жорка, спрятал шланг и поплёлся в свою избушку.

 Поймал Сакуров козу в огороде Мироныча. Бывший морской штурман воровато огляделся по сторонам, намотал козью верёвку на руку покороче, и, влепив козе чувствительного поджопника, погнал её на свой участок, к лесопосадке.

 - Эй, помощь уже не нужна? – позвал Сакурова Жорка.

 Бывший интернационалист, действительно, надел поверх трусов портупею, а на портупее болталась кобура.

 - Нужна консультация, - откликнулся Сакуров и потащил козу дальше. – Портупею у военного добыл?

 - У него, - не стал спорить Жорка, догоняя Сакурова.

 - Решил сменить имидж? – поинтересовался Сакуров, имея в виду портупею поверх Жоркиных трусов.

 - Решил, - снова не стал спорить Жорка.

 - А куда девал прежний? – спросил Сакуров. Раньше Жорка, когда на него находило, любил выряжаться в кавалерийские галифе, десантный тельник и ватник. На ноги бывший интернационалист обувал что придётся, а вот поверх тельника всегда повязывал галстук. Галифе Жорка нашёл в бабушкином сундуке, всё остальное у него было своё.

 - Никифору презентовал, - махнул Жорка в сторону пугала. Пугало Жорка смастерил сам, назвал его Никифором и одевал его по-всякому. Жорка даже придумал Никифору свистящую шляпу в виде хитроумно продырявленного чугуна, однако никакие птицы пугала не боялись и гуляли по Жоркиным грядкам как новые русские проститутки по всем оживлённым проспектам двух российских столиц.

 - Точно, Никифору, - пробормотал Сакуров, разглядывая галстук на условной груди деревянного сооружения. Константин Матвеевич вбил штырь и подёргал за него.

 - Что, пробуешь, могла ли коза сама вытащить штырь? – догадался Жорка.

 - Мне кажется, что с превеликим трудом, - с сомнением возразил Сакуров.

 - Ни боже мой! – весело воскликнул Жорка. – Штырь-то коровий!

 - Тогда как она освободилась и пошла скакать по огородам? – развёл руками бывший морской штурман.

 - Дело в том, что я видел приезд Мишки и подслушал его претензии касательно твоей козы, - сообщил Жорка, - а так как ты его претензии нагло проигнорировал, то он тебя и наказал.

 - Не может быть! – ахнул Сакуров.

 - Может. Мишке выдернуть штырь и пустить твою козу в чужие огороды – вкуснее елея…

 - Вот сволочь! – воскликнул Сакуров. – Что же мне теперь делать?

 - Вот именно, - понятливо поддакнул Жорка, - рыло ему тебе не начистить – мелковат ты против Мишки. И подляну ему устроить большую, чем он тебе, не сможешь, – культуры не хватит. Поэтому впредь будешь привязывать свою козу там, где удобно ему, а не тебе. Или козе…