Проблемы этологии

Известный этолог профессор Конрад Лоренц рассказывает, что гусята ходили за ним всюду, как за родной матерью, но на расстоянии значительно большем, чем то, на котором обычно следуют гусята за гусыней. Они всегда сохраняли такую дистанцию, с которой человек им был виден под тем же углом, что и гусь, ведущий гусят по берегу. А так как человек больше гуся, то и эта дистанция, естественно, удлинялась.

Когда Лоренц купался в реке и из воды видна была лишь его голова, гусята, сохраняя тот же угол зрения, плыли за ним почти совсем рядом. А когда он опускал в воду голову, гусята приближались к нему вплотную. И если из воды торчала лишь макушка, готовы были забраться к нему на голову.

Так и маленькие цихлиды: когда модель была уж очень мала, осаждали ее, чуть ли не взбирались на спину, потому что стремились плыть за «мамкой» так, чтобы она всегда была им видна под определенным углом, соблюдать который обязывало их врожденное чувство.

Гусенок, днем и ночью требующий своим «фип-фипом» удостоверить, что вы тут, очень трудный ребенок. Но утенок для человека, решившего заменить ему мать, настоящий «инфан террибль» (ужасный ребенок). Потому что у него более сложный «определитель» родителей. По его тезам и антитезам выходит так, что мать прежде всего бегает вперевалочку (причем главным образом двигаться должны ноги). Во-вторых, отзывается на утиный манер.

Как только вы откроете дверцу инкубатора, утята в панике кинутся прочь. Но убегают они и от чучела утки. Человек, чтобы привлечь их, должен встать на четвереньки, побежать в этой неудобной позе (от которой он уже отвык!) и закричать, как кричит утка: «Квег-ге-гегег». Если будете кричать, поленившись стать на четвереньки, утята оповестят окрестности о своем одиночестве и не пойдут за вами. В их унаследованном от предков представлении просто не укладывается, что мать может быть такой высокой, как человек.

«Поэтому надо крякать, передвигаясь на четвереньках, — уверяет Зденек Веселовский. — Я сам пробовал, — продолжает он, — водить семью утят в саду биологического факультета, расположенном в тесном соседстве с психиатрической клиникой в Катержинках. Только крепкий забор защитил меня от этого знаменитого заведения, так как крякающий на корточках человек для посторонних наблюдателей с улицы не иначе как сумасшедший».

Хорошо выраженный инстинкт запечатления развит и у цыплят. Чтобы в этом убедиться, надо взять из-под курицы яйца незадолго до вылупления птенцов и поместить в инкубатор. Человек-воспитатель должен быть рядом, когда цыплята покидают скорлупу яиц. Он будет первым живым объектом, который они и увидят и за которым будут следовать.

Интересный случай запечатления случился однажды в Берлинском зоопарке. О нем рассказал немецкий этолог Манфред Бюргер.

Ночью самка антилопы гну родила теленка. Получилось так, что во время родов она лежала у самой двери. А под дверью была довольно глубокая ложбина — в нее и упал новорожденный. Когда он поднялся на ноги, то оказался по другую сторону двери. Мать искала его в стойле, а он был за дверью в коридоре.

Проголодавшись, маленький гну стал искать мать, но увидел не ее, а балку, которой снаружи запирали дверь в стойло. Она-то и запечатлелась в его мозгу как родитель.

Утром пришли работники зоопарка и увидели теленка гну перед дверью загона, в котором содержалась его мать. Дверь открыли и впустили детеныша в стойло. Но ни он, ни мать не интересовались уже больше друг другом. Мать не приняла своего дитятю, а дитя считало матерью бездушную деревяшку. Вот и пришлось воспитывать теленка работникам зоопарка как сироту, потерявшего родную мать.

Важно, однако, сказать, что запечатление происходит лишь в первые дни или недели после рождения животного. У лосей, например, этот период длится до трехдневного возраста, у диких кабанов — 2–3 недели, у кур и уток — 13–16 часов. А у человеческого младенца — от 6 недель до 6 месяцев.

Особая форма познания — игры

У некоторых есть даже площадки для игр. Зоолог Шлет две тысячи часов провел в седле, всюду поспевая за стадом одичавших коров на юге Франции, в Камарге. Он видел, как коровы, едва переступили границы игровых площадок (на них обычно вся трава вытоптана и есть где побегать), сейчас же, «словно автоматически срабатывает какой-то механизм, начинают играть. Бодаются, гоняются друг за другом, кувыркаясь, катаются по земле… Телята с воплями восторга скачут, задрав хвосты, и вертятся, пытаясь их поймать, что они проделывают почти так же мило, как котята».

Обычно играет молодежь, но часто полувзрослые и взрослые коровы не могут утерпеть и тоже скачут, потешая себя возней. Телята часто играют в игру, которую иначе и не назовешь, как «дочки-матери»: один теленок делает вид, что сосет другого. А тот не сердится, а делает вид, что кормит его.

У гиббонов тоже есть свои излюбленные «игровые» деревья, на которых они часами скачут и качаются, как на турниках. Молодые обезьяны играют весь день с небольшим перерывом, чтобы поесть. «Иногда, — говорит Шовен, — совершенно так же, как бывает у детей, кто-нибудь слишком разойдется и вызовет крик боли у своего товарища. Тогда, тоже совсем как у людей, появляется взрослый самец, он разнимает драчунов, награждает их несколькими шлепками, и игра прекращается. А у бабуинов дело заходит даже дальше. Создается впечатление, что они специально приходят к своему вожаку, чтобы поссориться и подраться перед ним, а тот выносит приговор».

Как только новорожденная обезьянка вырастает из младенчества, ее принимают в какую-нибудь группу молодых обезьян. Там она играет с товарищами и завязывает дружбу с однолетками, которая годами связывает тесными узами бывших товарищей по играм. С той поры обычно они никогда не расстаются, кочуя вместе всюду, даже если и обзаведутся семьями.

Карл Экли, который много раз бывал в Африке и изготовил для американских музеев сотни «лучших в мире» чучел животных — от слонов до зимородков, — видел, как слонята играли в… футбол. Они скатали из ила большой шар и гоняли его как мяч.

С мячом любят играть обезьяны, свиньи, выдры; когда мяча нет, то со щепками и корнями; землеройки катают и подбрасывают сухие листья и перья, каланы играют с комком водорослей в воде, а тюлени — с камнями. Дельфины, как мячом, играют морскими черепахами.

В наших местах любят порезвиться речные выдры, животные вообще очень милые и умные. Они играют с рыбами в кошки-мышки, когда сыты и когда хотят позабавиться. Отпустит выдра рыбешку, как кошка мышку, и ждет: пусть подальше отплывает. А потом за ней в погоню. Поймает и снова отпустит.

И из всех игр у выдр самая любимая — катание с гор. Глинистый обрыв — лучшее место для такого дела. Внизу у воды выдры расчищают берег. Уносят прочь ветки и коряги, чтобы не поцарапаться. Потом раскатывают глиняную дорожку. Лезут на обрыв и катятся вниз. Первый раз трудновато, конечно. Глина еще сухая, плохо по ней скользить. Второй раз легче. Кое-как сползет выдра в воду — оставит на склоне мокрый след. Еще раз сползет — след становится мокрее. А потом уже по обрыву как по маслу можно кататься. От мокрого брюха и хвоста такая скользкая стала дорожка, что хоть куда.