Летающие жирафы, мамонты-блондины, карликовые коровы... От палеонтологических реконструкций к предск

Интересно, что у морских черепах верхняя часть панциря полностью редуцировалась, как у кожистой, а стоило их потомкам вернуться на берег, панцирь «отрос» заново. По панцирным наслоениям можно представить, что и предки современной кожистой черепахи сначала жили на суше, потом освоили морскую стихию, где им, наверное, не понравилось, и они вернулись на берег, но там оказалось еще хуже. И они окончательно выбрали жизнь в море.

Черепахи живут на земле и в воде. Вот только взлететь они не смогли…

2. Сто попыток взлететь до братьев Райт и Можайского

23 июня 2014 года. Битый час мы шагаем в направлении Северного полюса. Преодолено огромное расстояние… километр или чуть больше. До полюса осталось 2150 километров. По счастью, нам туда не надо. То, ради чего мы забрались в тундру на северо-востоке Якутии, находится гораздо ближе: метрах в сорока. Но под ударами снежных зарядов, перемежающихся обжигающими вспышками незаходящего солнца, по пояс в талой воде, на бугристой ледяной поверхности разница между десятками метров и тысячами километров перестает ощущаться. И, сжалившись, наша цель сама взлетает навстречу: в небольшом опрокинутом ярко-голубом колодце, в глубине облаков на миг возникает бело-розовое видение, вспыхивающее особенно ярко в луче наведенной на него световой пушки — солнце в очередной раз пробило темень туч…

23 июня 1823 года такое же видение над островком Иглулик, расположенным на той же широте 70°, что и мы ровно 191 год спустя, но по другую сторону от Северного полюса, наблюдал Джеймс Кларк Росс, гардемарин флота Его Величества. Будущий контр-адмирал, первооткрыватель северного магнитного полюса и обширных площадей Антарктиды забрался в поисках Северо-Западного прохода — кратчайшего пути из Атлантического океана в Тихий — в узкий, загроможденный льдами пролив, называемый ныне именем бомбардирских кораблей «Фьюри» и «Хекла», один из которых шел под командованием Росса. Новый вид птицы получил имя чайки Росса, или розовой чайки…

Она действительно розовая и, облетая нас, позволяет рассмотреть себя со всех сторон: белая с розовым отливом головка, нежно-розовая грудка и яркое брюшко. Все это дополняется сизым оперением спинки и крыльев, блестящими карминовыми лапками, красно-желтыми бусинками глаз, изящным черным клювиком и тонким ожерельем на шее, тоже черным. По-якутски эту птицу называют «чэке», что значит «красивая» или «хорошенькая», если речь идет о девушке, но это и игра слов — звукоподражание чаячьему крику. Цвет оперения указывает на некоторое отношение розовой чайки к другой прекрасной птице — фламинго. Они не родственники, но едят сходную пищу — мелких рачков. С пищей и приобретают красящие пигменты. Рачков чайка добывает, конечно, не в тундре, а в северных морях, где ее чаще всего и встречали. Без такой подпитки птица к концу гнездового периода выцветает. Теряют розовый оттенок и музейные шкурки. Неудивительно, что через несколько лет к типовым образцам, доставленным в Эдинбург Россом, стали относиться с подозрением: «А была ли чайка розовой?..» Согласно легенде, корабль Росса вмерз в лед, капитан вынужден был провести две зимовки в Арктике, и лишь когда над мачтами пролетела розовая чайка, льды расступились.

В 1881 году шедшая к Северному полюсу яхта «Жаннетта» под командованием Джорджа Де-Лонга была раздавлена льдами, одним из спасшихся членов экипажа оказался натуралист Реймонд Ньюкомб. С собой он взял три шкурки розовой чайки и дневник экспедиции со словами: «Вид этот самый прекрасный из всех, что я когда-либо видел». А в 1893 году парусно-моторная шхуна «Фрам» путешественника и биолога Фритьофа Нансена, стремившегося покорить полюс, застыла во льдах, но экипаж под его руководством дошел до Шпицбергена. Среди вынесенных на руках коллекций были восемь тушек розовой чайки и журнал полярного исследователя с записью от 3 августа: «…Редкий таинственный обитатель неизведанного Севера, которого видели лишь случайно и о котором никто не знает, откуда он появляется или куда исчезает, который всецело принадлежит миру, доступному лишь воображению…»

Мы потихоньку продвигаемся в ту сторону, откуда взлетела наша сопровождающая и куда она уже вернулась, присев и сложив крылья: на небольшой сфагновой кочке расположено ее гнездо — гнездо розовой чайки…

Впервые гнездовья легендарной птицы открыл мировой судья Сергей Бутурлин, в 1905 году направленный Министерством внутренних дел (в наши дни его функцию выполняет Министерство природных ресурсов и экологии) в качестве уполномоченного по снабжению продовольствием Колымского и Охотского краев. В тот год японский флот блокировал подходы к дальневосточным портам России, и правительство искало новые пути снабжения отдаленных земель. Бутурлин установил, что перебои со снабжением в большей степени являются результатом деятельности, точнее, бездеятельности местных чиновников, жадных и непрофессиональных, притесняющих коренное население — якутов, юкагиров, ламутов. Уполномоченный наблюдал не только за состоянием дел, но и за малоизученной природой тундры. Он нашел колонии розовых чаек, описал их брачные игры, птенцов, разнообразие голосовых сигналов. «Самец всячески выражает самке свою нежность, то как-то поклевывая или почесывая ей шею открытым клювом, то время от времени начинает похаживать перед ней взад и вперед, несколько выпячивая зоб, и затем с какой-то трелью или трещанием „трррр“ наклоняет совершенно переднюю половину туловища к земле (точнее, ко льду или снегу), поднимая высоко вверх заднюю половину с хвостом и сложенными крыльями, и продолжает эту пантомиму несколько секунд…» — сообщал будущий всемирно признанный ученый. В декабре того же 1905 года, пока Бутурлин пребывал в Якутии, его сенсационное открытие бурно обсуждалось на заседании Британского орнитологического клуба, а вскоре известный журнал «The Ibis», и сейчас являющийся ведущим периодическим изданием орнитологов, опубликовал его статью. В ней Бутурлин сообщал, что птица, вероятно, гнездится по всей восточносибирской тундре…

В одном из таких уголков тундры — на левобережье Нижней Индигирки, принадлежащем якутскому ресурсному резервату «Кыталык», мы сейчас и находимся. И если бы не Сергей Слепцов, орнитолог из Института биологических проблем криолитозоны СО РАН (Якутск), не видать бы нам необычной чайки. Он забрался сюда еще по снегу и льду — в конце мая — и выискал несколько гнезд. «Розовая чайка, в отличие от многих других птиц, редко гнездится на одном месте, — рассказывает Слепцов, пока мы проветриваем носки и болотники на относительно сухом бугорке, среди еще голых стволиков карликовой березки. — Потому ее так редко и находили. Сегодня она облюбовала кочку здесь, на следующий год — в трех сотнях километров западнее или восточнее или вообще не прилетела».

Наша чайка (или это уже не она? — самка и самец сидят на гнезде попеременно, а опереньем они похожи) спокойно согревает пару будущих птенцов буквально на соседней кочке, метрах в пятнадцати от нас. Она выбрала удачное место — среди болота, на нейтральной полосе между владениями двух пар стерхов, больших грозных птиц, которых боятся даже очень крупные серебристые чайки, поморники и песцы — главная угроза яйцам и птенцам в тундре. А ближайшие семьи сапсанов и мохноногих канюков устроились далеко отсюда, по другую сторону большого мерзлотного бугра — булгунняха. Еще один добровольный страж — соседка, полярная крачка. Если что, она первая взмывает в воздух, мельтешит крыльями, поднимает крик и отвлекает внимание. (Издалека этих похожих по размеру и характеру полета птиц легко можно перепутать и свернуть совсем не там; лишь приблизившись к гнезду вплотную, понимаешь, что это совсем не та кочка и зря бродил по болоту лишних два часа.) Где бы ни гнездились розовые чайки — в якутской тундре, на Аляске или в Гренландии, по соседству всегда устраиваются полярные крачки, а ведь прибывают они с зимовий из Антарктики.