Моральное животное

Это расширение достигло впечатляющих масштабов. Сингер излагает, как Платон убеждал своих сограждан-афинян согласиться с тем, что на то время было великим моральным достижением: "Он убеждал, что греки не должны в ходе войны порабощать других греков, разорять их земли или разрушать их здания; они должны так поступать только с негреками". Расширение моральных отношений до границ этнического государства давно стало нормой. Сингер верит, что, в конечном счёте, оно может достичь размеров всей планеты: голодание в Африке будет выглядеть столь же возмутительным американцам, как голодание в Америке. Сама логика свяжет нас в итоге с великими религиозными учениями всех веков — с идеей фундаментального морального равенства всех. Наше сострадание будет распространено, как и должно, равномерно на всё человечество. Дарвин разделял эти надежды. Он написал в "Происхождении человека": "По мере продвижения человека к цивилизации, когда маленькие племена объединяются в большие народы, простейшее чувство сообщило бы каждому её члену, что он должен распространить свои социальные инстинкты и симпатии на всех членов этой нации, даже лично ему неизвестных. Этот момент, будучи однажды достигнутым, на деле есть только искусственный барьер, задерживающий распространение его симпатий на людей всех наций".

Сингер говорит, что наши гены в некотором смысле умничают. Они уже давно научились скрывать вульгарный эгоизм за высоким языком этики, используя его для эксплуатации различных моральных импульсов, созданных естественным отбором. Теперь этот язык, обузданный ясной логикой, побуждает мозг к самоотверженному поведению. Естественный отбор создал две вещи для узко личных интересов — холодный рассудок и тёплые моральные импульсы; каким-то образом их сочетание образует нечто, уже живущее своей жизнью.

С вдохновением разобрались. Самое же циничное объяснение того, почему столь много мудрецов инспирировали расширение моральных границ, было изложено примерно в начале этой главы: широкие границы расширяют власть мудрецов, проповедующих эти идеи. Десять Заповедей, запрещающие ложь, кражи и убийства, сделали паству Моисея более управляемой. Также предупреждения Будды о догматической ссоре сохранили основу его власти от раскола.

В поддержку этого цинизма говорит тот факт, что всемирная любовь, поддержанная столькими священными текстами, после строгого рассмотрения не выглядит истинно всеобщей. Ода самоотверженности в Бхагават Гите включена в несколько иронический контекст: Бог Кришна побуждает воина Аржуну к самодисциплине, чтобы он повысил эффективность резни вражеской армии, в которой, между прочим, несомненно имелись члены его рода. Ами в Послании Павла к Галатиянам, воспев хвалы любви, миру, доброте, и вежливости, говорит: "Давайте делать добро всем людям, особенно тем, кто с нами одной веры". Это истинно мудрые слова главы семейства. Можно начать с того, что даже Иисус на самом деле проповедовал не всеобщую любовь, а его наказ возлюбить «врага», будучи тщательно изученными, оказывается, имел в виду любовь лишь к врагам-евреям.

В этом свете "расширяющийся круг" Сингера выглядит расширением не столько моральной логики, сколько политической досягаемости. Раз уж социум вышел за уровень группы охотников-собирателей до племени, города-государства, этнического государства, то такие масштабы уместно организовывать на религиозной основе. Да, мудрецы пользуются случаем расширить пределы их власти, но это означает необходимость проповедовать соразмерно широкую терпимость. Значит, призывы к братской любви в чём-то подобны корыстным призывам политического деятеля к патриотизму. Фактически, призывы к патриотизму — это, в некотором смысле, призывы к братской любви в национальном масштабе.

Есть и третья теория, которая стоит в середине шкалы цинизма. Да, соглашается она, Десять Заповедей, возможно, сделали паству Моисея более управляемой. Но, возможно, многие «овечки» также извлекли выгоду, ведь взаимное ограничение и уважение приносят выгоду ненулевой суммы. Другими словами, религиозные лидеры, пусть и корыстные, не просто навязали свои интересы массам. Они нашли пересечение их интересов с интересами масс, и это пересечение было очень большим; по мере роста масштабов социально-экономической организации росла и зона ненулевой суммы, а личные интересы людей лежали в области поведения с, по крайней мере, минимальной благопристойностью и ко всё большему числу людей. И тут религиозные лидеры были более, чем счастливы, соразмерно повышая свой статус.

Произошли изменения не только в размерах социальной организации, но и в её характере. Моральные чувства были предназначены для конкретной обстановки или, если точнее, для конкретного ряда обстановок, таких как деревни охотников-собирателей и других более ранних обществ, контуры которых теряются в тумане предыстории. Можно уверенно говорить, что эти общества не имели сложной судебной системы и значительных полицейских сил. Действительно, сила карательного импульса отражает те времена, когда кроме вас самих никто бы не смог отстоять ваших интересов.

В определённый момент ситуация начала изменяться, и значимость этих импульсов стала уменьшаться. Сегодня мы в большинстве своём тратим неоправданно много времени и энергии, потворствуя нашему негодованию. Мы тратим день в полиции, чтобы найти выхваченный кошелек, даже если содержимое его соответствует нашему заработку в течение трех часов, и поимка вора не повлияет на наши неприятности в будущем; мы нервничаем при удаче конкурентов, хотя бессильны с этим что-то поделать, и получили бы выгоду от любезного с ними обхождения.

Трудно сказать, когда именно в человеческой истории какие-то из моральных устоев стали устаревать. Но стоит обдумать догадку Дональда Кампбелла о том, что эти религии древних городских цивилизаций, "независимо возникшие в Китае, Индии, Месопотамии, Египте, Мексике и Перу", уверенно породили знакомые элементы современных религий: ограничение "множества аспектов человеческой природы", включая "эгоизм, гордыню, жадность…, алчность…, похоть, гнев".

Кемпбелл полагает, что эти ограничения были необходимы для "оптимальной социальной координации". Имеется ли в виду оптимальность для правителя или оптимальность для управляемого, он не говорит. Но мы можем воодушевиться тем фактом, что, несмотря на имеющиеся разногласия, они не исключают друг друга. Более того, вопрос "социальной координации" может простираться за границы любой отдельной нации. В настоящее время уже стало банальностью, что народы мира более взаимозависимы, чем когда-либо. Банально, но верно. Материальный прогресс очень углубил экономическую интеграцию, а различные технологии породили угрозы, которые человечество может парировать только сообща. К примеру, деградация окружающей среды и распространение ядерного оружия. Возможно, когда-то в обычных интересах политических лидеров было разжигание нетерпимости и фанатизма своих народов в целях международной борьбы. Но это время проходит.

Индусские священные писания учат, что единая мировая душа живёт в каждом существе, мудрый человек "видит себя во всех и всех в себе". Как метафора великой философской истины — равной священности (читай: утилитарной ценности) каждого носителя сознания — это учение мудро. И как основа практических правил жизни — чтобы достойный человек воздерживался от причинения вреда другим, как бы "он не вредил себе самому" — это учение прозорливо. Древние мудрецы указали, пусть двусмысленно и эгоистично, на истину, которая была не только жизненной и не только ценной, но и нацеленной на рост своей ценности по мере развития исторического процесса.