Проси, что хочешь: сейчас и всегда (ЛП)

Мюнхен… два месяца спустя

- Джудит, поторопись, начинается «Безумие Эсмеральды», - кричит Симона.

Услышав ее, я смотрю на Эрика, cвою племянницу и Флина, с которыми отдыхаю в бассейне, и под смех своего немца говорю:

- Вернусь через полчаса.

- Тетя Джудит, как же вернешься ты! – ворчит племянница.

- Тетя Джуд…

Вытираясь полотенцем, я гляжу на ребят, сидящих в воде, и повторяю:

- Я сразу же вернусь, озорники.

Эрик хватает меня. Ему не хочется, чтобы я уходила. С тех пор как я вернулась, он не может мной насытиться.

- Ну же, солнышко, останься с нами.

- Дорогой, - шепчу я, целуя его. – Я не могу это пропустить. Сегодня Эсмеральда Мендоса узнает, кто ее настоящая мать, и наступит конец фильма. Как же я такое пропущу?

Мой немец прыскает от смеха и целует меня.

- Ладно, иди.

С улыбкой на устах я оставляю в бассейне троих дорогих мне людей и бегу на поиски Симоны. Женщина уже ждет меня на кухне. Зайдя, я сажусь рядом с ней, а она протягивает мне бумажный носовой платок. Начинается «Безумие Эсмеральды». Мы, переживая, смотрим, как Эсмеральда Мендоса узнает, что на самом деле ее мать – это болезненная наследница ранчо «Акации». Мы становимся свидетелями того, как эта потрепанная жизнью женщина обнимает свою дочь, а мы с Симоной ревем как белуги. Наконец справедливость восторжествовала: семья Карлоса-Альфонсо Альконеса-де-Сан-Хуан разоряется, а их воспитанница Эсмеральда Мендоса становится наследницей огромного состояния. Вот уже почти конец!

Мы сосредоточенно наблюдаем, как Эсмеральда вместе с сыном едет искать свою единственную настоящую любовь – Луиса-Альфреда Киньонеса. Когда он ее видит, он улыбается, разводит руки в стороны и укрывает ее в своих объятиях. Вот это момент! Мы с Симоной взволнованно улыбаемся, и когда уже думаем, что серия подошла к концу, внезапно кто-то стреляет в мужчину. Мы обе широко открываем от удивления глаза, когда видим на экране надпись: «Продолжение следует».

- Продолжение следует! – кричим мы обе с выпученными глазами.

Переглянувшись, мы в конце концов разражаемся смехом. «Безумие Эсмеральды» продолжается, и наши ежедневные просмотры тоже.

Симона уходит готовить еду, а я направляюсь в бассейн, но нахожу детей вместе с Эриком в гостиной, играющими в приставку в «Мортал Комбат». Заметив меня, Флин говорит:

- Дядя Эрик, разобьем девчонок?

Я улыбаюсь. Я сажусь рядом с любимым, и, увидев реакцию племянницы на слова Флина, протягиваю руку вперед, мы прижимаем наши большие пальцы и хлопаем друг друга по ладоням, и я шепчу:

- Давай, Лус. Покажем этим немцам, как умеют играть испанцы.

Поиграв час, мы с племянницей встаем и поем им:

We are the champions, my friend.

Oh weeeeeeee…[49]

Флин хмуро смотрит на нас. Ему не нравится проигрывать, но на этот раз именно это с ним и случилось. Эрик с улыбкой глядит на меня. Он наслаждается моей жаждой жизни, а когда я притягиваю его к себе и целую, заявляет:

- Ты должна дать мне возможность отыграться.

- В любое время, Айсмен.

Он целует меня. Я целую его. Племянница возмущается:

- Ох, тетя, почему вам все время нужно целоваться?!

- Да, как скучно! – соглашается Флин, но при этом улыбается.

Эрик смотрит на детей и, чтобы избавиться на время от них, говорит:

- Бегите. Возьмите на кухне кока-колу.

От одного упоминания об этом освежающем напитке дети убегают на кухню, как сумасшедшие. Как только мы остаемся одни, Эрик опрокидывает меня на диван и весело торопит:

- У нас есть минута, максимум две. Давай, раздевайся!

Меня разбирает смех. И тут вдруг, когда Эрик, щекоча меня, просовывает руки мне под футболку, до меня доносится:

- Буууууууу…, булочка!

Переглянувшись, мы с Эриком быстро выпрямляемся на диване. Из дверей на нас глядит моя сестра и с перекошенным от боли лицом, выкрикивает:

- Ой, боже! Ой, боже! Кажется, у меня отошли воды.

Мы с Эриком быстро встаем и подходим к ней.

- Этого не может быть. Я не могу сейчас рожать. У меня срок через полтора месяца. Я не хочу рожать. Нет. Я отказываюсь.

- Успокойся, Ракель, - шепчет Эрик, открывая свой мобильник и начиная набирать номер.

Но моя сестра остается самой собой и беспомощно ноет:

- Я не могу начать здесь рожать. Девочка должна родиться в Мадриде. Там все ее вещи и…, и… Где папа? Мы должны ехать в Мадрид. Где папа?

- Ракель, пожалуйста, успокойся, - говорю я, умирая от смеха над всем происходящим. – Папа уехал с Норбертом. Они вернутся через несколько часов.

- У меня нет нескольких часов! Позвони ему и скажи, чтобы он немедленно приезжал. Сейчас же! О, боже, я не могу рожать! Сначала должна быть твоя свадьба. Потом я вернусь в Мадрид и там наконец рожу ребенка. Вот нормальный порядок вещей, и ничего нельзя пропускать.

Я пытаюсь держать ее за руки, но она очень нервничает и отбивается от меня. В конце концов, пропустив удар от своей безумной сестры, я смотрю на Эрика и говорю:

- Мы должны отвезти ее в больницу.

- Не беспокойся, дорогая, - шепчет Эрик. – Я уже позвонил Марте, она ждет нас в своей больнице.

- Какой больнице? – встревоженно кричит сестра. – Я не доверяю немецкой медицине. Моя дочь должна родиться в больнице «12 октября» в Мадриде, а не здесь.

- Ну, Ракель, - вздыхаю я, - мне кажется, что девочка решила быть немкой.

- Нет…!

И, хватая Эрика за шею, она тянет его и, выйдя из себя, требует:

- Вызови самолет. Пусть он нас заберет и отвезет в Мадрид. Я должна родить там.

Эрик моргает. Он глядит на меня, а на меня опять нападет смех. Моя сестра беспомощно кричит:

- Булочка, пожаааааалуйста, не смейся!

- Ракель…, посмотри на меня, - шепчу я, стараясь не засмеяться. – Пункт первый: расслабься. Пункт второй: если девочке суждено родиться здесь, она появится на свет в самой лучшей больнице, потому что Эрик все устроит. И пункт третий: на счет моей свадьбы не беспокойся, до нее осталось еще десять дней.

Эрик с серьезным лицом, в подавленном от всего происходящего состоянии, просит Симону присмотреть за детьми. Потом, не обращая внимания на жалобы моей сестры, он берет ее на руки и сажает в машину. Через двадцать минут мы приезжаем в больницу, где работает моя невестка Марта. Она нас ждет. В то же время сестра продолжает настаивать. Девочка не может родиться здесь.

Но природа берет свое, и через пять часов в Германии на свет появляется чудесная девочка весом почти три килограмма. После того как я прошла с сестрой тяготы родов, потому что она отказалась остаться в операционной одна с незнакомыми людьми, говорящими на непонятном языке, я взъерошенной вышла к отцу и Эрику и посмотрела на них. Оба мужчины очень серьезны. Они встают, я подхожу к ним и сажусь.

- Боже, это было ужасно!

- Дорогая, - беспокоится Эрик, - как ты себя чувствуешь?

Продолжая переживать увиденное, я шепчу:

- Это было кошмарно, Эрик…, кошмарно. Посмотри, у меня вся шея в волдырях!

Я беру лежащий на столике журнал и глубоко вдыхаю. Как жарко!

- Смугляночка! – ворчит отец, - перестань болтать глупости и скажи мне, как твоя сестра.

- Ай, папа, извини! – вздыхаю я. – Ракель и ее дочка чувствуют себя великолепно. Девочка весит почти три килограмма, и Ракель плакала и смеялась, когда ей ее показали. Это великолепно!

Эрик улыбается, отец тоже, и потом они обнимаются и поздравляют друг друга. Но меня увиденное выбило из колеи.

- Девочка прекрасна…, но я…, мне плохо.

Меня испуганно хватает Эрик. Отец забирает у меня журнал и машет им у меня перед носом. Я слабым голосом говорю:

- Эрик.

- Да, родная.

С выпученными глазами я гляжу на него.

- Пожалуйста, дорогой. Не заставляй меня проходить через это.

Эрик не знает, что сказать. Его тревожит то, в каком я сейчас состоянии, а отец издает смешок.