Палм-бич

Может быть, существовало и еще одно объяснение, даже сейчас едва осознаваемое, просто непостижимое. Может быть, пусть только предположительно, но вина лежит на его матери. Не пустота ли в ее сердце послужила причиной всей этой ненависти, неверия во все и всей этой боли? Даже сейчас такая мысль казалась ему почти святотатственной.

Скотту страшно хотелось избавиться от этого раздиравшего его внутреннего конфликта, спрятаться от нахлынувших на него неприятных чувств. Как раз для такого случая существовал проверенный временем способ.

Бар «У Рокси». В стремительно разраставшемся современном Уэст-Палм-Бич, где дома сражались между собой за кусочек неба; к которому можно было бы подняться, лишь немногое не претерпело изменений. К этому немногому относились бар «У Рокси» и его испитой владелец Уилли Бой Уиллис. Уилли, знавший его мать и ее семью еще до того, как она вышла замуж за отца, немногословный Уилли, человек, странный по виду и умевший держать язык за зубами. Он представлялся вполне неплохим партнером для того, чтобы на несколько часов погрузиться в забытье.

В тускло освещенном помещении бара Уилли Бой тепло приветствовал его. Как обычно, он пребывал на ничейной земле между опьянением и трезвостью, в состоянии, привычном для истинного алкоголика. Кривая улыбка на сальном лице, одурманенном и искаженном, годами пьянства, показывала, что он пытается понять смысл появления Скотта.

– Привет, Скотти, малыш. Что привело тебя сюда?

Уже несколько месяцев тебя не видел. Ты что, забываешь старых друзей?

Это было дружеское приветствие. Вообще, Уилли Бой был душевным и добрым. Хотя иногда, ближе к закрытию бара, он мог становиться и злым. Сегодня, однако, Скотт был не расположен к доброжелательности. Внутри у него зарождался страшный гнев на себя самого. Этот гнев уже занял столько места, что готов был выплеснуться на поверхность.

– Ничего я не забываю, – бросил он кратко. – Налей-ка мне большую порцию «Джек Дэниэлс», и, Уилли, я действительно имею в виду большую порцию, Уилли Бой пропустил эти слова мимо ушей. Скотт обычно не был таким обидчивым, он был легок в общении. «Ну что ж, у кого угодно временами может быть плохое настроение».

Уилли потянулся к бутылке виски и щедро налил его в не вполне чистый стакан.

– Я сказал «большой», Уилли. – В голосе Скотта звучало напряжение. Он уже и так дошел до предела. Боль требовала принятия обезболивающего. Немедленно.

Уилли Бой почувствовал, как внутри у него закипает раздражение. Скотта заносит. Обычно он приходил в бар с друзьями по серфингу. Речь его была грубоватой, шутки крутыми – как у всех нормальных парней. Но сегодня Скотт казался воплощением Палм-Бич. Заважничал. Как какой-то надутый сынок богатея. Уилли продолжал наливать, но не мог не позволить себе ответного щелчка.

– Большой стакан для большого мужчины. Да, Скотти?

– И как прикажешь это понимать? – «Все, что угодно, только не думать о самом себе. Любое отвлечение. Выпивка, Ссора. Все, что угодно».

– Как хочешь, так и понимай.

Уилли ухмыльнулся за полированной стойкой. Подобные слова ему приходилось произносить уже с миллион раз. Драки в баре случались несколько раз в неделю. В каких-то выигрываешь, в каких-то нет. С Джеком Кентом и Томми Старром всегда лучше было извиниться. Сегодня этого не потребуется.

– Я понимаю так, что ты болтаешь много лишнего, – злобно сказал Скотт, делая большой глоток виски.

Глаза Уилли Боя сушились в щелки. «Щенок, надутый щенок. Двинуть ему так, чтобы он улетел к другой стенке бара. Но, похоже, он в хорошей спортивной форме и, очевидно, будет разозлен». И тут, совершенно неожиданно, последняя капля переполнила чашу долгого терпения Уилли Боя Уиллиса. Он всегда был неудачником, пьяницей. Пленником подвалов этой жизни, приговоренным влачить существование среди опилок, пота и пива. Люди входили в двери бара и плевали на него и его страдания. Такие люди, как Джек Кент, которые обращались с ним, как с мусором, хотя он и сам знал, что таковым и является. Такие, как Томми Старр, которые были слишком великодушны для того, чтобы сказать ему, кто он есть, хотя по их глазам было видно, что они о нем думают. Женщины, как Лайза Старр, которая делала вид, будто он был ей другом, пока не перебралась через мост в другой мир. И вот теперь этот. Этот сопливый щенок – словно большой и важный мужик; пришел и пинает старого бедного Уилли, как когда-то его дед. Да, не следовало ему так вести себя. Есть причины, почему ему придется об этом пожалеть. Две очень веские причины.

И они вовсе не зовутся кулаками.

Улыбка от уха до уха перерезала лицо Уилли Боя. Ума у него уже почти не осталось. Все разлетелось вдребезги под воздействием алкоголя. Но были еще две вещи, которые он знал. Пара маленьких бомб с часовыми механизмами, тикавшими на задворках его разума. Они не будут жить в его сознании вечно. Может быть, он о них забудет. Может быть, они растворятся, когда откажет его печень. Он всегда считал, что бармен – это что-то вроде священника. Слышишь все – не говоришь ничего. Но ведь это глупо, разве нет? Никто и не думает благодарить тебя за то, что ты хранишь их секреты. Они презирают тебя за это и обращаются с тобой, как с грязью. Как сейчас юный Скотт. Он склонился через стойку.

– А как поживает твой блестящий папаша? Скотт снисходительно махнул рукой. Уилли Бой точно рехнулся. Его голова превратилась в бочку капусты. Даже драка с ним не принесет облегчения.

– Да ладно тебе, Уилли Бой. Мой старик мертв уже много лет. Оставь его в покое.

– Нет, не мертв.

Скотт поднял глаза. В голосе Уилли Боя звучало явное торжество. Оно дополнялось торжествующей улыбкой, которую Скотт увидел на его лице.

– Хватит, Уилли. Выпей и заткнись. Я не в настроении слушать старые сплетни.

Скотт произнес это без особой уверенности. Вернон Блэсс был для него всего лишь именем. Он смутно гордился принадлежностью к семейству Блэссов и честно пытался представить, каким был его отец. Однако отсутствие отца не очень волновало его. Только образ матери возвышался над его миром, словно колосс. По фотографиям и рассказам у него сложилось впечатление об отце как об истинном обитателе Палм-Бич, который был хуже кое-кого, но получше некоторых. Однако в одном отец представлялся условным победителем, и лишь это имело значение. Он женился на Лайзе Старр.

Улыбка Уилли теперь стала хитрой. Лукавой и злой. Он скажет все. Он уже чувствовал это своим нутром. Он восстановит справедливость. Изобличит не праведность того, кто притворялся праведным.

Лайза Старр, которая дружила с ним, пока не пересекла, как посуху, озеро. Лайза Блэсс – королева, стоящая во главе самой преуспевающей издательской компании страны. Разбогатевшая Лайза. Лайза, набитая деньгами. Она ни разу больше не пришла в бар «У Рокси». Старые друзья брошены, удобно забыты. И никакого вознаграждения. Ничего. Но он знал ее тайну, всю свою жалкую жизнь хранил эту тайну – а ради чего? Чтобы эту тайну положили вместе с ним в гроб? Да, всех это очень устроит. Всю эту чертову компанию. Он был верен своему слову. Он сдержал обещание, данное Томми Старру. А ради чего? Чтобы умереть без ночного горшка и без окна, в которое этот горшок можно выплеснуть? А теперь этот богатый мальчишка пришел сюда и позволяет себе высокомерно с ним разговаривать. С ним, с Уилли, который знает все. Которому известна вся их паршивая, вонючая подноготная.

– Я совсем не несу вздор, Скотт, малыш. Мне просто интересно, достаточно ли ты силен, чтобы проглотить вместе с виски немного правды. Правды о твоем старике и твоей мамочке.

– Какой еще «правды»? – Скотт вдруг почувствовал, что жжение в желудке возникло не только от выпитого спиртного.

Из-за полированной стойки бара на него со злобой смотрели водянистые от алкоголя глаза.

– Ну, во-первых, ты не имеешь права носить фамилию Блэсс.

Перед тем как продолжить, Уилли сделал небольшую паузу. Он нагнулся вперед, упершись искривленными пальцами в полированное дерево стойки, чтобы лучше видеть, какой эффект произвели его слова. Лицо Скотта то проступало сквозь наплывавший на глаза туман, то исчезало в нем. В любом случае, одно было ясно. Это лицо стало белым.