Ничья (СИ)

Юлька взяла на вооружение еще один старый тезис Вани: «Всё на продажу». Нужно уметь продаваться и нужно получать за это по максимуму. Нужно не стесняться, и тогда получишь за это даже больше, чем по максимуму. Странно дело – ненавидя цитаты и умные книжки, моя девочка напропалую крадет его тезисы. Я тоже многое позаимствовала, и тоже многим пользовалась. Очень часто. А потом мы разбили нашего Ваню на отдельный цитатник. Но все равно ничего хорошего из этого не вышло. А может мы брали не те цитаты?

А может мы просто изжили себя? Как изживают себя группы-однодневки.

Но разве нас можно было отнести к ним? Тех, кто продавал миллионами свои диски. Может, все дело в материале? Нет. Может, все дело в нас? Ведь – мы больше не любим друг друга, мы никогда не любили друг друга. Может, это привязка? Я не знаю…

Но в любом случае на вопрос журналистов, которых интригует наше продолжение, мы всегда отвечали одно и то же: «Нам еще есть что сказать и что показать».

Но у нас также было и то – о чем нужно молчать. То, о чем никто и никогда не узнает.

Однажды, много лет назад, мы сидели у Вани в офисе и дожидались Шаповалова вместе с Юлькой. Мы сидели на нашем любимом диване, потягивая кофе. Ночь выдалась бессонной – мы записывали какой-то трек. Под утро должен был приехать продюсер и прослушать материал. Это было настолько волнительно, что мы не стали валить домой и отсыпаться, а решили дождаться его. За окнами шел дождь уже n-ный день подряд, и выходить из здания совсем не хотелось. Юлька включила в углу комнаты магнитофон, и заиграла какая-то мелодия. Если я не ошибаюсь, это были пробные мелодии Гаялояна. Они всегда ласкали слух. Моя девочка довольно заулыбалась и откинулась на мое плечо, всматриваясь в окно.

- Вот знаешь, Лен, если мы когда-нибудь станем такими же известными, как Бритни или как Битлс, или как Майкл…хотя, наверное, не станем? Да? Ну, если все-таки станем, ты знаешь… я вот, никогда от тебя не уйду. Буду до конца жизни с тобой петь, записывать десятки альбомов и сотни песен! Было бы круто, правда?

- Было бы круто. – Соглашаюсь я. – Мне кажется, что я тебя тоже никогда не оставлю, – я обняла девчонку одной рукой за шею, – как же мы друг от друга отстанем, если Ваня нам сказал держать друг друга за руки, даже если кто-то попытается разлучить нас? Мы ведь всегда будем вместе?

- Всегда. – Вторит она бархатным голосом, который ласкает слух ничуть не меньше Галояновской демки. – Мне всегда будет 16, и я всегда буду любить тебя…

Я замолчала и обняла ее еще сильнее. Дождь за окном прекратился, и через минуту Ваня зашел в комнату.

Кажется, что ей до сих пор 16, и она до сих пор любит меня…

… Когда открылась дверь – я сразу же обернулась. Она нашла меня. И меня совсем не волновал вопрос: «КАК»? Это совсем неважно. Она вошла почти не слышно, на цыпочках, как кошка. Наткнувшись на мой взгляд, она замерла около меня.

- Что тебе нужно? – Сонным голосом спросила я.

- Что с тобой происходит? – Взволнованно поинтересовалась та. – Ленок, мы ведь не…

- … не лесбиянки? – Я засмеялась.

- Нет, мы не любовницы. Почему ты так реагируешь?

Я и сама не могла ответить на этот вопрос. Я искренне не знала.

- Ты могла бы найти другое место для секса. – Сухо изъясняюсь я. – Никак уж не гримерку.

- Извини, я знаю, так вышло…

- Так вышло. – Вторю я, пробуя слово на вкус. – Ясно.

- Прости меня. Ты же знаешь, что ты мне дороже всех их…

- Не знаю. – Отворачиваюсь я и чувствую себя преданной. – Я хочу побыть одна, уходи…

Она тяжело вздыхает и подходит ко мне. Нагнувшись, моя девочка целует меня в висок и беззвучно удаляется.

Я удрученно лежу и смотрю в окно. Делать мне больше нечего. Вечером самолет и снова гастроли. Я совсем не понимаю, что с нами происходит. Что происходит со мной. Прошло уже столько лет, а я потерялась во времени. Застряла во временном промежутке и никак не могу отвыкнуть от мысли, что мы больше не играем. Я так боюсь признаться в себе, что заигралась. Я боюсь полюбить ее по-настоящему. Или я уже полюбила? Во всяком случае, что-то невидимое меня убивает, разрывает изнутри, заставляет сжиматься в комок и грустить. А грустить – я ненавижу.

«I wanted you to know I love the way you laugh, I wanna hold you high and steal your pain away. I keep your photograph; I know it serves me well, I wanna hold you high and steal your pain. Because I’m broken when I’m lonesome аnd I don’t feel right when you’re gone away, уou’ve gone away You don’t feel me here, anymore»

Я так хочу от всех убежать, убежать от себя. Как мне все надоело. Вокруг столько непонятного, что мне хочется от этого убежать, скрыться. Я боюсь внешнего мира, он не такой красочный и простой, как мне казалось, когда мне было 5 лет. Сейчас все по-другому.

Дежавю. Ненавижу это состояние. И песня эта звучит у меня в голове… Она звучала у меня в голове за несколько дней до того, как мы с Юлькой первый раз поцеловались. Случайно, у меня на кухне…

====== 57 ======

Сложно было перестать это делать, но я сделала. Я перестала злиться на нее с тех пор, когда без конца стала кричать на меня. Обвинять меня во всех смертных грехах, иногда бить меня. А я просто молчала, понимала, что она боится заплакать. Она никогда бы не позволила себе заплакать – это самый смертельный грех из всего списка ее смертных грехов. И она до ужаса боялась плакать. Слезы, по ее мнению, обжигали ее нежную кожу, и на тех местах оставались шрамы. Странно, но с лицом у нее все было в порядке. Это всего лишь метафора.

Я перестала злиться на нее с тех пор, когда мы перестали быть двумя псевдо-лесбиянками в коротких юбках, которые, как мартышки только и делают, что прыгают по сцене, держа микрофон на уровне груди, и так же поют. Она ненавидела меня так же, как и я ее, ненавидела всей душой, за то, что мы больше не могли быть вместе. Так или иначе – мы не могли остаться вместе. Она – жила своей жизнью, а я – своей. Так или иначе мы бы разошлись… рано или поздно. В один из вечеров я молча сидела у окна гостиницы, и перечитывала дневники со времен Тату. Она шумно вошла ко мне и, застав меня за этим занятием, снова стала кричать.

- Сколько можно, Лена, сколько ты можешь перечитывать эту чушь? Эту полную чушь! Неужели ты веришь в эту чепуху? Как ты могла верить в это тогда? Я не понимаю тебя!

- Прекрати. – Сухо и совсем негромко сказала я, не оборачиваясь к ней. За все это время я так привыкла к ее нападкам, что ровным счетом сейчас мне стало абсолютно наплевать.

Тотально наплевать.

- Дай мне это, дай я выкину это к чертовой матери, когда они закончатся у тебя? Сколько ты исписала этих записных книг?

- Перестань! Прекрати кричать на меня, оставь меня в покое, я устала от твоих бесконечных срывов, чем тебе мешают мои дневники?

- Зачем ты бредишь этим прошлым? Его нет, понимаешь? – Она подскочила ко мне и встряхнула за ворот халата.

Записная книга выпала из моих рук, а халат небрежно распахнулся. Я грустно, и в то же время, зло потупила взгляд в пол, молча продолжая ненавидеть ее. Молча продолжая любить ее всем сердцем, и зная, что мы никогда не смогли бы быть вместе…

- Посмотри на себя, Лена, – она сочувственно покачала головой, – ты ничуть не изменилась. Все та же тихоня, такая же рыжая, только робеть ты стала реже, конец, привыкла к распущенности, у нас ведь было так много времени на это, не правда ли?

- Оставь меня.

- Нужно менять жизнь, так нельзя…

- Перестань жалеть меня, – я оттолкнула ее руки от себя и встала, завязывая пояс халата. – Ты бредишь, ты живешь фальшью, это никому не нужно!

- Да плевала я на остальных, меня все устраивает! Я не ною каждую ночь в гостиничном номере, не перечитываю эти идиотские дневники! Зачем это нужно?

- Зачем ты обманываешь себя, Волкова? Чего ты боишься, я не понимаю, не понимаю, чего ты хочешь от жизни?

- Ты должна перестать заниматься этими глупостями, – словно не слыша меня, продолжила девушка.