Считай звёзды (СИ)

Как-то раз случайно услышал разговор бабушки с матерью. Она сказала, что мама недостойна отца, что… Ему нужна отдача. А моя мать умеет только принимать. И верно. Со временем я понял, что именно имела в виду старушка. Отец отдавался. Весь. Все свои силы — физические и эмоциональные. Он всеми клетками демонстрировал матери, как нуждается в ней. Не жалел себя. А она… Ну, это была игра в одни ворота. Да, мне кажется, это была игра. Словно мама не воспринимала отношения, как нечто серьезное, несмотря на общего ребенка. Она будто еще была в поиске кого-то или чего-то…

В конечном счете, силы иссякают. Запасы души заканчиваются. И человек больше не способен отдавать, ведь у него ничего не остается. А эмоциональный вампир нуждается в подпитке. Не получая её, не ощущая отдачи чувств со стороны другого, он принимает это за угасание отношений. И что следует дальше? Дальше вампир уходит на поиски нового эмоционального носителя.

А что становится с тем, кто так и не пополняет запас сил? Он отдает последнее, самое значимое.

Эмоциональный вампиризм — он как вирус, поражающий всё больше и больше людей. И ему всё будет мало, поэтому такие особи не найдут своей конечной точки, они не остановятся, не найдут счастья.

Но моей маме повезло найти конец своего пути. Ну, я думаю, последующие несколько лет она точно будет с Митчеллом. Странно, да? Ведь сам мужчина так же является вампиром. Так, как же они нашли способ существовать вместе, при этом пополняя свои запасы сил?

Всё просто, а от того и дико.

У Митчелла есть Райли. У моей матери — я. Райли зависима от отца. Я — от мамы. Райли требуется внимание и забота Митчелла. Мне всё это нужно от матери. Мы отдаемся им. Они нам — нет. Выходит, эти двое могут любить друг друга за счет наших эмоциональных сил. Мы кормим их, а сами медленно умираем. Грубо говоря, мы приносим себя в жертву, пытаясь получить ответ.

Я почти увидел смерть в тот день. Но Райли отдала мне то, что должен получать только её отец. Я грубо воспользовался ею, впитав тепло, но отдал ли обратно? Нет, в тот день я думал только о себе. И со временем жить, осознавая данный факт, становится нестерпимо. А больше удручает то, что мне приходится наблюдать за тем, как уже двое взрослых присасываются к одному человеку. Они убивают его, поэтому я не подпускаю к себе Митчелла. Он присосется так же крепко, как моя мать вцепилась зубами в Райли. Я вижу, как они лишают её сил. Ту, что спокойно отдала немного себя мне, хотя не была уверена, как меня зовут.

В пятом классе я не мог прийти к этой мысли. Но сейчас всё становится на свои места. Я заприметил Райли, с самого начала используя её эмоции, чтобы пополнять свой запас сил, но для большего эффекта мне требовалось личное общение с ней, поэтому я искал пути знакомства. Конечно, тогда не понимал всей глубины своих поступков, но теперь всё ясно. У неё сильные положительные чувства. Когда улыбалась она — улыбались все те, кто разговаривал с ней. И я улыбался…

Стоп.

Нет, стоп. Она… Нет, я не забирал её силы. Черт, она сама их раздавала. Как на гребаном конвейере. Всем, абсолютно. Ею ведь пользуются. Постоянно. Может, отдаваясь отцу, она мнимо посчитала, что должна делиться и со всеми вокруг?

Или же она просто не способна защищать свои силы и даже не подозревает, как лишается их?

Мне стыдно, но ведь до сих пор иногда использую её, чтобы помочь себе. Я совершаю неприятные поступки, веду себя агрессивно, лишь бы вызвать какой-то эмоциональный отклик с её стороны. Злость, раздражение, стыд, смятение, обида, смущение, возбуждение. В попытке оправдаться, раз за разом возвращаюсь в тот день, убеждая себя, что отдал ей в ответ. Всё произошло по обоюдному согласию, так мне казалось, но теперь я сомневаюсь в данной версии. Как выяснилось, Райли не умеет отказывать. Что, если я совершил акт изнасилования? Что, если заставил её давиться и терпеть?

Наверное, это одна из причин, почему я всё ещё здесь. Всё еще жив, не потому, что боюсь оставить мать. От болезненной зависимости можно излечиться, просто полоснув по венам, но меня злит мысль — оставить Райли им. Они сожрут её.

Мне нужно как-то вернуть ей то, что она отдала мне. И тогда моя совесть будет чиста, тяжесть вины пропадет. И я снова смогу встретить смерть так же смиренно, как её принял отец.

Но проблема в том, что представления не имею, как вернуть всё то, что всасывал на протяжении почти семи лет, начиная с первого её дня в пятом классе.

Каким образом я должен, блять, это сделать?

Стою минут пять на пороге кухни. Сегодня пропускаю школу. Весь день провожу в комнате, разбираясь с домашней работой, что реально помогает отвлечься от своих мыслей. Но к вечеру от домашки тошнит, приходится выбраться из заперти, и угадайте, на кого натыкаюсь? Нечего гадать, блять, ответ на поверхности.

Кусок крольчатины долгое время возится с приготовлением чая. Она даже не подозревает о моем присутствии. Было бы правильно подать голос, но я пока не знаю, как поступить после того, как она обнаружит меня. Или, что еще серьезнее, как девушка поведет себя? Не хотелось бы повторения вчерашнего дня. Все её крики — тоже эмоции. И…

Янг-Финчер оглядывается, от испуга выронив термос, в который хотела залить воды. Кажется, она даже пропищала что-то под нос. Смотрит не на меня. Под ноги. Сжатые кулаки держит возле ключиц. Молчу. И Райли молчит. Стоим без движений какое-то время, после девушка поднимает ладони, накрывая уставшие глаза. И слышу шмыганье.

Слезы — эмоции.

Не реагирую, только делаю шаг в сторону, чтобы не помешать Райли покинуть помещение. Девушка не медлит, хочет скорее исчезнуть с моих глаз. Или тут преобладает её нежелание видеть меня? Стою на месте, опустив глаза в пол, а холодные руки сую в карманы кофты. Прислушиваюсь к звуку шагов. Отдаляются. Всё тише. Тише, после вовсе пропадают.

Глубокий херов вдох. Смотрю на её кружку с кроликом. Не менее до охерения трудный выдох.

Бреду к кухонной тумбе, взяв её кружку, и заливаю кипятком. В голове играет какая-то назойливая песня. Кажется, группа старая, но не столь важно. Это помогает особо не акцентировать внимание на своих действиях. Бросаю пакетик зеленого чая, привстав на носки, чтобы достать аптечку. В том году маме прописали одни очень занятные таблетки, которые я сам, грешно, иногда принимаю. Она держит их в упаковке из-под гормональных препаратов, рассчитывая, что таким образом скроет от Митчелла. Мол, это просто гормоны. Ага, блять, когда-нибудь Митчелл всё равно узнает правду.

Нахожу баночку, вынув одну белую капсулу. Раскрываю, высыпая порошок к кружку. Добавляю немного сахара, зная, что крольчиха обычно не насыпает себе, но нужно перебить привкус.

Заканчиваю с приготовлением чая, разбавив немного фильтрованной водой. Сжимаю кружку, покидая кухню. По дороге на второй этаж, сам делаю пару глотков, дабы убедиться, что никакого намека на вкус лекарства нет. Шагаю по темному коридору, чувствуя в ногах гуляющий сквозной ветер. Спокойно подхожу к двери комнаты девушки. Стоп. Ещё глоток. Стучу, внешне оставаясь непоколебимым. Конечно, ответ не последует, так что беру на себя смелость зайти без разрешения. Сжимаю ледяную ручку, потянув дверь на себя, и выпускаю из темного помещения волну ветра. Вижу открытую дверцу балкона. Мило, она меня заморозить решила? Неплохой способ избавления от паразита.

Переступаю порог, сначала двинувшись к столу, чтобы включить лампу. Когда мутный свет озаряет комнату, могу набраться сил и повернуться лицом к кровати. Райли сидит, спиной прижавшись к изголовью. Я бы заикнулся о том, что данная картина напоминает момент из какого-то хоррор-фильма: девушка бледна, с синяками под глазами, голова немного опущена, поэтому взгляд падает на меня исподлобья. И смотрит в упор, зажав наверняка давно ледяные ладони между бедер.

Никаких эмоций.

И я не выражаю ничего толкового, пока подхожу к её кровати, без слов протянув кружку. Надо быть здесь и лицезреть её глаза. Серьезно, это жутко. Не выношу такого зрительного давления, оставив кружку на тумбе. Двигаюсь к балкону, грубо закрыв дверцу, чтобы перекрыть доступ морозу в дом.