Поцелуй в темноте

Держа в руке полуавтоматический револьвер, он неодобрительно реагировал, если она делала резкие движения. Однако она знала, что он не застрелит ее, а будет вскрывать одну вену за другой, пока вся ее кровь не впитается в матрас.

– Револьвер, нож… – Ройс хотела, чтобы Митч знал, с чем ему придется иметь дело. – Если тебе хочется, чтобы я умерла от потери крови, то зачем револьвер?

Приподняв подбородок Ройс тупым краем ножа, Брент ответил:

– Возможно, я передумаю и застрелю тебя. Уж больно ты меня расстроила. Ты мне нравилась. Я раздумывал, кого лучше подставить, но ты была так мила, что я чуть было не махнул на тебя рукой.

– Что заставило тебя передумать?

– Поцелуй в темноте.

Ройс с поразительной отчетливостью вспомнила тот роковой поцелуй. ПОЦЕЛУЙ В ТЕМНОТЕ! Брент оказался под дверью в тот самый момент, когда она страстно целовала Митча. Именно тогда в ее жизни произошла необратимая перемена, но узнать об этом ей было суждено только сейчас.

– Я поднялся наверх, чтобы отыскать тебя, и застал в объятиях Митчелла Дюрана. Ты целовалась с ним, как уличная девка, а ведь ты была помолвлена со мной! Знала бы ты, сколько раз отец ставил его мне в пример! Неужели я позволил бы, чтобы он вдобавок украл у меня невесту?

– Твой отец был бы рад от меня избавиться, – сказала Ройс, понимая, что нельзя позволять ему умолкнуть, чтобы Митч успел что-нибудь предпринять.

– Это точно. Он считал тебя дешевкой в кричащей одежде, со здоровенными грудями. Лично мне груди как раз нравились. – Он зацокал языком и играючи прочертил кончиком ножа вниз, в глубокую ложбину выреза. Потом, повернув лезвие плашмя, он погрузил его в эту ложбину по рукоятку. Одно движение – и верхняя пуговица ее блузки отлетела в сторону. Такая же участь постигла остальные три. Показались кружевные чашечки бюстгальтера.

Митч, стоя за дверью, едва сдерживал стон негодования. Ему стоило труда не броситься в комнату и не удушить мерзавца. Но тому достаточно спустить курок – и с Ройс будет покончено. Брента следовало сперва отвлечь. Но как?

Митч вспомнил про презерватив, который всегда хранился у него в бумажнике. Он лежал там так давно, что, наверное, был уже негоден для непосредственного использования, но сейчас Митчу нужно было от него совсем другое. Он неторопливо извлек их кармана бумажник, понимая, что любой звук может заставить Брента встрепенуться. Но Брент не ждал неприятностей и знай себе разглагольствовал:

– Знаешь, Кэролайн была далека от совершенства. Грудь у нее была плосковата. Но я все равно любил ее.

– Раз любил, зачем было убивать?

Ответом была тишина. Митч перестал разворачивать упаковку презерватива, боясь, что шорох может долететь до слуха Брента. Ему не было видно, чем занимается Брент, но блузка уже свисала с плеча Ройс, грудь была обнажена.

Ну, мысленно поторопил их Митч, не молчите, дайте мне развернуть эту штуковину! Ройс, как видно, прочла его мысли.

– Не хочу умирать, не узнав всю твою историю. Разве не справедливо потребовать от тебя откровенности?

– Сколько себя помню, я был влюблен в Кэролайн. До своей гибели в автокатастрофе ее родители были лучшими друзьями моих. Они приезжали к нам в гости, и мы с Кэролайн потихоньку убегали. Обычно мы играли в больницу. – Брент по привычке пожал одним плечом – это его движение когда-то умиляло Ройс.

Даже сейчас он казался безупречно нормальным человеком. Ройс мутило от отвращения. В его логике не было изъянов, всему миру он казался не убийцей-садистом, а рациональнейшим человеком. Однако признаки ненормальности обязательно должны были существовать. Ройс припомнила проведенные с Брентом месяцы.

Кое-что ей удалось вспомнить. Скажем, его ненормальные отношения с родителями. С удивительной отчетливостью она вспомнила его поведение на аукционе. Он набросился на нее, потому что никогда не любил по-настоящему, а всего лишь притворялся. Если бы она тогда верно проанализировала ситуацию, то поняла бы, что вся жизнь Брента была сплошным притворством. Он только и делал, что загадывал окружающим шарады.

– Знаешь, игру в больницу предложила Кэролайн. – Брент ухмыльнулся. – Даже став подростками, мы не отказались от этого занятия. Я прикасался к ее грудям – вот так… – Он переложил нож в ту же руку, которой сжимал рукоятку револьвера, к свободной рукой приподнял грудь Ройс, придавив большим пальцем сосок.

Ройс хотелось плюнуть ему в глаза, но она не посмела этого сделать. Помощь была близка, жизнь в этой ситуации была ей дороже чести.

– Кэролайн всегда снимала трусы.

Одно движение – и он распорол на Ройс юбку. Она поняла, что это безумно острый нож, каким свежуют туши.

– А я трогал ее вот здесь. – Брент запустил пальцы в заросли у нее между ног. – Она всегда просила еще.

Ройс поклялась себе, что если ей удастся завладеть его ножом, она воткнет его ему в сонную артерию.

– Почему же вы не поженились? Рука Брента замерла. Он долго рассматривал ее обнаженную грудь, потом перешел к изучению ее голого живота и места, где находились его пальцы.

– Я хотел жениться на Кэролайн, можешь мне поверить. Я десятки раз предлагал ей руку и сердце.

Ройс припомнила слова лжеграфа, обращенные к Полу: Кэролайн полюбила другого. Все стало на свои места, стоило ей припомнить мелкие детали, которые она раньше не удосуживалась свести воедино.

– Кэролайн отказывалась за тебя выходить, да? Она влюбилась в твоего отца.

Брент побагровел, в глазах появилось выражение смертельной обиды, которое ей раньше не доводилось видеть. Выходит, он воспринимает себя исстрадавшейся жертвой! Он убрал руку и опять вооружился ножом.

На одно страшное мгновение ей почудилось, что она переступила через воображаемую запретную черту, и это сейчас будет стоить ей жизни. Но он всего лишь пощекотал острием ножа ее грудь в том месте, где была видна синяя жилка вены.

Смертоносный нож двигался до одурения медленно, подыскивая местечко полакомее. Потом, словно перед ним было хрупкое дитя, Брент уколол ножом вену. Ранка получилась крохотная, размером с булавочную головку, но кровь мигом залила грудь и закапала с соска.

О, Митч, поторопись!

От вида алой крови, хлынувшей на белоснежную грудь любимой, Митч едва не выпрыгнул из-за двери. Он был готов удавить Брента голыми руками. Однако логика, спасавшая его бесчисленное число раз, и на сей раз пришла ему на помощь. Если он выдаст себя, погибнет не только Брент, но и Ройс.

А Ройс заслужила жизнь. Умереть должен один человек – Брент.

Митч запустил руку в карман и извлек оттуда горсть монет, после чего принялся опускать их по одной в презерватив дрожащими от злости и страха пальцами.

Да, он испытывал страх, но не за собственную жизнь. Этот страх он преодолел еще в юности,, когда обитал на улице и мог в любую минуту сделаться добычей более сильного. Он выжил тогда, несмотря ни на что. Но теперь он испытывал куда больший страх, чем тогда, когда он опасался уснуть на улице, чтобы кто-нибудь не полоснул его по горлу ради куска черствого хлеба или его драгоценных теннисных тапочек.

– Знаешь, Ройс, ты всегда была слишком умна, и это не принесло тебе пользы, – донесся до Митча голос Брента. – Ты права: Кэролайн любила моего отца, а он ее. Знаешь, как я об этом узнал?

Вопрос был риторическим: Брент сам поспешил с ответом.

– Однажды она приехала из колледжа домой на лето. Тогда она впервые отказалась со мной спать, сказав, что нам обоим надо переключиться на других людей. Я выследил ее и выяснил, что ее новая любовь – мой собственный отец.

Ему оказалось мало, что не проходило дня, чтобы он меня не унизил. Нет, всемогущему Уорду Фаренхолту подавай чего-нибудь покрупнее! Не удовлетворило его и то, что он предал мою мать и стал спать с девушкой, которую она любила, как родную дочь. Ему всегда было наплевать на всех, кроме его самого. Наверное, его лишь раззадоривало то, что он соблазнил единственную мою истинную любовь.

Ройс прерывисто дышала, у нее кружилась голова, но не столько от порезов, которые уже сделал Брент у нее на руках и ногах, сколько от зрелища бездонной печали, какое сейчас являли глаза Брента. С того момента, как он вошел в ее дом, она знала, что перед ней безумец, но тяжесть его состояния стала ей понятна только сейчас.