«Правила бунтаря и застенчивой девушки» (ЛП)

– Ты – не лодырь. Ты просто не любишь тратить свое время, занимаясь тем, что не нравится. Но ты так усердно трудишься и всегда делаешь то, что любишь, – она вздыхает, прислоняясь головой к окну, витая в своем маленьком мирке. – Жаль, что я не могу проводить свою жизнь, больше развлекаясь и меньше нервничая.

– Ты можешь, – я тянусь и кладу свою ладонь поверх ее. – Тебе лишь надо прекратить так сильно обо всем волноваться.

– Ага, но у меня не только я, о ком стоит волноваться, – бубнит она, ее рука подергивается под моей, но она не убирает ее.

Нас окутывает тишина, Виллоу пристально вглядывается в окно, потерянная в мыслях, возможно, напряженная из–за своей машины, ее мамы, школы, счетов. В восемнадцать лет у нее больше ответственности, чем у большинства людей за всю жизнь. Мне бы хотелось, чтобы я мог снять с нее чуть–чуть груза, но она редко принимает мои предложения о помощи. Я люблю ей помогать. Я бы хотел, чтобы она прекратила быть такой упрямой и разрешила мне починить ее машину, чтобы я перестал волноваться о том, что она может попасть в другую ситуацию, похожую на сегодняшнюю. До тех пор пока она не починит свою машину, я проведу ночи, беспокоясь о ее безопасности.

С другой стороны,  к этой стороне своей жизни мне стоило бы привыкнуть.

Даже с момента в младшей школе, когда мы только стали друзьями, я чувствовал необходимость защищать Виллоу, тогда, как другие дети дразнили ее из–за того, что на ней старая одежда и очки, которые были слишком большими. Плюс ко всему, она была такой застенчивой и редко могла постоять за себя. Это быстро стало моей работой, и я проводил свои школьные перемены, удерживая на расстоянии любого, кто посмел пройти мимо нее на детской площадке. Хотя в течение средней школы дни моей охраны уменьшились, в большей степени потому, что Виллоу изменилась.

Также изменилось то, как я на нее смотрел.

Я чётко помню тот момент. Моя мать потащила меня с собой во Францию на целое лето, и я не видел Виллоу три месяца подряд. К тому времени, как вернулся, я был взволнован тем, что снова пойду в школу, вернусь к повседневности, к возможности съесть чизбургер и увидеть своих друзей, особенно Виллоу. Частично из–за того, что я хотел проверить ее состояние, и частично из–за того, что просто по ней скучал.

У меня не было возможности увидеть ее до первого дня в школе, но несколько наших  друзей, я и она, – все договорились  по телефону  встретиться перед входом, чтобы вместе зайти.

Первой показалась Винтер. Она выглядела практически также как и в начале лета. Ее светлые волосы были чуть длиннее, и на ней, как и всегда, было платье.

– Привет Беккет. Давно не виделись, – она шлепнулась  рядом со мной на низкую стенку, которая шла вдоль лестницы, ведущей в школу.

– Я бы хотел, чтобы ты прекратила меня так называть, – мои губы дернулись.  Я ненавидел, когда она звала меня Беккетом. Отец использовал мое полное имя, когда кричал на меня, сообщая о том, как сильно я напортачил. Винтер знала, что я ненавидел это имя, но ей нравилось меня раздражать.

– Почему? – ее глаза злорадно сияли на солнце. – Это твое имя, не правда ли?

– Ага, но ты знаешь, что я его ненавижу.

– Что делает его еще привлекательнее.

Я сердито выдохнул, держа свои губы плотно закрытыми. Было слишком рано, чтобы с ней спорить, чем мы часто занимались. Некоторые друзья говорили, что мы вели себя так потому, что были слишком похожи. Возможно, это было правдой. Винтер, как и я, была из богатой семьи, и наши родители иногда могли быть невнимательными. Но они возмещали свое отсутствие, засыпая нас подарками. И всё–таки я думал, что Винтер вела себя более испорчено, чем я.

Она скрестила ноги, играя своим бриллиантовым браслетом.

– Ну, так как, в Париже было весело? Бьюсь об заклад, что было. Я бы хотела, чтобы родители взяли меня туда. Хотя они ненавидят брать меня с собой в путешествия. Ты такой счастливый, что твоя мама иногда берет тебя.

– Ага, думаю так, – я не хотел казаться раздраженным, но ездить с мамой в путешествия значит сидеть в норме отеля, пока она ходит за покупками. Единственной причиной, по которой моя мать взяла меня с собой, было то, что отец не хотел отвечать за меня.

Я сидел, сложа руки, и пялился на людей, идущих  перед нами вверх вниз по ступенькам.

– Хотя еда отстойная.

– Какая разница. Спорим что это не так. Спорим, что ты просто был… ну, собой.

Я стрельнул в нее злым взглядом.

– Что это должно означать?

Она слегка пожала плечами.

– Что иногда ты не ценишь прекрасные вещи в жизни.

Я бросил многозначительный взгляд на браслет на ее запястье.

– Кто бы говорил.

Она накрыла браслет ладонью.

– Это другое. Я благодарна своим родителям, что они подарили  мне это.

– Я тоже благодарен маме, что взяла меня в Париж. Но это не означает, что я должен врать  и говорить, что мне понравилась еда, или говорить, что оттянулся по полной, если этого не было.

– Боже, ты такой испорченный.

Я закатил глаза, прикусив свой язык. Опять же, было очень раннее утро для этого говна.

– Ты знаешь в какое время Виллоу и Луна предположительно будут здесь? – я бросил быстрый взгляд на место у подножия лестницы, где родители оставляли своих детей. – На самом деле, я хочу пойти посмотреть, где находится мой шкафчик до того, как прозвенит звонок. Ох, да, и я встретил этого парня, Ари, на днях, пока болтался на площадке для скейтборда. Он недавно сюда приехал. Казался довольно клевым. Я сказал ему, что он может позависать с нами.

–  Какой он?  Симпатичный?

– Что я похож на девчонку?

– Иногда ты ведешь себя так.

Боже, мне действительно нужно больше друзей парней.

– И ты иногда бываешь таким ребенком, но разве ты заметила, чтобы я указывал на это каждые две секунды? – я помахал Леви и Джеку, еще двум своим друзьям, игнорируя уничтожающий, пристальный взгляд Винтер.

Леви приложил руку ко рту:

 – Здарова, Бек, идешь?

– Чуть позже, – ответил я. – Я жду появления Луны и Виллоу.

– Ну, так с кем из них ты сейчас встречаешься? – пошутил Леви, а Джек засмеялся.

Я показал им средний палец, и они завыли от смеха перед тем, как протолкнуться через входную дверь.

– Я не могу поверить, что люди до сих пор говорят тебе херню из–за того, что ты зависаешь с девчонками, – хмуро сказала Винтер. – Им действительно надо заканчивать с этим.

– В смысле, как только что сделала ты? – спросил я.

Она пожала плечами:

– Это другое.

– С чего ты взяла?

– Потому что я – твой друг.

Я даже не заморачивался, чтобы понять ее логику. Вместо этого я спросил у нее, какие курсы обучения она выбрала, что, казалось, безопасной темой.

Мы с Винтер болтали, пока не заметили фургон матери Луны, останавливающийся у зоны высадки. Боковая дверь отъехала, и выскочила Луна. Она была одета в ужасную желтую водолазку и широкие джинсы. Бедная девочка. Не знаю, почему она одевается в такую отвратительную одежду. Я считал, что ее заставляла мать. Хотя точно не знал. Другие дети много над ней смеялись, а я за нее заступался, когда мог, но казалось, что этого никогда не было достаточно.

Одевая свой рюкзак на плечи, Луна двинулась к открытому пассажирскому окну, чтобы поговорить с мамой, пока выпрыгивала Виллоу. Ну, по крайней мере, я подумал, что высокая девочка без очков была Виллоу. Я не был уверен.

Она выглядела по–другому. Ее длинные каштановые волосы были распущены и вились, она была одета в плотные черные джинсы,  пару толстых сапог, зашнурованных до колен, и  в рубашке в клетку, поверх  майки на лямках.

Я оценивал ее, пока она ждала, когда Луна закончит говорить с матерью. Ее одежда не была кричащей, но обычно Виллоу надевала джинсы свободного покроя, обвисшие футболки, очки, а ее волосы были завязаны в конский хвост. Она выглядела настолько по–другому, что я обалдел.

Пока они обе поднимались вверх по лестнице, я оттолкнулся от стены, чтобы встретить их на полпути. Чем ближе я подходил, тем больше я замечал, что Виллоу стала выше, и что одежда лучше на ней сидела. Она выглядела хорошо. Действительно, действительно хорошо.