Авантюрист

— Вы еще не вышли из шокового состояния, поэтому некоторое время будет скакать температура. Хотите, я скажу сестре, чтобы она принесла вам чашку горячего чая и еще одно одеяло?

— Спасибо. Я была бы очень признательна.

— Ваш знакомый, мистер Уоррен, уже на ногах. Он спрашивал меня, нельзя ли ему навестить вас. Как вы?

Некоторое время Ребекка молчала, обдумывая, готова ли она к встрече с Робертом. Но смысла откладывать не было. Ему, наверное, не терпится покинуть Катманду.

— Да, — наконец отозвалась она. — Скажите ему, что он может прийти.

— Замечательно, — весело проговорил Сингх. Он поднялся и вышел из палаты.

Наконец по телу разлилось приятное тепло. С доктором Сингхом, вне всяких сомнений, ей повезло, хотя больница, с учетом тех стандартов, к которым привыкла Ребекка, очень скромная — это мягко выражаясь. Он сказал, что у них устаревшее оборудование. В это можно поверить, если посмотреть на обветшалое здание и убогую обстановку.

На стене прямо перед ней висел блеклый плакат, призывающий непальцев соблюдать гигиену. В палате, кроме ее кровати, было еще пять. И все заняты. Тяжелых пациенток от остальных отгораживали выцветшие занавески. В большое окно виднелись деревья, которые сильно поливало дождем. Она могла также видеть ярусы крыш храма Ниагапэла, возвышающегося над городом, и низкие облака, облепляющие горные склоны. Откуда-то поднималась струйка серовато-коричневого дыма — наверное, в одной из многочисленных деревенек, разбросанных в округе, что-то горело, — создавая характерный мазок на фоне безупречно чистого тумана. А над всем этим царили Гималаи, безжалостные и окоченевшие.

Ребекка задумчиво смотрела на свою гипсовую повязку. Эта традиционная ортопедическая процедура была вполне в пределах возможностей больницы. На дощечке в ногах кровати был прикреплен рентгеновский снимок ноги. Она вспомнила широкие округлые коридоры своего госпиталя в Америке и оборудование стоимостью в миллионы долларов.

Пришла сестра с чаем, очень темным и обжигающе горячим. На вкус он был довольно неприятным, но она, обхватив чашку обеими руками в варежках, стала послушно делать маленькие глотки, размышляя о том, что за слова придумал Роберт для разговора с ней. Ведь все уже было сказано там, в горах. Но конечно, шкура у Роберта толстая, как у слона.

— Ребекка.

Она подняла глаза. Опираясь на алюминиевый костыль, в палату входил Роберт. Ноги в непальских сандалиях были перевязаны.

Он осторожно опустился на стул, который до этого занимал Сингх, и шумно перевел дыхание. Она смотрела на него всего мгновение, еще меньше — в его темно-голубые глаза, но все же успела заметить, что нос и щеки сильно обморожены. Его распухшие губы скривились в горестной улыбке.

— Как нога?

— Нормально.

Он чуть приподнял перевязанную ногу.

— Я потерял вот здесь две фаланги. Чтобы прийти в себя, потребуется некоторое время.

— Очень жаль.

— Буду потом хвастаться перед внуками. — Он взмахнул ногой.

Да, действительно есть чем гордиться. Ребекка знала, что он приготовил какую-то речь, но будь она проклята, если хоть чем-нибудь облегчит ему задачу. Она молчала.

— Какое счастье, что нам так повезло, — сказал он.

— Это верно. Особенно мне, после того как ты бросил меня там умирать.

Он подался вперед.

— С чего это ты взяла, что я бросил тебя умирать?! Просто в одной связке нам двоим выбраться было невозможно. Дело в том, что в подобной ситуации нужно двигаться по отдельности. Я это понял и отстегнул веревку, потому что ты все время спотыкалась и затрудняла движение. Это же было лучше, чтобы я шел впереди, показывая дорогу.

— Ах вот оно что? Значит, ты пошел вперед показывать дорогу?

Он поморщился и резко произнес:

— Если бы я не отстегнул веревку, тебе бы ни за что на свете не удалось спастись. Тебе следует поблагодарить меня за это.

— Ну и дерьмо же ты, Роберт! Значит, я должна тебя благодарить. Струсил, бросился спасать свою шкуру. В конце концов это можно понять. Но разыгрывать сейчас из себя чуть ли не благородного спасителя — это уже просто сверхнаглость.

— А ты что, предпочла бы, чтобы мы оба погибли в горах? Неужели это лучше, чем вернуться живыми, но порознь?

У нее внутри вскипала черная злость.

— Ты притащил меня в этот чертов Непал. Разыгрывал из себя такого опытного альпиниста, а сам оборвал веревку и сбежал. Я не могу понять только одного, Роберт: что тебе сейчас от меня надо?

— Нас было три брата в семье, — проговорил он другим тоном, — и я был самым младшим. В детстве они научили меня плавать, просто бросая в озеро. Каждый раз, когда я вылезал на берег, они бросали меня снова. Вот так я научился не тонуть.

— Ты мне уже это рассказывал, Роберт.

— Точно так же они научили меня лазить по горам, — продолжил он. — И я с детства привык действовать таким же образом, Ребекка.

Слышать его голос больше не было никаких сил. Она отвернулась.

— Тебе лучше уйти, Роберт.

Она слышала, как он тяжело поднимается на ноги, чуть постанывая от боли.

— Мне жаль, что все так получилось, — произнес он наконец. — До свидания, Ребекка.

Она слышала, как в тишине замерли его шаркающие шаги Слава Богу, что все это наконец кончилось.

Сан-Франциско

— Для того чтобы все это устроить, ей пришлось бы встать с постели. Но она не вставала, — заметил Кэнделл.

— Нет, не вставала. — Луиза Стайглитц взяла в руки фотографию места происшествия. Сама кровать была сделана из негорючих материалов и потому наполовину уцелела, а вот то, что лежало на ней… Такую картинку слабонервным лучше не показывать.

В прошлом году после пожара в саду, когда сгорел сарай, доктор Эван Брокмен, увидев Луизу Стайглитц, почему-то мысленно сравнил ее с валькирией. Так вот, он был не прав. На самом деле Луиза была рыжеватой блондинкой, лет где-то тридцати пяти, с превосходной фигурой, возможно, только более спортивной, чем ему нравилось. Но для той работы, какой она занималась, сила была качеством совершенно необходимым.

Дом Флорио она посещала третий раз. Впервые это было два года назад, когда горничная, заснув в постели с горящей сигаретой, получила серьезные ожоги. Пострадавшая женщина упорно отказывалась признать свою вину и безуспешно пыталась подавать на хозяев судебные иски. Сейчас Стайглитц засомневалась насчет сигареты.

Второй раз это случилось год назад, когда младшая девочка, взяв канистру с бензином, устроила кремацию своих кукол. Никаких судебных разбирательств тогда тоже не проводилось, хотя случай был очень странный, и причины, заставившие юную Терезу Флорио так безжалостно расправиться с милыми беззащитными игрушками, никто толком не проанализировал.

В этот раз последствия пожара оказались наиболее трагическими. И все тоже как-то странно получилось. Серьезным образом оказалась повреждена только более поздняя пристройка, в то время как основное здание в викторианском стиле осталось нетронутым. Уж больно каким-то избирательным оказался огонь — быстро и эффективно достиг своей цели и благополучно прекратил существование.

Теперь самое главное — причина. Кто мог все это затеять? Да кто угодно. Любой, кто в это время находился в доме. Например, персонал. Правда, все они жили в другом крыле. Две девочки, которые в эту ночь находились в гостевой спальне. Почему? Потому что в их спальне проводили ремонт. Еще одно странное совпадение, размышляла Стайглитц, которое спасло им жизни. При самом лучшем исходе они обе остались бы на всю жизнь обезображенными. Нет, если бы они в эту ночь спали в своих постелях в детской, что находится в задней части дома, то, вне всякого сомнения, обе теперь были бы мертвы. В данный момент девочки в больнице, и их отец тоже там.

Стайглитц уже опросила двух маляров, работавших в детской. Оба клялись, что ни паяльные лампы, ни горячий воздух для обдирания старой отделки не использовали, и коллоидную массу для грунтовых покрытий тоже вчера на газовой плите не расплавляли. Когда уходили домой в пять, то проследили за тем, чтобы все электрические приборы были выключены из розеток. Буквально через несколько часов после ликвидации пожара место происшествия прочесал собаковод с Алексом, специально дрессированным Лабрадором, который не обнаружил никаких следов возбудителей пожара, типа бензина и прочего.