Ошибка Дон Жуана

Гвен захлебнулась воздухом.

Аристократ, чьи предки сражались на этой земле с маврами и вели в бой корабли Непобедимой Армады. Истинный идальго, богатый и знатный. Потомок королей.

— Ты, всегда была очень скрытной девочкой. Вся в отца, я же говорю. Вечно у вас с ним были секреты... Кстати, а он в курсе? Ты ему сказала?

— Сказала что?

— О медовом месяце, разумеется!

Гвен снова захлебнулась воздухом.

Аннабел Ричвуд уже оседлала своего любимого конька и не собиралась слезать с него в ближайшее время.

Всех женщин, которые до тридцати лет не сумели заарканить себе подходящего супруга, Аннабел считала отработанным материалом, не стоящим никакого внимания. С некоторыми оговорками в эту же категорию она уже занесла и свою старшую дочь, сосредоточив все внимание на умнице младшей: та, не тратила времени на дурацкое образование, а вовсю искала мужа. Теперь же, благодаря провидению, Аннабел уже не сомневалась, что и старшая дочка оказалась пристроенной в хорошие руки.

— Мама, не начинай! Это был просто несчастный случай, и я...

— Прекрасный дом! А шикарная ванна на открытой террасе с видом на океан? У нас с папой была такая же, на Ямайке, когда он работал там в посольстве. Как это романтично — лежать в теплой ванне и слушать плеск волн...

Видимо, потрясение и температура сыграли с Гвен плохую шутку. Она очень живо представила себя в этой ситуации... розовый мрамор оттеняет белизну ее кожи... смуглое тело изгибается рядом с ней... мускулы и золотая кожа... синие глаза... мокрые черные кольца волос смешиваются с ее серебристыми прядями... губы, сливаются в долгом и томительно-прекрасном поцелуе...

Гвен все-таки ущипнула себя — иначе это безобразие было не остановить. Маму тоже хотелось ущипнуть, но это было бы слишком. Гвен ограничилась язвительным замечанием:

— Да, еще отлично было бы поставить на той же террасе биде...

— Гвендолен Мойра Ричвуд, ты говоришь глупости и прекрасно об этом знаешь! Ну, вылитый отец! Доктор!

— Да, мэм?

— Как она? Мне кажется, она немного странная...

На этот раз Гвен даже не протестовала против такого определения. Покажите-ка человека, которому дали по голове комодом, похитили и увезли в логово торговцев наркотиками, а наутро выяснилось, что торговец наркотиками принадлежит к самому знаменитому семейству Европы, как такой человек будет выглядеть? Особенно, если ему все время намекают на медовый месяц, о котором он, то есть, она, не имеет никакого понятия?

Любой будет странно выглядеть!

Гвен вдруг поняла, что ее охватило странное, почти болезненное возбуждение. Грудь напряглась и отяжелела, соски горели, щеки поминутно вспыхивали румянцем, дыхание было прерывистым...

— Здесь очень жарко...

— Не говори глупостей, вентилятор работает отлично!

— Простите, мадам, но...

Гвен бросила на доктора благодарный взгляд. Мама — прекрасная женщина, но разговаривать с ней порой совершенно невыносимо. Особенно, когда болит голова.

— ... я, хотел бы сказать следующее. Мисс Ричвуд получила сильный удар по голове. Разумеется, покой и отдых, обязательно помогут ей, хотя я настаивал бы на рентгене, но моя главная забота — ее лихорадка...

— Что? У меня лихорадка?

— Да, дорогая мисс Ричвуд. Горло красное, температура довольно высокая, лимфатические узлы увеличены — все признаки инфекции.

Гвен за всеми своими приключениями и не заметила признаков надвигающейся болезни, но теперь ясно поняла, что в горле першит, а глазам очень жарко.

— Доктор, но откуда в такую жару...

— Я бы сказал, что это вирус, но с уверенностью утверждать не берусь. Возможно, нервная реакция... подождем сутки, бывает, все проходит само собой. Вы не можете вспомнить, какие контакты у вас были за последние тридцать шесть часов?

— Думаю, да. Это мог быть малыш Фрэнки... в самолете у меня на коленях сидел малыш. Он не хотел спать, и был горяченький...

Аннабел Ричвуд поспешно отодвинулась от Гвен на край постели. Доктор иронически взглянул на нее и подмигнул Гвен.

— Что ж, возможно, именно в нем все дело. В самолетах вообще полно всякой заразы. Воздух просто циркулирует, но не вентилируется.

Аннабел сердито покачала головой.

— Как это похоже на тебя, Гвен! Никогда не думаешь о других. У отца первый за несколько лет отпуск, вдруг он тоже заболеет по твоей милости?

— Прости, мама...

— И эти самолеты! Платишь за первый класс...

— Я, летела экономическим, мама.

— Экономическим?!

Гвен вздохнула. Снобизм ее матери был чем-то сродни чертам лица: даже если они несовершенны, от них никуда не денешься. Аннабел Ричвуд появилась на свет благодаря союзу рабочего и швеи, но предпочитала никогда не вспоминать об этом прискорбном факте своей биографии.

— Мама, ради Бога...

— Гвенни! Я могу войти?

Круглое, румяное лицо судьи Ричвуда появилось в дверях, и Гвен устало улыбнулась отцу. Сейчас он воплощал в себе черты всех великих героев Британии, в разное время спасавших дев, попавших в беду.

Он направился к дочери с распростертыми объятиями, но Аннабел Ричвуд немедленно издала пронзительный вопль:

— Джеймс! Не подходи к ней! Она — носитель инфекции!

На ласковом лице судьи промелькнула тень усталой обреченности.

— Аннабел, перестань пороть чушь. Сотрясение мозга не заразное заболевание.

Гвен грустно усмехнулась и помахала рукой отцу.

— Жаль, но мама на этот раз права.

— Я всегда права, и если бы Ричвуды хоть иногда прислушивались к моим советам...

— Папа, доктор считает, что я могла подцепить вирус в самолете.

— ... однако они никогда этого не делали, вот почему твоя дочь, Джеймс Ричвуд, лежит здесь, в этой постели, вместо того...

— Как ты себя чувствуешь, Плюшка?

Детское прозвище вызвало слезы на глазах Гвен. Ей захотелось прижаться к груди отца и пожаловаться ему, как бывало в детстве, на всех, кто обижает несчастную Плюшку...

В следующий момент ее слезы высохли сами собой, не успев пролиться.

Родриго Альба, красивый гад, и разбойник, ошибочно полагающий, что рождение в аристократическом семействе дает ему некие привилегии, стоял в дверях, излучая сексуальность и прямо-таки бьющую через край силу и энергию. Гвен одарила его яростным взглядом, способным сделать честь даже Медузе Горгоне. Во всяком случае, та подтвердила бы, что Гвен на правильном пути.

В самом деле, какого дьявола надо было устраивать весь этот цирк? Почему не объяснить все сразу, почему не назвать свое имя по-человечески...

Родриго прекрасно видел, что карие миндалевидные глаза дикой кошки Гвендолен Мойры Ричвуд излучают гнев и откровенное презрение, и это его не то чтобы удивляло, но как-то... бодрило. Гвендолен Ричвуд совершенно явно не принадлежала к тем женщинам, которые встречались Родриго до сих пор. Хорошенькие, как ангелы, расчетливые, словно демоны, эти дамы напевно рассказывали Родриго то, что он, по их мнению, хотел слышать. Какой он красавец, какой он умница, как у него замечательно получается все, за что он берется... О, как счастлива будет та, которую он поведет под венец! При этом Родриго ни секунды не сомневался, что если бы он представил им свою возможную избранницу, она наверняка скоропостижно скончалась бы минут через пять. От ядовитых замечаний и смертоносных улыбок.

Таковы были женщины Родриго Альба, и он привык относиться к ним философски, то есть не слишком серьезно.

Он никогда не прикладывал особых усилий к процессу обольщения.

Гвендолен Ричвуд была совсем другой.

Непокорной. Дерзкой. Самостоятельной.

Красивой, без слащавости. Изящной без худосочности. Яркой без косметики. Настоящей.

Он ответил ей насмешливым и надменным взглядом, но в глубине души был расстроен. Почему-то ему впервые за много лет захотелось понравиться девушке.

Ситуацию разрядил доктор. Мягким и профессионально задушевным голосом он сообщил, что у Гвен явные признаки вирусной инфекции, отягощенной небольшим сотрясением мозга.