Selbstopfermanner: под крылом божественного ветра

— Понимаешь, я никогда ему не изменяла, ни разу, — тихо говорила она, глядя в никуда. — Я знала, что он гуляет, отлично это знала. И он знал, что я в курсе его измен. Но он словно боялся, что я не выдержу и отомщу ему тем же. Он говорил, что слишком молод, ничего в этой жизни еще не попробовал, а я ему мешаю жить по полной. При этом я оказалась как будто запертой в шкафу, из которого меня никуда не отпускали. Я смотрела на ситуацию со стороны и с ужасом понимала, что у меня не осталось вообще никого рядом — только он. Он же даже тебя выжил! — Мари посмотрела на меня с тревогой и какой-то надеждой. Я кивнул на всякий случай. Наверное, она права — близнец искал повод очистить территорию и он ее очистил. Я только не понимаю, зачем… — Билл как змея менял шкуру. Его крючило, ломало, ему было плохо, и он делал плохо окружающим. Он словно выдавливал всех, сам заполнял помещение, но тоже в нем не помещался, поэтому он крушил стены. Не знаю, как это объяснить… Он трансформировался, и эта трансформация уничтожала окружающий его мир. Он как огонь пожирал все вокруг себя, понимаешь? Он оставил мне какой-то пятачок, с которого я не могла никуда уйти, мне нечем было дышать, меня обжигало, на котором я загибалась, а он «облизывал» меня пламенем и следил за реакцией — сдохнет или еще можно поиграть? А потом я залетела. Когда я окончательно приняла решение уйти от него, я тупо залетела! Вот такую свинью подложил мне организм! Смешно даже… В тот день я смотрела на тест и не понимала, что делать. Вроде бы я в том возрасте, когда уже надо рожать, но у меня семья рушилась на глазах, куда на этих руинах рожать? Я сказала об этом Биллу. Том, он так обрадовался! Я даже не ожидала от него такого! А спустя несколько недель он вдруг начал гундеть, что дети не его, что я их нагуляла, что мне надо пойти и немедленно сделать аборт. А какой аборт, когда дети в животе уже шевелятся, и я их чувствую! Я ему объясняла, что у меня никогда в роду не было близнецов, ни у кого, что если он мне не верит, мы можем сделать тест на отцовство, а он смотрит на меня с ненавистью и опять своё — блядские выродки. А когда в больнице дети лежали на выхаживании, он приехал на них посмотреть, и врач при мне ляпнула, что блондинчики хорошенькие получились. Мама черная, папа черный, а дети — блондины!

— Папа крашеный черный, — поправил я.

— Вы все равно темные, шатены. Веришь, в тот момент я поняла, что всё, только что эта тетка поставила точку в истории моей семьи. Ну а потом… Потом ты уже все знаешь…

— Почему ты ничего не сказала мне?

— А что я должна была тебе сказать? — вскочила она и взмахнула руками. — Ты всегда его прикрывал! Ты врал мне! Ты постоянно мне врал! Я думала, что ты заодно…

— Дура! — рявкнул я на нее. — Я просто не хотел тебя расстраивать!

— Вот и я не хотела тебя расстраивать!

Я замолчал, покрутил в руках сигареты, но курить не стал.

— Ты хочешь, чтобы он вернулся? Ты сама хочешь к нему вернуться? Только честно.

Она включила чайник, достала чай и сделала нам бутерброды.

— Не знаю, Том. Я так устала от него за эти два года, что не знаю, хочу ли я вообще иметь с ним хоть какие-то отношения. Я не хочу от него ничего. Ни денег, ни его присутствия, ни общения с детьми. Меня трясет от мысли, что весь этот ад может повториться. Я любила другого человека, я знала любовь другого мужчины — сильного, решительного, временами отчаянного, но нежного, страстного и любящего. Я понимала его с полу-взгляда, с полу-жеста. Я два года пыталась научиться любить нового Билла, находила в нем что-то свое, что-то особенное. Нам всем было трудно — тебе, Георгу, Густаву. Но вы как-то нашли другую дорогу, а Билл нашел другого себя. И этот другой убил мою любовь. Если бы он стал таким же, каким был, тем ласковым, заботливым человеком, от присутствия которого рядом я таяла, то, возможно, я бы захотела вернуться в свое гнездо и забыть весь этот кошмар. Но ты же понимаешь, что это фантастика. Сейчас я словно заморожена в айсберге — ничего не чувствую, летаргический сон какой-то. Я даже к детям ничего не чувствую. Они есть, материнский инстинкт бережет их и заботится, но внутри у меня пустота изо льда.

— Мама сказала, что у тебя послеродовая депрессия, поэтому ты капризничаешь, — улыбнулся я ей. — Ничего, все образуется.

Мари поставила передо мной чашку с чаем и положила бутерброды.

— Да, образуется. Только надо найти нормальную работу.

— Зачем? У тебя есть я. У детей все есть, у тебя полный холодильник. Переедешь на новую квартиру с первого августа, все-таки найдем тебе нормальную няню, и ты сможешь больше заниматься собой. Дети подрастут, вернешься на студию. Куда я без тебя?

— Дело не в этом. На студию я не хочу возвращаться, сам понимаешь, там Билл. Ты же не оставишь брата безработным. А дома… — Мари забавно покраснела. — Дома я деградирую. Мне не с кем поговорить…

— Как тебе не стыдно! — возмутился я. — Я к тебе приезжаю каждый день после работы. Весь вечер провожу с тобой и детьми, купаю их, играю с ними. Мы вечерами с тобой вместе гуляем, я рассказываю тебе о себе, а ты о себе. Я укладываю вас всех спать и сам валю домой! Что значит, тебе не с кем говорить?

Мари смущенно потупилась, сделала смешную моську, а потом призналась:

— Я подсела на сериалы. Я смотрю их три штуки каждый день. Сегодня я нашла четвертый интересный сериал. Том, я ненавижу сериалы.

— Так не смотри!

— Так днем только сериалы и показывают! Сериалы и ток-шоу. Еще не известно, что хуже! Мне не хватает людей, не хватает общения и какого-то дела. Я не домохозяйка, я тупею дома. Через месяц мне не о чем будет с тобой говорить! Только о том, как Яго спас Морену, после того, как эта дура поперлась купаться на горную реку и навернулась с крутого берега!

— Ой, дьявол, — скривился я. — Не дай бог…

— Кстати, интересный сериал, — со знанием дела заверила она меня.

Я рассмеялся.

— Мари, у тебя маленькие дети. Мне не в лом вас содержать, честное слово, только в радость. Я хочу приходить к тебе каждый вечер, хочу ужинать с тобой, хочу целовать тебя перед сном и желать тебе спокойной ночи, как раньше. Если ты опять дорвешься до работы, то дети точно осиротеют.

— Том, но ты же не можешь содержать нас вечно.

— Это не твоя забота. Считай это инвестициями в будущее моих племянников.

— К тому же ты всегда делал самый вкусный кофе по утрам, так что тем более не честно.

— Это намек? — поиграл я бровями.

— Угу… Зная связи Сью, я перейду ей дорогу только тогда, когда решу свести счеты с жизнью.

Я покровительственно накрыл ее кисть своей:

— Для начала ей надо будет убрать меня. А я сволочь живучая. Все равно, Мари, я не понимаю…

Она задумчиво вздохнула и беззаботно махнула свободной рукой:

— А, не парься. Мне психолог сказал, что в жизни не всегда есть логическое объяснение поступкам. Иногда люди просто их совершают. И всё. Да и Билл… Ну что он видел до меня? Только работу? Со мной он видел только работу. А вот остался без работы, и ни меня, ни работу видеть больше не хочет. Это его выбор и его решение. Пусть будет так. Возможно, я тоже была где-то не права, может быть я на него чем-то давила или раздражала, может быть мои слова его оскорбляли или еще что-то… Ты же понимаешь, я не могу адекватно оценивать эту ситуацию. Я чувствую себя униженной и оскорбленной, поэтому оправдываюсь и обвиняю. Скорее всего, у Билла тоже есть ко мне претензии. И он так же чувствует себя униженным и оскорбленным, поэтому оправдывается и обвиняет. Я ведь, Том, тоже не пушистая зайка. Мы же спорили, ругались, ссорились. Иногда я его злила и доводила, провоцировала… Уверена, Биллу есть, что мне предъявить. У каждого своя правда, Том. Когда он успокоится, ты поговоришь с ним, и он все объяснит. Не волнуйся, со мной всё будет в порядке. Жизнь в любом случае продолжается. Может быть, меня уже ищет мой настоящий мужчина, только из-за Билла он не мог меня найти. А теперь я свободна и у него есть шанс.