Основной инстинкт

— Нет, пожалуй, необязательно.

— Тогда поедем, — поторопил Ник, — До города путь неблизкий.

— Эээ… разрешите мне переодеться во что-нибудь более подходящее? Я буду готова через минуту.

Гас Моран и Ник Карран кивнули.

— Ну, вот и договорились, — сказала она, улыбаясь. — Она широко распахнула дверь и поманила их к себе. — Входите. Присаживайтесь, — проговорила она и скрылась в комнате, которая находилась за гостиной.

Дом на берегу был храмом современного дизайна, украшенным творениями футуристов из темного матового пудлингового железа и блестящего хрома.

Обстановка и картины радовали глаз, но взгляд полицейских приковал кофейный столик, который стоял перед ними. На нем была разложена стопка желтоватых вырезок — длинных статей из двух самых популярных ежедневных газет Сан-Франциско «Кроникл» и « Экзаминер» с заголовками, которые Ник слишком хорошо знал.

«ПОЛИЦЕЙСКИЙ ИЗ ОТДЕЛА ПО БОРЬБЕ С НАРКОТИКАМИ ОПРАВДАН ПОСЛЕ ВЫСТРЕЛОВ В ТУРИСТОВ» — резал глаза заголовок в «Экзаминер». «БОЛЬШОЕ ЖЮРИ ПРИЗНАЕТ ВЫСТРЕЛЫ СЛУЧАЙ— НЫМИ» — писала «Кроникл». Там еще лежали вырезки из двух самых читаемых газет контркультуры «Ист Бей Экспресс» и «Гардиан». В них тоже были опубликованы длинные статьи, в которых Ника признавали невиновным, но потому только, что он стал жертвой отжившей системы нравов, согласно которой продажа и хранение наркотиков считается уголовным преступлением.

Ник почувствовал себя так, точно получил удар в челюсть. Ему оставалось только разглядывать горькое напоминание о собственном невеселом прошлом — свое хмурое лицо, навечно запечатленное на снимке фотографом из «Экзаминер», поймавшего Ника на ступеньках здания суда. Даже Ник должен был согласиться, что на этой фотографии он отнюдь не выглядел жертвой случайного стечения обстоятельств, он выглядел чертовски виноватым.

— Похоже ты попал в клуб своих почитательниц, Ники, — шепнул Гас Моран.

— Сколько это займет у нас времени? — спросила Кэтрин из соседней комнаты.

— Трудно сказать. Всё зависит от того, какие вы дадите показания, — как можно спокойнее произнес Ник.

— Тогда это продлится недолго.

И вдруг Ник понял, что может видеть ее полное отражение в длинном от пола до потолка зеркале, что стояло в углу комнаты, где переодевалась Кэтрин. Он наблюдал за ней через полуоткрытую дверь и размышлял, было ли это случайным совпадением или она дразнила его нарочно. Она непринужденно скинула одежду и стояла обнаженная в середине комнаты спиной к нему. Потом вынула заколку и ее длинные, густые волосы упали ей на плечи, она убрала их в пучок-раковину.

Ник продолжал смотреть на нее.

— Вы всегда держите в доме старые газеты? — спросил он, не отрывая взора от изображения в зеркале.

Кэтрин вынула из стенного шкафа легкое платье и быстро набросила его. Она не стала надевать нижнее белье.

— Я держу их, если в них есть что-то интересное. Кэтрин вышла из комнаты, где переодевалась.

— Я готова, — объявила она, отложив щетку для волос.

— Знаете, — сказал, поднимаясь Гас Моран, — мы должны предупредить вас, что вы имеете право на адвоката.

— Зачем мне адвокат?

— Некоторые люди чувствуют себя лучше в присутствии адвоката, когда их допрашивают в полиции, — сказал Гас. — Уж поверьте нашему опыту.

— Детектив Моран, — ответила Кэтрин Трэмелл, — я не «некоторые люди».

— Я заметил, — сказал Гас.

Кэтрин Трэмелл сидела на заднем сиденье позади Гаса, и он время от времени тайком посматривал на нее.

Они проехали несколько миль по дороге из Стинсон— Бич, когда Кэтрин наконец нарушила молчание. Она подалась вперед и заговорила с Ником.

— У вас есть сигарета? — спросила она.

— Я не курю.

Она слегка покачала головой.

— Курите.

— Я бросил.

— Поздравляю.

Она откинулась назад и стала рыться у себя в сумочке. Спустя мгновенье она положила в рот сигарету и зажгла ее, с удовольствием выдохнув густой дым.

— А я думал, что у вас нет сигарет, — сказал Ник.

— Нашла немного у себя в сумке. Хотите угощу? Она предложила пачку.

— Я ведь сказал, что бросил. Она понимающе улыбнулась.

— Это ненадолго.

— Спасибо, — угрюмо сказал Ник.

Гас взглянул на своего напарника, опасаясь, как бы Кэтрин Трэмелл не допекла Ника, у которого был опасно вспыльчивый характер.

— Значит, вы работаете над следующей книгой? — вежливо спросил Гас, желая увести разговор в более безопасное русло.

— Да, работаю.

— Должно быть, нелегко без конца сочинять всякие истории.

— Это опыт познания.

— Вы что, разыгрываете меня? Какое тут познание?

— Писательская работа учит искусству лжи, — твердо сказала Кэтрин.

«Час от часу не легче, — подумал Гас, — рядом с этой дамочкой точно все время ходишь по тонкому льду. Что ни слово — тонкий намек».

— Как это? Не понимаю — почему писательская работа учит лжи?

— Вы придумываете содержание книги, но оно должно быть правдоподобным, — сказала Кэтрин таким тоном, словно выступала перед выпускниками Беркли из литературной группы. — Для этого даже есть специальный термин.

— Правда? Какой?

— Усыпить недоверие. Гас засмеялся.

— Здорово.

Он взглянул на Ника.

— Ты слышишь, Ник? «Усыпить недоверие». Жаль, что я не могу усыпить свое недоверие навечно. А ты что скажешь, Ник? Ты хочешь усыпить свое недоверие?

— Можно попробовать.

— Это легко сказать, но трудно сделать, — проговорила Кэтрин, стряхивая сигарету где-то возле пепельницы.

Они проехали еще несколько миль по извилистому шоссе. На этот раз Ник нарушил молчание.

— Так о чем же ваша новая книга?

— Разве вы не слышали? Автору не стоит задавать такие вопросы.

— Что? Можно сглазить или есть иные причины? Не могу поверить, что вы суеверны.

— Я не суеверна. Но это, пожалуй, не имеет никакого отношения к предрассудкам.

— Тогда почему нельзя спросить? — допытывался Ник. — Боитесь кто-нибудь украдет ваши мысли?

— Нет, опять не угадали.

— Так в чем же дело? — спросил в свою очередь Гас.

— Некоторые авторы полагают, что, если рассказать содержание книги до того, как она написана, это лишает ее новизны. Сюжет теряет интерес и становится избитым еще до того, как автор попытается вдохнуть в него жизнь.

— Ерунда, — сказал Ник. — Чем это может навредить? Вы говорите о книге как о чем-то хрупком, уязвимом создании, хотя это всего лишь плод ваших размышлений.

— Я и не знала, что вы так хорошо разбираетесь в литературе, — заметила Кэтрин.

— А зря. Вы и не знали, что я бросил курить, — огрызнулся он.

Они молча проехали еще милю-две. Затем она нарушила тишину.

— Я пишу книгу о детективе, — внезапно произнесла она. — Он влюбляется в порочную женщину.

— Ты слышишь, Ники?

— И что же с ним происходит?

— Она убивает его, — спокойно ответила Кэтрин Трэмелл.

Глава шестая

Комнаты для допроса в здании полицейского управления Сан-Франциско на Брайант-Стрит, размещавшиеся в помещении суда, были не более привлекательны, чем чрево большого холодильника. Корелли, Толкотт и Уокер поджидали Кэтрин Трэмелл в самой приличной из них, но все равно она имела уныло казенный вид. Там стоял стол министерства общественных работ, несколько стульев с сиденьями, обитыми черным винилом, и корзина для мусора. Перед столом была установлена видеокамера с объективом, устремленным, точно ствол автомата, на единственный незанятый стул.

Там должна была сидеть Кэтрин Трэмелл. Она вошла вместе с Ником Карраном и Гасом Мораном по бокам и окинула холодным взглядом комнату, где сидели мужчины. Кэтрин явно была здесь не на месте. Но если она и заметила это, то не подала вида. Карран уже знал, что привычка скрывать свои чувства была ее второй натурой.

Как только она появилась, Корелли вскочил на ноги и протянул ей жирную лапу.

— Мадам Трэмелл, я Джон Корелли, помощник районного прокурора. Должен сообщить вам, что этот допрос записывается на магнитофонную ленту. Мы имеем право…