Самая желанная

— Зачем ты это взяла? — всполошился Строцци. — А вдруг вещь имеет антикварную ценность — формальностей не оберешься.

— Это дешевая вещица, даже не знаю, серебро ли, да и камни не представляют ценности. Но лет сто, наверно, ей есть. — Кристина нежно потрогала браслет. — Дорога мне как память, да и по ассоциации с одним классическим литературным произведением. Вроде — любовный талисман.

— Тогда пиши: «мельхиор с гранатами» и не спорь с таможенником, если скажет, оставишь браслет здесь, матери.

Но таможня ценностью Кристины пренебрегла.

Когда самолет набрал высоту и стюардесса предложила пассажирам напитки, Руффо потребовал для своей спутницы двойную порцию коньяка.

— Выпей, бамбина, тебе надо прийти в себя. А то подумают, что я насильно похищаю русскую красавицу! — Он захохотал, поглаживая себя по животу.

Кристину действительно периодически трясло с того самого момента, как она подписала контракт и увидела авиабилет со своей фамилией и датой вылета. Мать только ахала, не решив еще, пугаться внезапной перемены в судьбе дочери или радоваться. То она начинала вспоминать про мафию и пугать Кристину подозрениями насчет чистоты намерений ее патрона, то взахлеб расхваливала страну, в которой так и не побывала.

Надин недовольно пробурчала в трубку:

— Ну, ты шустра, не ожидала! Смотри, чтобы этот «Карат» тебя через неделю на панель не выкинул или не запродал в деревенский бордель. Сейчас везде одни бандиты… Ну а если встретишь графа, в гости зови. Я подарки люблю, особенно от должников.

Руффо, которого в первую же ночь интима, состоявшегося в его номере гостиницы «Марко Поло», Кристина стала звать по-русски «папашка», на бандита похож не был. Смешливый и несколько безалаберный синьор с семейством из пяти человек в пригороде Рима поразил русскую «бамбину» сексуальным потенциалом, намного превосходящим возможности Эдика. К тому же он был по-отечески щедр.

За день до вылета итальянец отвез Кристину в ГУМ, превратившийся теперь в шикарную ярмарку солидных европейских фирм, и подобрал ей кое-какие вещи «для шика», начиная от мехового жакета, парфюмерии, украшений и кончая чемоданом и сумками.

В большущий чемодан-гардероб на колесиках поместилась одежда и обувь, в маленькую кожаную сумочку, висящую на плече, Кристи спрятала билеты и документы. А изящный баульчик фирмы «Карат» с множеством отделений для косметики и украшений хранил набор туалетных принадлежностей и великолепный сафьяновый футляр с полученными в качестве приза колье и диадемой.

— В изделиях нашей фирмы щеголяет Европа и весь Голливуд, начиная от Клеопатры и кончая инопланетянками. Мы выполняем сложнейшие заказы, работаем на массовый рынок и даже с отдельными клиентами, — хвастался Строцци.

— Для меня большая честь поработать у вас, — заверила его Кристина, просмотревшая проспекты и буклеты «Карата». Все было очень серьезно — и с фирмой, имевшей солидное положение и филиалы в Европе, да и с самим полномочным представителем главного менеджера Руффо Строцци, столь серьезно подготовившего визит новой фотомодели.

— Руффо, почему вы все же выбрали меня? Там было полно красивых девушек, — допытывалась Кристина.

— Это же очевидно, детка. У нас в Риме тоже полно красоток: и своих, и приглашенных. Фирме требуется сугубо русский типаж для нового направления изделий. А кроме того, ты была единственная, в чьей анкете указывалось знание итальянского языка. И анкета не солгала! Это просто удивительно — русские так много врут и так редко знают итальянский…

— Я учила его чуть ли не с детства, потому что моя мама была влюблена в вашу страну. Без конца смотрела фильм «Римские каникулы», — ну этот, старый, с Одри Хепберн и Грегори Пеком, и все изучала маршруты по Италии, все собиралась… А поехала я. Может, это судьба?

— Разумеется, судьба. У нас много верующих католиков, которые считают, что без соизволения Господа ничего не происходит на этом свете. — Строцци изобразил на лице выражение благочестия. — И выходит, что мы с тобой, детка, всего лишь исполняем предначертания Всевышнего.

Кристина ухмыльнулась, вспомнив постельные старания Строцци, и с тревогой подумала о том, распространяются ли взятые ею на себя интимные обязательства на все три месяца работы в «Карате».

…Римский аэропорт потряс Кристину обилием по-южному ярких и нарядных людей, разноцветным сиянием всевозможных табло, обилием цветов, стеклянных магазинчиков, шумом многоязычной речи, над которой витали радиообъявления, сделанные ласковым, вкрадчивым голосом. Она вертела головой, вцепившись в рукав своего спутника, ожидавшего прибытие багажа. Строцци любезно поддерживал девушку, прихватив ее жакет и баул. Кристине и в августовском Шереметьеве было как-то неловко носить на себе меха, а здесь они и вовсе казались абсурдом.

Руффо перекладывал вещи из руки в руку, тревожно глядя по сторонам:

— Мне бы тебя посадить в машину — и гора с плеч. Не думал, что русские женщины такие впечатлительные. Словно я тебя из африканских джунглей вывез.

— Именно так, Руффо. Ты не можешь себе представить, какое путешествие я сейчас совершила — в другую цивилизацию, в иное историческое и культурное пространство!

Итальянец с интересом посмотрел на девушку. Она явно не была глупой и не отличалась жадностью. Иногда казалась наивной и ребячливо забавной. Иногда — не по возрасту взрослой и отчаянно решительной. Что же это за явление — «рашен герл», вне себя от счастья покидающая родину с надеждой никогда туда не возвращаться, легко торгующая своим телом и мечтающая приобщиться к культурно-историческим ценностям?!

Багаж задерживался, и, подчиняясь совету Строцци, Кристина присела на кожаный диван, откинув на подголовник тяжелый затылок. В ушах стоял гул моторов, перед глазами кружила пестрая карусель образов нового мира, который предстояло сделать своим, привычным. Кристина улыбнулась — все происходящее вокруг показалось ей веселым карнавалом, фантастическим розыгрышем. У багажного отделения маячит солидный синьор с ее жакетом и сумкой в руках, рядом расположилась компания темнокожих студентов, с интересом поглядывавших на Кристину. Элегантная дама в фирменном костюме какого-то отеля приглашала прибывших остановиться в комфортабельных апартаментах. Юная японка с двумя детьми углубилась в чтение толстой книги. «Франц Кафка. Избранное», — прочла Кристина французский текст на глянцевой обложке. А вот… Откуда появилось знакомое смуглое лицо — из прошлого или будущего? Что это, обман зрения или материализовавшаяся мечта?

Молодой мужчина в распахнутом светлом костюме двигался прямо к ней. Расстегнутый воротничок рубашки, рассеченный ямочкой волевой подбородок — незнакомец из сверкающего автомобиля, бросивший стотысячную купюру за ее жалкий букет… Кристина подалась вперед — их взгляды на секунду встретились… И мужчина тут же растворился в толпе, словно его и не было. Лишь на одно мгновение мелькнула широкая спина в светлом пиджаке и рука, несущая кожаный баул. Точно такой же, какой подарил Кристине в Москве Строцци.

3

— К черту диеты и кофейный ритуал. Заказываю изысканный и питательный завтрак. За твой счет, разумеется! — Карлино решительно взмахнул руками, обозначая неоспоримость своих намерений. Рухнув в плетеное кресло, заскрипевшее под его могучим задом, толстяк принялся бурно обмахиваться салфеткой. Капризно-обиженное выражение обрюзгшего, блестящего потом лица являло красноречивый упрек затащившему его сюда другу.

— Мне не до шуток, дружище. Моего хваленого юмора явно недостает, чтобы сделать спич из собственных похорон. Обжорство — это нечто совсем иное. Учитывая твои габариты, оно почти трагично. — Как всегда небрежно-элегантный, ироничный и чертовски привлекательный, несмотря на свое заявление, Элмер Вествуд взял у официанта объемистое меню. Этот римский ресторан считался прибежищем состоятельных гурманов. А вот богемную публику здесь встретишь редко, тем более в такую рань. Именно из этих соображений тележурналист, шоумен и знаменитый плейбой Вествуд привел в «Розовый фламинго» знатока изысканной кухни Карлино. Он нуждался в совете друга и совсем не хотел, чтобы официанты проявляли чрезмерное старание, вертясь возле столика знаменитости, а смазливые девчонки кидались за автографом. Даже теперь из предосторожности Элмер расположился спиной к пустому залу и распахнутым на зеленую террасу дверям.