Расколовшаяся Луна (ЛП)

- А избавь нас от злого, - закончила я иронично, хотя это было как раз то, чего я хотела. Избавиться от злого. – Колин, могу я спросить тебя кое-что личное?

- Пожалуйста.

- Ты используешь имя Бога тоже не особо редко, и иногда у меня такое чувство, что для тебя это серьёзно. Ты веришь в Бога?

Колин опустил глаза и провёл задумчиво рукой по лбу.

- Ну, верой это, наверное, нельзя назвать. Я просто надеюсь, что существует высшая сила и что она причисляет меня к своим созданиям. Я родом из девятнадцатого столетия. В то время атеизм был роскошью богатых. У кого было слишком мало для жизни и слишком много, чтобы умереть, тому была нужна вера, чтобы бороться дальше и принимать удары судьбы, которыми одаривала их жизнь.

У меня было такое впечатление, что он хотел ещё кое-что сказать, и поэтому оставалась тихой, как мышь. У меня получилось прервать утомительную диктатуру ученика и учителя, и я не хотела подвергать опасности это положение вещей. Через некоторое время он поднял свой взгляд. Его глаза вернулись в прошлое.

- Это был мужчина в церкви, кто, в конце концов, убедил мою мать отказаться от её любимого занятия - ты помнишь, оставлять детей на морозе. Он сказал ей, что она должна принять своего ребёнка, как дар Бога. Хотя она этого и не сделала, но, по крайней мере, она перестала выносить меня ночью из дома. Наш деревенский священник непреклонно боролся против любого языческого суеверия. Он боялся меня, как и другие, но его вера помогала ему терпеть меня. Вера может быть жестокой. И полной благословений.

- Какой, собственно, ты считаешь меня? - вырвалось у меня. - Я имею в виду мой характер? Хорошо, тогда ты выделялся между остальными, не вопрос. Но если я слышу, как ты говоришь обо мне, у меня такое впечатление, что я тоже для почти всего непригодна.

Колин вопрошающе поднял брови, но от меня не ускользнуло, что он пытался скрыть свой молчаливый смех.

- Какой ты сама считаешь себя, Эли?

- Ну. - Я смущённо улыбнулась. – Собственно, не такой уж и не ненормальной. Я ведь знаю, почему я такая, какая есть. Для меня это логично. Только другие часто думают, что я действую с методичностью. Или сразу думают, что я сумасшедшая, потому что ... так проще?

Я посмотрела на него с надеждой.

- Я не психолог, - ответил Колин. - Но это, наверное, так. Ты очень напрягаешь и будоражишь. Во всех отношениях. Но я не хочу, чтобы ты была другой. Для меня ты как раз в самый раз - при условии, что доверяешь мне.

Я сглотнула. Для него в самый раз. Это было приемлемое начало.

- Ты сомневаешься в себе? - спросил Колин осторожно, хотя он должен был знать ответ.

- Я сомневаюсь в том, подхожу ли я для этого мира. - Как и ты, подумала я, но не осмелилась сказать это вслух. - Доктор Занд, доверенное лицо папы, сказал, что я ГСЛ. Высокочувствительный человек. И мне нужно строить свою жизнь в соответствие с этим.

- О, в самом деле? - ответил Колин насмешливо. - Теперь у них для этого есть диагноз. Когда-нибудь вы, люди, будите состоять только из диагнозов, вместо черт характера. - Он убрал волосы со лба, что было так же безрезультатно, как если бы то же самое сделала я. - Тебе нужен этот диагноз?

Я беспомощно пожала плечами. Помогало ли мне знание того, что существует термин для моей чувствительности? Нет, вообще-то нет. Потому что это ничего не меняло.

- У некоторых коренных жителей гиперсензитивным людям причисляют особые силы. Они часто занимают должность шамана или целителя. То, что в нашем, ах, таком цивилизованном, мире осуждается - а именно: слишком интенсивные чувства, - высоко у них ценится, - попыталась я резюмировать, что недавно прочитала в газете. Потому что, конечно же, я хотела узнать больше информации о диагнозе доктора Занда, без того, чтобы это смогло помочь мне в каком-нибудь отношении.

- Значит, держись лучше этого. Смотри на себя как на шамана. Хотя я должен признать, что термин "ведьма" подошёл бы на сегодняшний день лучше.

Я коротко шмыгнула носом, потому что не могла решить плакать мне или смеяться. Чувство перенапряжения почти убивало меня.

- О Боже, моя голова снова переполнена ... - Я массировала лоб, как будто это поможет уговорить мои мысли, испариться.

- Поэтому мы будем сейчас медитировать, - объявил Колин и постучал рядом с собой по деревянным доскам. - Садись рядом, скрести ноги. Руки, ладонями вверх на коленях.

Только стеная и жалуясь, мне удалось скрестить мои ноги и выпрямить спину, как Колин. Его позвоночник был прямым. Никогда я не смогу больше, чем пять минут, оставаться сидеть в этом положение. Но я попыталась сделать это, попыталась последовать его указаниям, не потерять себя в его гипнотическом голосе, не допускать никаких мыслей и чувств. Но моим внутренним миром всё ещё владели события последнего часа, и я ничего не могла с этим поделать. Я потерпела неудачу уже после нескольких минут и удручённо сдалась, в то время как Колин молча погрузился в мир, который для меня оставался закрытым.

Молча я сидела рядом и наблюдала за ним, пока не поняла, что для него я больше не существовала. На одно мгновение я уступила моей свинцовой усталости и задремала на месте. Лишь мурлыканье Мисс Икс, которая прижала своё нежное пушистое тело к моим лодыжкам, и начала грызть мои пальцы ног, заставило меня, вздрогнув, проснуться.

Я просунула руку под её живот, чтобы взять с собой на кровать, закуталась в одеяло, пахнущее Колином, и обняла саму себя, чтобы не замёрзнуть. Мне не хватало его всю ночь.

Глава 45.

Третья ночь

Свистящий порыв ветра разбудил меня. Я как раз только легла, чтобы отдохнуть, предоставить моим мышцам разгрузку, но снаружи разбушевался штурм, внезапно и со всей силы, хотя на мою кровать святило яркое солнце, и температура в комнате поднималась вверх каждую секунду. Пауль и Тильман были ещё в пути, но должны были в любой момент вернуться.

Снова порыв ветра пронёсся через полуоткрытое окно, и я встала. Мне нужно было закрыть его. Когда я протянула руку, чтобы схватиться за ручку, ветер прижал мне к лицу длинные до пола шторы.

Я попыталась оторвать их от себя, но шторм удвоил свою силу и обернул их вокруг меня. Я больше ничего не могла видеть. При следующем порыве ветра они завернулись также вокруг моих рук, которыми я как раз только хотела освободить рот. Чем больше я тянула и дёргала, чтобы высвободить их из шторы, тем крепче материал оборачивался вокруг моих кулаков. Стало не хватать кислорода, а жара казалась невыносимой. Ещё раз я согнула мои пальцы, чтобы вытащить их из моих пут. Напрасно.

У меня был только один шанс - я должна закричать и надеяться на то, что Пауль и Тильман были уже в непосредственной близости, чтобы услышать. Но и это мне не удалось. Жар ослабил меня. Моё сознание стало расплываться. Пожалуйста, пожалуйста, вернитесь домой. Пожалуйста, молила я, я больше не могу дышать. Вы должны освободить меня ...

- Пожалуйста, - задыхаясь, выдавила я, хватая ртом воздух. Я лежала как парализованная на кровати Колина, отбросив одеяло ногами, по близости никакого полотна, которое задувало мне в рот, когда я дышала. Я была полностью свободной.

Тем не менее мне понадобилось несколько вздохов, пока паника не утихла. Мой затылок был мокрый от пота, мой рот высох, язык прилип к нёбу. Я повернула голову на бок. «Почему ты не разбудил меня?», - подумала я с немым упрёком. Нет, в этот раз Колин не вытащил меня. Как и прошедшие обе ночи он сидел спиной ко мне на полу, скрестив ноги, как будто меня никогда не существовало. Я была для него словно воздух. А это была наша последняя ночь.

Завтра он снова отошлёт меня домой, и было не ясно, заплатим ли мы за нашу следующую встречу жизнью или переживём её. Но прежде я должна буду сдать экзамен за мои первые два пояса. В уме я коротко проверила кату для жёлтого пояса - своего рода танец теней, не настолько элегантный и впечатляющий, как та ката, которой владел Колин. Мы снова и снова отрабатывали вместе обе, и меня чрезмерно удручало то, какими большими оставались различия между нашими движениями, хотя мы ведь делали совершенно одно и то же.