Санта-Барбара 3

– Да? – вопросительно глянув на СиСи сказал Лайонел, – ну и почему же?

– Она поняла, что твой план – это вода в решете. Возможно, поэтому она и убита и, возможно, Лайонел, убита тобой, – спокойно и равнодушно сказал СиСи.

Лайонел вздрогнул, но ничего не сказал.

Августа с Джулией уселись за столик и Джулия рассказала ей все что знала.

– Ты шутишь! – воскликнула Августа и хлопнула ладонями по столу.

– Ты шутишь? Марк Маккормик обвиняется в изнасиловании? – ее глаза высказывали неподдельное изумление, на лице был написан интерес.

– Я, конечно, прекрасно понимаю, что изнасилование это гнусное преступление, – заметила Джулия.

– Гнусное, ты говоришь гнусное – это ужасное преступление, – почти закричала Августа, нервно хватая со стола серебряный нож.

– Ты пойми, Августа, я адвокат и мне приходится защищать сводников и наркоманов…

– Знаю, знаю, – остановила сестру Августа Локридж, – тебе доводится даже защищать мужчин, которые убили своих жен.

– Оставь в покое Дэвида, – попросила Джулия, – я представляю в данном деле Марка Маккормика и он к нему не имеет никакого отношения.

Но, до случая с Дэвидом, дорогая, ты бы и не подумала защищать насильника, – наседала на свою младшую сестру Августа. Джулия…

– Подожди, Августа, дай скажу вначале я, – младшая сестра заговорила возбужденно и горячо, – во-первых, никто в нашей стране не отменял презумпцию невиновности. Я должна собрать факты, ознакомиться с ними. Я еще не сказала, что буду защищать Марка Маккормика. А во-вторых, Августа, человек имеет право на справедливый суд.

– Да, конечно, – сказала Августа, – особенно, если найдутся свидетели.

– Августа, но ведь ты даже не поинтересовалась, даже не спросила и поэтому не знаешь, в изнасиловании кого обвиняется Марк Маккормик.

Августа задумалась. Действительно, этого она до сих пор не знала.

– И кого же? – Августа подалась вперед.

– Своей жены, – спокойно ответила Джулия. Августа тут же отпрянула назад.

– А главный обвинитель – Мейсон. Таким образом, есть вероятность, что Марк Маккормик здесь не при чем, – Джулия смотрела в глаза Августе, пытаясь прочесть в них одобрение своему поступку.

Мейсон и Мэри горячо спорили.

– Я не думал, что это тебя так сильно расстроит, – говорил Мейсон.

Мэри, казалось, вот-вот заплачет.

– Я не могу поверить в это, Мейсон.

– Во что ты не можешь поверить?

– В то, что ты начал преследовать Марка, даже не посоветовавшись со мной, не сказав ничего мне. Кажется, это меня изнасиловали…

– Да. И я все это сделал только ради тебя, Мэри, – спокойно сказал Мейсон.

– Ты просто хочешь отомстить.

– Нет, Мэри, у тебя слишком мягкое сердце, слишком добрая душа, чтобы все правильно оценить и во всем разобраться до конца. Марк должен будет ответить за все, что он совершил.

– Это невозможно, Мейсон, невозможно, – чуть не со слезами в голосе заговорила Мэри, пытаясь своими словами удержать Мейсона от необдуманного поступка, – ты думаешь, что у тебя достаточно улик для обвинения?

– Да, вполне, – коротко сказал Мейсон, – иначе я не запустил бы эту машину.

– Мейсон, эта машина и нас с тобой переедет, – Мэри тяжело вздохнула, закрыла лицо ладонями и отошла в угол комнаты, – о каких уликах ты говоришь, Мейсон? Ведь у тебя ничего нет.

Мейсон расхаживал по середине гостиной, сунув руки в карманы пиджака. Он то и дело бросал на Мэри короткие взгляды, в которых сквозила жалость, любовь, сострадание и негодование.

– У меня есть показания матери Изабель. Там описывается, в каком состоянии ты была после случившегося.

Мэри вскинула руку.

– Неважно! Это все, Мейсон, не имеет никакого значения.

– Никакого значения?..

– Скажи, Мейсон, но почему ты такой нечуткий. Мейсон вздрогнул, такого он явно не ожидал услышать от Мэри.

– Повтори, повтори, что ты сказала, Мэри.

– Неужели ты не понимаешь, Мейсон, что ты делаешь со мной, поступая подобным образом с Марком? – Мэри готова была заплакать и уже еле сдерживала слезы. – Ты выносишь на суд мою интимную жизнь, самые тайные подробности моего брака.

– Да, огласка будет большой, – заметил Мейсон Кэпвелл.

– Вот именно, будет огласка – воскликнула Мэри, – я хочу, чтобы ты снял обвинение, я хочу, чтобы ты отказался от него!

– Мэри, – твердо проговорил Мейсон, – ты что же, не хочешь, чтобы Марк был наказан?

– Хочу! – уже срываясь на крик, бросила Мэри, – но не вместе со мной. Если ты, Мейсон, хочешь судиться с Марком, судись, но я в этом деле участвовать не буду, я не буду свидетельствовать против Марка.

Слезы покатились из глаз Мэри и она замолчала. Мейсон напряженно ходил по комнате…

Когда у доктора Роулингса иссякли все обвинения и он немного успокоился – перешел к самому главному.

– …потом, – воскликнул доктор Роулингс и нервно прошелся рядом с инвалидной коляской, в которой сидел, опустив голову на грудь, Перл, – кто-то подмешал наркотик в кофе сестры Кейнор, а это недопустимо. Вы понимаете все, что это очень плохой поступок.

Сестра Кейнор подняла голову и выражение ее лица стало очень серьезным: на нем было написано достоинство и полное послушание доктору.

– В кофе? – спросил Перл, поднял голову и посмотрел вначале на обозленного доктора Роулингса, потом на сестру Кейнор.

– Да-да, в кофе, – заторопилась с ответом сестра Кейнор, – именно в кофе. И у меня даже сейчас очень сильно болит голова, – сестра Кейнор прикоснулась руками к вискам, – очень сильно болит голова – просто нестерпимо и невыносимо.

Доктор Роулингс еще раз прошелся по комнате и остановился прямо напротив Перла.

– И еще, кроме наркотиков в кофе – кто-то притащил сюда, в эту лечебницу, праздничные флаги, мороженое… И еще один факт, – доктор даже поднял вверх указательный палец, – и еще эта ужасная выходка с шарами, в которые была налита краска, а потом шары швыряли и ими испачкали всю стену. Это очень деструктивные вещи. Что вы можете сказать на все это, мистер Капник? – доктор даже присел, пытаясь заглянуть в глаза Перлу.

Тот невозмутимо и нахально улыбнулся.

Келли прикрыла лицо руками, она боялась, что сейчас произойдет что-то страшное, что доктор Роулингс не сможет сдержаться и примет какие-нибудь очень коварные ответные меры.

Но пока все было тихо. Доктор хоть и кричал очень грозно и поглядывал на своих пациентов строго, но пока еще держался в рамках приличия, не позволяя себе никаких грубостей.

Зато Перл тут же вспылил, едва услышал о шарах, наполненных краской, о флагах и о мороженом.

– Сэр, все эти обвинения – пожалуйста, не ко мне, – завертел головой Перл, сидя в инвалидной коляске. – Я предпочел бы настоящие огненные хлопушки, настоящий фейерверк, настоящий оркестр из военных музыкантов, лучше, даже, оркестр военно-морского флота. Это мне как-то больше по душе, хотя, в принципе, и воздушные шары, наполненные краской – не так уж плохо, – Перл оценивающе взглянул на стену в ярких кляксах засохшей краски. – Желтая, зеленая, синяя, красная, голубая – по-моему, это замечательно, – воскликнул Перл.

Сестра Кейнор поджала и без того тонкие губы. Она то и дело поглядывала на доктора Роулингса, ожидая очередного приказа: ей очень хотелось отомстить пациентам за их безрассудные проделки, за то, что они так плохо обошлись с ней, за то, что ослушались приказаний ее шефа.