Билет на солнце, или Сказка о потерянном времени (СИ)

…Юра не мог определиться, что лучше: свести все контакты с Наташей к сексуальному вожделению; или просто дружить, доверять ей, привыкнуть делиться с ней, но в итоге…влюбиться? Пока это была просто страсть, и Юру это устраивало. Страсть имеет свойство исчезать со временем.

— Макс, я хочу снова попить таблетки.

Наташа, как шпион, подкралась сзади, поставила на стол перед любимым чашку свежеприготовленного горячего шоколада и выдохнула. Постоянно то школа, то клуб: они так редко бывают вместе дома, что эта суббота была как праздник, и девчонка от удовольствия всячески ухаживала за Максимом.

— Какие еще таблетки? — он отвлекся от чтения интернет-статей по психологии, оглянулся и кинул на жену быстрый взгляд.

— Противозачаточные, — пояснила та.

— А-а… — мужчина замер с чашкой в руке. Повисла пауза. Девушка разглядывала профиль мужа, и он отвел глаза. — Хорошо, как скажешь, — и вновь вернулся в текст.

Он делал вид, что согласен, но Наташа почувствовала, что он огорчен. Он отсутствующим взглядом с минуту читал буквы, потом уточнил робко:

— А почему?

Максиму не хотелось предъявлять ей претензий, все-таки, она женщина, и именно ей следует решать, рожать ли ребенка, но в душе поселилось ощущение, что она снова убегает от семьи.

— Мне очень хорошо, и я не хочу пока ничего менять, — объяснила девушка. Положила руки ему на плечи, сделала пару массажных движений и рассказала доверительно: — В этом месяце снова не получилось, и я испытала облегчение. Это открыло мне глаза. Я не хочу пока становиться мамой. Я хочу побыть женой, любовницей. Хочу тратить свое время на тебя и на творчество. Мне нравится заниматься школой. Ты не против?

Она обошла его, насколько позволял компьютерный стол, и ласково заглянула в лицо.

— Наташ, конечно, если ты так рассуждаешь, то ребенка тебе пока лучше не заводить, — вздохнул он.

— Мне? — переспросила она и повернула к себе его лицо. — А тебе?

Он молчал. Она настойчиво требовала еще ответа, еще:

— Если тебе очень хочется, то давай! Я же просто посоветоваться захотела, а не поставить тебя перед фактом!

— Наташ, я много чего в твоей жизни не понимал. Но это я понимаю, — признался мужчина и, опустив глаза, постарался от нее отвернуться. — Если честно, я уже просто устал от твоей нестабильности, от постоянной смены твоих решений. Делай, что хочешь. А я устал.

— Она еще очень молоденькая, — утешала его Анна. Она, как назло, спросила, планируют ли они в ближайшее время обзавестись ребенком, и Макс поделился последней новостью.

— Да, я понимаю, — кивал он. — У меня только к тридцати годам появилось достаточно терпения, чтобы заводить маленького ребенка. Так что я даже одобряю это решение. Это взрослое, взвешенное решение, но…

Некоторое время «Хартбиты» занимались прямо в актовом зале по вечерам (как в старое доброе время), но вскоре стали думать, где бы им арендовать пустующий склад или гараж для репетиций. Несмотря на привычный и подходящий сценический антураж, неуютно было в просторном помещении и хотелось чего-то более личного, «своего». Клим сразу стал полноценным участником группы, хотя и не пел пока ничего, а просто учился у Наташи вокалу. Он очень обрадовался, когда она впервые позвонила ему и предложила приходить на репетиции по вечерам — Наташе даже показалось, что он обычный искренний мальчик, а не непримиримый бунтарь.

Вскоре ребята со своими инструментами передислоцировались в кабинет ОБЖ — в отремонтированный склад на улице справа от школы. Максим Викторович сам предложил им репетировать там, если, конечно, «Андрюха Михалыч» будет не против, потому что здание школы замыкают после последней тренировки каратистов, и сторож не обязан ждать, пока «Хартбиты» вдоволь нарезвятся. Андрюха дал «добро» и запасной комплект ключей.

Этот склад устроил всех. Несмотря на наличие обычных школьных парт и стульев, которые были настойчиво потеснены «Хартбитами» в сторону школьной доски, изнутри кабинет напоминал уютный кинотеатр с натягиваемым на доску экраном и звуком 5.1. Тут как раз были сплошные темные стены, скрывающие от посетителей текущее время суток, и можно было просто исчезнуть из реальности, растворившись в музыке.

Конечно, паинькой Клим был только в первой паре встреч. Едва освоился, как принялся регулярно харкать на пол, баловать присутствующих отрыжкой, грубить в ответ на простые вопросы и откровенно почесывать яйца, когда ему вздумается. Утонченная Ольга брезгливо отворачивалась, Игорь пытался делать замечания, Миленка хихикала: «Он же еще ребенок!», а Наташа предупреждала, что придется Климу как-то обуздывать свои привычки, ведь на выступлениях так вести себя будет недопустимо. Ее предупреждения пролетали мимо парня. Оля с Игорем просили Наташу поставить ему жесткие рамки, но она пространно объясняла, что требованиями или запретами ничего не добьешься, потому что этот мальчик — лидер. Наташа так и ждала, когда участники группы взбунтуются и просто выгонят Клима против ее воли. Этот пацан был для всей группы огромной проблемой… до тех пор, пока не начинал петь.

Петь ему нравилось. Он отключался, становясь кем-то другим — чувственным воином с шершавой судьбой. Наташа подкинула ему пару своих грубоватых стихов, и Климу они так понравились, что группа быстро сделала из них песни, лишь бы хоть чем-то занять это дикое, неуправляемое существо.

Тет-а-тет она спросила у него однажды о его семье. Он отмахнулся. Отец бухает, бьет мать, мать тоже бухает, водит мужиков, зарабатывая своим телом, отец снова бьет мать, но пропивает ее же деньги… Сыну на карманные расходы периодически дают, он копит, потом тратит на одежду. Раньше воровал в магазинах одежду и еду, а у покупателей — кошельки, воровал сотовые телефоны и продавал их потом, но теперь перестал, сам не может объяснить, почему, ведь пойман не был ни разу.

— Ты куришь? — уточнила Наташа тогда нелогично.

— Бросил. Я брейк танцевал на улицах, потом одышка замучила — бросил и курить, и танцевать.

То ли Наташа интуитивно чувствовала, что он хороший, то ли она просто была легкомысленно-беспечна, но ее не пугали ни воровское прошлое парня, ни его неблагополучная семья. Ее очень тронула одна фраза, прозвучавшая мимоходом сквозь потоки вульгарной и местами нецензурной речи. «Я все время пытаюсь что-то кому-то доказать, но мне не верят».

Сегодня Клим пришел раньше остальных: Наташа назначила ему репетицию за два часа до «Хартбитов», и сейчас они в спокойной обстановке обменивались дежурными «какделами», чтобы настроиться на подходящий лад. Длинный узкий кабинет был поделен на две зоны — Андрюхину большую и Хартбитовскую «галёрку», и проходя от входной двери, точно так же менялось восприятие: от школьного интерьера до клубного. В полном одиночестве в своем дальнем уголке Наташа, стоя на одном из школьных стульев, как раз развешивала темно-синюю шторку над барабанами Ольги, чтобы можно было, уходя, просто задергивать занавес, а не накрывать инструменты тряпками, пряча их от досужих учеников. Клим небрежно грохнул входной дверью, поздоровался, прошел через весь кабинет, быстро зацепил куртку на вешалке и уселся на одну из парт последнего ряда. Наташа закончила привязывать шторку к гвоздику, вбитому в деревянный стеллаж, и слезла на пол.

— Я хочу сегодня попробовать подстроить твой голос под этнику, — призналась она Климу. — Как ты на это смотришь?

— Это что, русские народные песни, что ли? — скривился парень. — Не хочу.

— Нет, не русские народные. Просто у тебя такой необычный тембр… Я прям так и слышу твой голос в сопровождении шаманских барабанов! Я скачала дома подходящую мелодию, могу включить, послушаешь. Там как будто индейцы ритуал проводят.

Она вытащила из заднего кармана узких джинсов элегантную флешку.

— Индейцы, ритуалы… — Клим красноречиво закатил глаза. — Не хочу. Давай рок.