Танцы. До. Упаду. Истерический любовный роман

Мальчик устроился рядом на подлокотнике, и над фотографиями переплелись две шевелюры — седая Эдина и вихрастая Готина.

— Видишь худышку? — Эдя ткнул пальцем в пожелтевшую карточку с надорванными краями. На карточке был запечатлен испуганный малыш с грязными острыми коленками. Он сидел на траве и с завистью смотрел на других детей, которые лизали мороженое на палочке. Рядом стояла деревенского вида тетка в белом фартуке и заглядывала внутрь чего-то, отдаленно напоминавшего маленький холодильник на колесиках. Фоном служили разрушенные бомбардировками дома…

— Кто это? — спросил Готя.

— Я в детстве. Все парни со двора задавали мне жару… По крайней мере, когда брат уже не мог меня защитить. — Эдя вздохнул и непроизвольно напряг мускулы.

— Он уехал?

— Да, мой мальчик, уехал… очень далеко. Наступил на мину, и его выбросило прямо в космос. Мне пришлось защищаться самому. Начал я с простой физзарядки. Немного отжимался, качал пресс, упражнялся с эспандером. А потом…

— А потом что? — Готя с интересом придвинулся ближе.

— Бокс. Начал заниматься боксом. Тренировался до изнеможения под руководством одного своего кузена. Так, седьмая вода на киселе… А ты… ты ведь тоже можешь!

Мальчик сидел, понурив голову.

— У меня нет кузена. Вообще никого нет, кроме мамы.

У Эдварда так сильно сдавило сердце, что он даже подумал, точно ли у него дома есть нитроглицерин. А затем принял мужское решение:

— Я буду тебя учить.

3

Уже у двери Циприан сбросил с себя пропотевшую во время занятий на тренажерах одежду. Голый, он встал перед огромным, во всю стену, зеркалом и внимательно осмотрел свое тело. Потом сделал несколько шагов, точь-в-точь как в музыкальных фильмах восьмидесятых годов.

— Хорош. Чертовски хорош! — таким было его резюме.

Беззаботно покачивая детородным органом, красавчик продефилировал через роскошную пятнадцатиметровую прихожую прямиком в ванную комнату. Там он нажал на кнопку, вмонтированную в колонну в ионическом стиле, и помещение заполнил надрывный голос вокалиста «Вее Gees». Что делать, хозяин квартиры питал исключительную слабость к британской диско-музыке.

Злые языки поговаривали, что Циприан такая же «вчерашняя» звезда, как и его обожаемая группа. Миновало уже пять лет, как он стал победителем телевизионного проекта «Танцы до упаду». Тогда юные и не очень дамочки были от него без ума. Его готовы были носить на руках («В паланкине всеобщего обожания» — как написала одна из газет, он не помнил точно какая), а телестудия была засыпана посылками с нижним бельем и письмами с брачными предложениями. Браво Циприану — непревзойденному кумиру масс, властелину эротических снов кисловатых на вкус молодых девиц и зрелых женщин-вишенок! Что и говорить, он был богом танца и секса. А потом… а потом он очень быстро перестал быть таковым — прекрасный повод убедиться, что преклонение толпы исчезает так же легко, как пенка на суррогатном капучино в кофейне за углом.

К сегодняшнему дню у него остались лишь воспоминания, спортивная «мазда» (разумеется, красная и все еще хорошем состоянии, несмотря на возраст и пробег) и маниакальная тяга к популярности. Сумей он уловить тот момент, когда все пошло по другому, возможно, и удалось бы что-нибудь предпринять. В его силах было подогреть интерес желтой прессы (достаточно периодически подбрасывать скандальчики, а там они бы раздули все до нужной кондиции). Еще лучше было бы выступить на телевидении с какой-нибудь душещипательной, покрытой тайной историей из прошлого… Но, к сожалению, слава усыпила его бдительность. Циприан перестал вкладывать силы в пиар, он все реже и реже мелькал в глянце и на экранах, и почта уже не приносила ему ежедневно приглашения на несколько раутов одновременно. В полдень его не будили журналисты, дабы узнать, не хотел бы он посетить SPA-процедуры или поучаствовать в фотосессии под названием «Роскошь Византии». Однажды, позируя в известном ресторане, он осознал, что фотограф уделяет гораздо больше внимания пене на пиве, чем ему, неотразимому Циприану Любимцу Женщин. Это был конец.

Наступили ужасные дни: долгие, одинокие. Телефон молчал, не было студийных записей, не было интервью… Недавние приятели, окружавшие его на шикарных вечеринках, продолжавшихся до рассвета, сменили номера мобильников, не узнавали на улице…

Циприан почувствовал себя трупом, чьи похороны вот-вот должны состояться. Время от времени его еще спасали вылазки на загородные дискотеки. Но, к сожалению, нынешние шестнадцатилетние в те незабвенные времена, когда сияла его звезда, были еще детьми. Они не помнили его, а впечатление он производил только на усталых буфетчиц, годящихся ему в матери. Это было так унизительно… К счастью, кое-где еще срабатывал эффект его спортивной «мазды», и Циприан, сидя за рулем, мог пощекотать попранное самолюбие отвергнутого мачо.

Теплые упругие струйки душа постепенно расслабили напряженные мышцы. У него по-прежнему было неплохое тело, стройное и гибкое. Он отлично смотрелся, особенно в сравнении со среднестатистическими жителями Польши «мужеского пола»: косоглазыми лысыми пузанами со щербатым ртом. Однако как танцор он сдал. Кожа была уже не такой упругой, а под глазами наметилась тоненькая полосочка жира. Впервые обнаружив ее, Циприан впал в панику и был готов взять кредит на пластическую операцию. Пока он еще жил на доходы от «тех» времен, но они быстро таяли. Слишком быстро. Поэтому сегодня, услышав от пани Ани, своей личной маникюрши, которая наведывалась к нему раз в неделю, что тот же телеканал, что и несколько лет назад, планирует устроить кастинг для нового танцевального турнира, его сердце завибрировало в ритме квикстепа.

Циприан вышел из кабины, вытерся досуха мохнатым полотенцем и смазал тело миндальным маслом. Затем легкими ударами пальцев вбил под глаза дорогой «Серум», втер в ногти питательный препарат и, наконец, закурил.

На часах было почти двенадцать. Немного подумав, Циприан решил направить стопы в модный суши-бар. Там всегда ошивался кто-нибудь из телевизионщиков — может, удастся что-либо разузнать? А может (о боже!), ему повезет и он встретит самого продюсера программы?! Тогда появится шанс напомнить о себе, и если сегодня счастливый день, то в его карьере начнется новый этап. Совсем как у его кумира Джона Траволты. Тот тоже после ошеломляющего успеха «Лихорадки субботнего вечера» на годы ушел в забытье. Пристрастился к алкоголю, к транквилизаторам и еде, поправился на сорок килограммов, а потом встретил свою добрую фею — Квентина Тарантино. Роль Винсента Веги в «Криминальном чтиве» вновь вознесла Траволту на самую вершину. Этот совершенно крезанутый фильм вызвал в мире кино немалое замешательство, и в итоге никому не известный до этого режиссер, а также актеры, исполнившие главные роли, путешествуют ныне исключительно на собственных «боингах».

Циприану тоже так хотелось. Он отчаянно верил, что его призванием является танец. По правде говоря, он умел танцевать, но на этом его умения заканчивались. Имея за плечами лишь среднее образование (директриса питала к нему слабость и милостиво натянула оценки на экзаменах), он уж точно не был лакомым кусочком для потенциальных работодателей. Но он и не стремился заполучить хоть сколько-нибудь значимую должность. Просиживать штаны в государственной конторе? Стать торговым представителем? Пополнить армию специалистов по чепуховым делам? Нет, это явно не для него! По натуре он был неукротим и свободен, как птица небесная. И он знал, что у него все получится. Обязательно найдется какой-нибудь сумасброд, который отважится дать ему второй шанс. Как Квентин — Джону.

Ядя сидела перед компьютером и ела щецинский паприкаш прямо из консервной банки. В последнюю неделю она не вылезала с форума «Измена и расставание». Сотни участников — и одна и та же история. Человечество, по-видимому, достигло предела своей изобретательности. Яде осточертели банальности. Вся ее жизнь была банально заурядной. Она сама была банально отчаявшейся, банально брошенной и банально некрасивой. Был бы у нее хоть какой-нибудь оригинальный недостаток… Какие-нибудь лошадиные зубы, выпученные глаза, покатый подбородок из-за неправильного прикуса… Но нет. Все было посредственное, никакое, ба-наль-но-е. Рассматривая себя в зеркале, она видела женщину, каких тысячи на улицах, — среднестатистическую. В душе она ощущала себя шестидесятилетней и была уверена, что ее time is over [10]. Все хорошее, что должно было произойти (но не произошло), уже в прошлом. Единственное удовольствие, оставшееся у нее, — проститься с этим миром. Не обязательно красиво, можно и абы как… К сожалению, был еще Готя. Она не могла с ним так обойтись и потому была вынуждена, как жук-скарабей, катить и катить свой шарик повседневности. Похожий на вонючую порцию жизненного навоза, которым щедрый Творец осыпает человечество…