Узы подчинения (ЛП)

Черт бы его побрал. Ей следовало знать, что он не забудет.

— Пожалуйста...

— Кенна, если ты не можешь сказать мне этого, тогда я не смогу...

— Опять. Ясно? Я собиралась сказать «опять». — Слова вырвались из нее в ответ на внезапную уверенность в том, что он готов положить конец обсуждению. А она не могла этого допустить. Ей нужно попробовать — с ним — хотя бы один раз.

Всего один раз. Пожалуйста.

Он нахмурился:

— Тебе нужно почувствовать себя хорошо опять? Это ты собиралась сказать?

— Да, сэр, — прошептала она.

Суровость покинула его лицо, ее место заняло то изумительное, ласковое сочувствие, на которое он был поразительно способен. Это было одной из причин, по которым она влюбилась в него поначалу.

— Это значит, что сейчас ты не чувствуешь себя хорошо, маленькая?

Ох, это прозвище. Может, это и глупо — насколько обласканной и защищенной оно заставило ее чувствовать, но так было всегда. И до сих пор.

Она неровно выдохнула, совершенно не в состоянии отвечать, и вместо этого неуверенно пожала плечами.

— Я... я...

Гриффин нежно взял ее за плечи, глядя своими темными и обеспокоенными глазами.

— Кенна, поговори со мной. Что происходит?

Вот оно. Она должна ему сказать. Только она не могла найти слов и не могла заставить себя пошевелиться. Ей нужно, чтобы он приказал. Ей нужно, чтобы он ее заставил.

— Прикажите мне... прикажите мне дать вам... обе руки, — сказала она охрипшим голосом.

Он опустил взгляд на ее левую руку, все еще находившуюся между ними.

— Что?

— Пожалуйста. Гриффин. Прикажи мне.

Господи, она нуждалась в приказе, как в воздухе.

Он отпустил ее плечи и повернул свои руки ладонями вверх.

— Дай мне свои руки, Кенна.

Она кивнула. Потом опять кивнула. И вложила обе свои руки в его.

В течение вдоха Гриффин не мог понять, в чем дело.

А потом ее ладони коснулись его. Вот только...

Он посмотрел вниз. Секунду он не мог понять, что видит.

Одна рука живая, вторая... протез? Господи, да, так и есть, протез из какого-то прочного, но легкого черного материала.

— Кенна? — Сердце неожиданно забарабанило о грудную клетку. Каким-то образом она потеряла руку. И мысль о том, что ей пришлось пройти через такую травму, а его не было рядом, ударила, как бейсбольная бита в живот.

«Я должен был быть с ней. Я был бы, если бы не...»

Она попыталась отстраниться.

— Стоять, — рявкнул он приказ, потому что ни за что не собирался позволять ей спрятаться. Не в то время, когда хотел бороться за право снова узнать — и может, владеть — каждую ее часть.

Кенна застыла и подчинилась, но он чувствовал исходящее от нее напряжение.

И это первое, чем необходимо заняться. Мягко обхватив руку, которую она не хотела ему показывать, он повел ее к дивану.

— Присядь со мной.

По правде сказать, с тем, как его собственная голова кружилась от этого открытия, ему и самому нужно было сесть. Он устроился посреди дивана и потянул Кенну вниз рядом с собой, так что их бедра соприкасались и он мог держать ее руку на своем бедре. Движения выдали, что ее искусственная конечность достигает локтя, отчего в животе у него стало еще хуже.

«Какого черта случилось? И случилось бы, если бы я заявил права на нее, как и следовало?»

Он отодвинул вопросы, не потому, что ему было наплевать на то, что случилось с Кенной. Он хотел знать. Всей душой. А потому, что его чувства по этому вопросу были не главным. Не в этот момент.

Когда они сели, он предложил ей признание, которое, как он надеялся, хотя бы немного уравняет условия их уязвимости.

— Знаешь, сколько вечеров я смотрел на зрителей и надеялся обнаружить тебя, как сегодня?

Глядя вниз, он провел пальцами по черному материалу ее руки. Может, углеродное волокно?

— Нет, сэр, — произнесла Кенна дрожащим голосом.

Он взглянул на нее в упор:

— Все.

Она нахмурилась, словно в замешательстве:

— Но...

Он наклонился ближе:

— Каждый. Вечер.

Она опустила глаза на то место, где он все еще прикасался к ее протезу, и выпалила:

— Я должна была сказать сразу.

Он услышал то, что она не произнесла, и его это не устраивало.

— У тебя сложилось впечатление, что твоя ампутация каким-либо образом уменьшит мое влечение к тебе? — Ее глаза снова метнулись к его. — Потому что если это так, то говорю тебе прямо сейчас: ты самая прекрасная женщина, которую я знал за всю свою чертову жизнь, и ничто — ничто — никогда этого не изменит.

Кенна открыла рот, но впервые с тех пор, как она попросила его приказать ей показать себя, страх на ее лице стал менее заметным. Теперь Гриффин видел удивление, сомнение и, возможно, даже некоторое замешательство. И причиной этому было его собственное поведение пять лет назад. Ущерб, который ему придется исправить, постепенно, если она ему позволит.

— Эм, ладно, — сказала она.

— Скажи, что слышишь меня. — Он приподнял бровь. С учетом всех обстоятельств, ему, возможно, не следовало давить, но ему нужно, чтобы она знала по крайней мере это. Надо иметь смелость, чтобы прийти в такое место и обнажить свои тело, душу и самые темные и низменные потребности перед другими людьми, не говоря уже о том, чтобы сделать это, когда ты боишься, что тебе из-за этого откажут. Но ей никогда не придется бояться подобного от него. Не снова.

— Я слышу вас, Мастер Гриффин.

— Теперь скажи, что ты мне веришь.

— Я... я... — Она мотнула головой. — Разрешите говорить откровенно? Пожалуйста.

— Говори.

Ему нужно услышать, что она скажет. Нужна она.

— Я знаю, что вы не стали бы лгать, но моя голова все равно заставляет меня сомневаться. По многим причинам.

Он мог предположить некоторые из них, и от этого хотелось биться головой о стену, потому что это все его вина.

— Сядь на меня, — сказал он. Ему нужно прикоснуться к ней, убедить ее, заставить ее поверить.

Эти неотвязные серые глаза уставились в его.

— Что?

Он выжидательно посмотрел на нее:

— Сейчас же.

Кенна сделала, как приказано, расставив свои длинные голые ноги по обеим сторонам его коленей.

Он поднял обе руки с растопыренными пальцами в молчаливом приглашении. Она с готовностью переплела пальцы своей левой руки с его правой.

— Обе, — сказал Гриффин. Ему нужно, чтобы она поняла: он принимает ее всю, желает ее всю, и ничто не изменит этого. Она переплела черные пальцы протеза с пальцами его левой руки, движения вызвали тихое жужжание, что говорило о каком-то внутреннем моторе в устройстве. — Хорошо.

Глядя ей в глаза, он притянул ее левую руку к своим губам и один за одним перецеловал пальцы. Он почувствовал, как напряглись ее мышцы, когда он добрался до последнего пальчика, но это его не остановило, и следом он притянул к губам ее правую руку. Он повторил поцелуи каждого пальца, касаясь губами прохладного композитного материала.

— Раскрой ладони и подними их.

Когда она это сделала, он мягко взял ее левую руку и осыпал кончики ее пальцев, холмики под пальцами и центр ладони легкими поцелуями. Зная, чего ожидать, на этот раз она не так сильно напряглась, когда он поцеловал пальцы и ладонь ее протеза.

— Для меня все это — ты. Понимаешь?

— Да, сэр, — сказала Кенна, сдвинувшись на его бедрах и снова разбудив его эрекцию.

Он схватил ее здоровую руку и прижал к своему твердому члену:

— Понимаешь?

Она рвано выдохнула и облизала губы, из-за этого незначительного действия ему захотелось попробовать ее на вкус.

— Да, Мастер Гриффин.

— Хорошо, — сказал он, удерживая ее руку на месте. Его взгляд опустился на глубокий вырез, где под обтягивающим глянцевым боди выделялись ее соски. Его член еще больше затвердел под ее прикосновением.

— Ты чувствуешь, что делаешь со мной, Кенна?

Она кивнула, хотя в ее глазах и осталась настороженность. Постепенно. Он исправит то, что натворил, даже если это будет последнее, что он сделает.