«Оскар» за имя

ГЛАВА 4

Бет улыбнулась про себя, восхищаясь изобретательностью Ферн. Королева красоты, двойник Мэрилин Монро, а теперь еще и дочь банкира. Она представила себе владельца крупнейшего банка Кур Д'Алена, в его превосходно сшитых костюмах из лучших магазинов Сиэттла и Нью-Йорка и в сверкающих ботинках. Его дочь училась на первом курсе в Вассаре, а сын заканчивал Браун и был потенциальным женихом одной из сестер Барнз. Она знала и других банкиров, приезжавших из Бойза, Спокана, Чикаго, Нью-Йорка, чтобы встретиться с ее отцом по делам, которыми они были связаны.

Ферн опять поправила грим, хмурясь, разглядывая свое отражение. Ферн никак не могла быть дочерью банкира, даже если зачесать ее волосы назад и вернуть им первоначальный вид, каким бы там он ни был, умыть как следует, надеть кашемировый свитер и плиссированную юбку. Неужели Ферн сама этого не чувствует? Неужели она думает, что в Голливуде поверят ее россказням?

Но все равно это было просто восхитительно, как Ферн буквально создавала свой образ по мере того, как они ехали. И кто может предугадать, какое блестящее прошлое она придумает себе, пока они доберутся до Голливуда. Может быть, в этом и есть что-то. Создать себя заново. Стать тем, кем хочешь.

И было очень трогательно, что Ферн искала ее на автобусной станции, хотела поделиться с ней своими ухажерами и даже заставить их заплатить за ее обед. Что это значило для нее самой, спрашивала себя Бет, когда кто-то платит за тебя? Значит ли это, что ты в чем-то выиграла? Все же это было очень великодушно с ее стороны, и похоже, что Ферн хочет с ней подружиться.

Другим ее ценным качеством было то, что она не задавала вопросов. Бет была рада забыть хотя бы ненадолго о своих бедах и немного подыграть буйной фантазии Ферн. Они были похожи на двух маленьких девочек, играющих в куклы, как обычно они играли с Линдой Мэри.

Бет была в крайне угнетенном состоянии. Ей даже в голову не приходило, что придется кому-нибудь рассказывать о себе. И что она скажет? Правду? Да, мой отец застал меня с мальчиком, и я порезала себе запястья осколком от бутылки кока-колы. Потом я сказала что-то ужасное про отца, и он решил отправить меня в сумасшедший дом. Я этого не хотела, поэтому украла у него четыреста долларов и убежала.

Ах, если бы рядом с ней сидел Бадди и они бы ехали вместе!.. Ей так захотелось быть рядом с ним, чтобы он обнимал ее, хотелось чувствовать, что ты нужна кому-то, а она испытывала это только с ним рядом. Когда они обнимались и целовались, и все остальное. Иногда она и сама не верила, что позволила Бадди сделать это. Никто из знакомых ей девочек никогда бы ничего подобного не сделал. По крайней мере до свадьбы. Это было дурно.

Но он был такой ласковый и он так хотел ее и обещал, что ей не будет больно, что в конце концов она согласилась. Он ошибся, говоря, что не будет больно. Он был очень осторожен, но ей все равно было больно в первый раз, и она испугалась, когда увидела кровь. Она чувствовала себя ужасно виноватой, однако, как ни странно, после этого у нее возникло чувство, что они стали как бы принадлежать друг другу. И ей нравилось слушать, как он мечтает о будущем, рассказывает о своих планах и о том, как он станет важным человеком и будет о ней заботиться, и они поженятся. Она только не могла настолько напрячь свое воображение, чтобы представить их семьи рядом. О чем они будут разговаривать? О том, что на днях его отец напился и попал в тюрьму? Или о том, как он в прошлый раз выбил зубы матери?

Бет и сейчас испытывала стыд, когда вспоминала о том времени, когда она с сестрами ездили в «паккарде» в «Ущелье мертвеца» в дом Бадди с рождественской корзинкой, которые они по приказу отца развозили семьям рабочих.

Вообще-то «Ущелье мертвеца» не было настоящим названием этой улочки. Ее просто все так называли. Это была грязная улица, ведущая на восток от свинцового завода. Дома там были похожи на лачуги из фильмов про Великую депрессию, с той только разницей, что в этих были водопровод, отопление и электричество.

Там было невозможно проехать, и шоферу приходилось надевать цепи на колеса «паккарда». Грязный снег, делавший дорогу почти непроходимой, был перед каждым домом завален ржавыми машинами, старыми матрасами и прочим мусором и барахлом. С ветки засохшего дерева перед домом Бадди свисала веревка с привязанной к ней старой покрышкой, которую малыши использовали как качели. В доме была куча малышей. Они стояли вокруг в своих драных пальтишках с распоротой подкладкой и смотрели, как она с сестрами подъезжает на великолепном сверкающем лимузине. И все детишки были такие хорошенькие! Светловолосыми и голубоглазыми, как Бадди.

Бет стояла вместе с сестрами около багажника, а шофер передавал им корзинки с подарками и едой. Она не могла понять, что они все делают на улице. Было очень холодно, и в морозном воздухе висело облако дыма из заводской трубы.

Луанна – как всегда впереди – подходила к двери и стучалась. Бет помнила, что она в тот день выглядела особенно хорошенькой. На ней была черная меховая шубка, золотистые волосы спрятаны под соболью шапочку. Остальные девочки сгрудились вокруг нее в своих шубках и сапожках, дрожа от холода и переминаясь с ноги на ногу.

И потом Бет не могла понять, почему все было так ужасно. В конце концов, во всех домах знали, что они должны приехать. Это происходило каждый год. Но мать Бадди побледнела, увидев их на пороге, как будто их появление чрезвычайно ее поразило. Какой же старухой она выглядела! Можно было подумать, что она не мать, а бабушка Бадди. Волосы спутаны, лицо покрыто морщинами, а рот ввалился так, что, похоже, эти истории о выбитых зубах соответствуют истине. В свитере с продранными локтями, грязном платье, спущенных чулках, из дырявых тапок торчат пальцы… Ей-Богу, можно было подумать, что она специально привела себя в столь жалкий вид.

Луанна проплыла мимо, как Королева Мая, неся в руках подарок, упакованный ее собственными руками, за ней прошли остальные с корзиной и другими подарками.

К этому времени лицо матери Бадди покрылось красными пятнами, и Бет изо всех сил старалась не показать, насколько ее потрясло то, что она увидела внутри. Здесь явно была драка. Разбитое стекло завешено драной простыней. На полу осколки стекла и кровь.

Весь потрескавшийся линолеум был в грязи. На столе стояли тарелки с объедками. Всюду валялись какие-то тряпки, одежда. Но в углу стоял огромный, совершенно роскошный телевизор, намного лучше того, что в их доме на острове. И еще проигрыватель на специальной Тумбочке, явно очень недешевый, имеющий отделение для множества пластинок. Но больше всего их поразила засохшая кровь. Они не могли оторвать от нее взгляда.

Бет была настолько смущена, что хотела оставить все свои приношения и скорее убежать. Но не тут-то было. Луанна должна была исполнить роль дамы-благотворительницы. Она расспросила женщину о детишках, пожелала всем счастливого Рождества от имени отца и сестер. Мать Бадди пробормотала что-то вроде того, не хотели бы они выпить по чашечке кофе, и было ужасно забавно видеть выражение ужаса, мелькнувшее на лице Луанны. Бет с трудом удержалась, чтобы не фыркнуть. Ей показалось, что они пробыли там целую вечность.

Это было еще задолго до того, как они стали встречаться с Бадди, и только один раз. Потом, когда они приезжали туда, дом был убран, а мать Бадди с улыбкой встречала их у дверей, как и все остальные женщины. И Бет никогда не рассказывала Бадди о том визите.

Бадди… Какой же он хороший! Бет почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы.

– Тебе дать платок или что-нибудь? – хмурясь, спросила Ферн, как будто слезы Бет шокировали ее.

– Я просто вспомнила о своем мальчике, – сказала Бет, вытирая глаза тыльной стороной руки.

– Я тебя понимаю, – сочувственно сказала Ферн, ее тоненький голосок чуть дрогнул. – Я тоже вспоминаю о своем мальчике. Он так расстроился, когда я сказала ему, что еду в Голливуд. Он умолял меня не делать этого и выйти за него замуж. Он говорил, что не перенесет, если ему придется делить меня с моими поклонниками. «Я куплю тебе меховое манто и кольцо с бриллиантом, – говорил он. – Я повезу тебя в свадебное путешествие в Сан-Франциско, мы будем жить в большой гостинице и сходим на Рыбацкую пристань». – Она немного помолчала с легкой улыбкой на губах. – Я думала, он заплачет, когда я сказала ему, что должна ехать, что принадлежу всему миру.