Сладкий папочка

Мне было важно понять, что за чувство я испытываю к Харди теперь и чем оно отличается от того, которое жило в моей душе раньше. И как отнеслась бы я к нему, познакомься мы с ним сейчас?

Сказать это с уверенностью я не могла. Но Боже мой, до чего ж он все-таки был обаятельным! Как он умел найти подход к людям! Он всегда был таким. Мне с ним было очень легко, я могла говорить с ним обо всем на свете. Даже о Гейдже. – Расскажи, какой он, – попросил Харди, держа меня за руку и перебирая мои пальцы. – Правда ли то, что о нем говорят?

Зная репутацию Гейджа, я с улыбкой пожала плечами: – Гейдж, он... хорошо образован и воспитан. Но многие его боятся. Мне кажется, его проблема в том, что он безупречен во всем. И окружающие считают его неуязвимым. А он просто очень закрытый человек. Такие, как он, никого не подпускают к себе близко.

– Но к тебе-то это явно не относится.

Я снова пожала плечами и улыбнулась:

– Ну, вроде бы да. Мы сблизились с ним совсем недавно... а тут...

А тут появился Харди.

– Что тебе известно о его компании? – как бы между прочим поинтересовался Харди. – Не могу понять, как это человек из техасской семьи, со связями в крупном нефтяном бизнесе занимается такой ерундой, как топливные элементы и биодизели.

Я улыбнулась:

– Такой уж он есть, этот Гейдж. – И, отвечая на наводящие вопросы Харди, я выложила ему все, что знала о технологии, над которой работала компания Гейджа. – У них сейчас крупная сделка, связанная с биотопливом. Гейдж планирует установить на громадном нефтеперегонном заводе в Далласе оборудование для приготовления шихты, где они будут смешивать биодизель с другими видами топлива и распространять его по всему Техасу. И переговоры, как мне кажется, идут довольно активно, – сказала я и, расслышав в своем голосе нотку гордости за Гейджа, прибавила: – Черчилль считает, только Гейджу под силу провернуть такое дело.

– Должно быть, ему черт знает сколько всего пришлось преодолеть на своем пути, – заметил Харди. – В некоторых районах Техаса только скажи слово «биодизель» – и мигом схлопочешь пулю в лоб. А какой это нефтеперегонный завод?

– «Медина».

– Да, завод будь здоров. Ну, думаю, у него все получится. – И, взяв меня за руку, Харди ловко перевел разговор на другую тему.

К концу второй недели Харди привел меня в один ультрасовременный бар, напоминавший космический корабль: стерильно пустой интерьер с сине-зеленой подсветкой; маленькие столики размером с подставки для стаканов держались на ножках вроде коктейльных соломинок. Это было новомодное крутое местечко, куда ходить считалось престижным, и тамошняя публика выглядела чрезвычайно модно, хотя чувствовала себя там, по-видимому, не очень комфортно.

Держа виски «Саутерн комфорт» со льдом, я огляделась по сторонам и не могла не отметить, что несколько женщин с интересом погладывают на Харди. Что ж, ничего удивительного – ведь такого красивого, такого представительного парня еще поискать. А со временем, когда его успешность будет бросаться в глаза, он станет еще более завидной партией.

Я допила виски и попросила еще. В этот вечер мне что-то никак не удавалось расслабиться. Мы с Харди попытались поговорить, стараясь перекричать рев живой музыки, но все мои мысли были сосредоточены вокруг Гейджа: я ужасно по нему скучала. Я не видела его уже несколько дней. Меня измучила совесть: я поняла, что, попросив его проявить терпение, пока я разбираюсь в своих чувствах к другому мужчине, слишком многого от него хотела.

Харди ласково поглаживал большим пальцем костяшки моих пальцев. В шуме грохочущей музыки его голос прозвучал совсем тихо:

– Либерти. – Я подняла голову. Глаза Харди в искусственном освещении горели каким-то фантастическим синим огнем. – Детка, давай уедем отсюда. Пора нам с тобой кое-что прояснить.

– А куда поедем-то? – еле слышно спросила я.

– Ко мне. Нам надо поговорить.

Я заколебалась, тяжело сглотнув, собралась с духом и отрывисто кивнула. Еще раньше, в начале вечера, Харди уже показывал мне свою квартиру – я сама приехала к нему, чтобы не ждать, пока он заедет за мной в Ривер-Оукс.

По дороге в даунтаун мы практически не разговаривали, но Харди все время держал меня за руку. Мое сердце билось, как крылышки колибри. Я не знала в точности, что сейчас произойдет и чего я хочу.

Мы подъехали к роскошной высотке, и Харди привел меня к себе, в свою просторную квартиру, уютно обставленную мебелью, обитой кожей и стильной тканью с грубым плетением. Кованая лампа с абажуром из текстурированного пергамента слабо освещала гостиную.

– Хочешь что-нибудь выпить? – предложил Харди.

Я, стоя у двери, сцепив пальцы, отрицательно покачала головой:

– Нет, спасибо. Мне в баре хватило.

Шутливо улыбаясь, Харди приблизился ко мне и прижался губами к моему виску.

– Волнуешься, зайка? Но ведь это всего лишь я. Твой старый друг Харди.

Я судорожно вздохнула и прильнула к нему.

– Да, я тебя помню.

Он обнял меня, и мы долго стояли так, дыша в унисон.

– Либерти, – прошептал Харди, – помнишь, я как-то сказал тебе, что ты всегда будешь для меня самой желанной?

Я кивнула, прижимаясь к его плечу:

– В ту ночь, когда ты уехал.

– Я больше от тебя никуда не уеду. – Его губы легко коснулись нежного края моего уха. – Я и сейчас готов повторить это. Я прекрасно понимаю, от чего прошу тебя отказаться, но, клянусь, ты никогда об этом не пожалеешь. Я дам тебе все, о чем ты мечтала. – Он кончиками пальцев дотронулся до моего подбородка, приподняв мое лицо кверху, и его губы слились с моими.

Чуть не потеряв равновесие, я уцепилась за Харди. Его тело было твердым от долгих лет тяжелого физического труда, руки – сильными и надежными. Его поцелуи отличались от поцелуев Гейджа – они были более откровенными, более агрессивными, без всяких эротических уловок и тонкостей, присущих Гейджу. Он раздвинул мои губы и начал долго и медленно целовать меня. Я ответила на его поцелуй со смешанным чувством вины и удовольствия. Теплая ладонь Харди подступила к моей груди, его пальцы невесомыми движениями очерчивали вокруг нее круги, пока не остановились на чувствительном соске. Я, испуганно вскрикнув, отпрянула.

– Харди, не надо, – сумела выговорить я, чувствуя, как желание горячей тяжестью оседает у меня в животе. – Я не должна.

Его язык двигался по моей трепетавшей шее.

– Почему?

– Я обещала Гейджу... мы с ним договорились... я не буду делать этого с тобой. Пока не...

– Пока что? – Харди, прищурившись, отклонил голову назад. – Ты ему ничего не должна. Ты не его собственность.

– Дело не в этом, не в том, кто чья собственность, просто...

– К дьяволу!

– Я не могу нарушить обещание, – настойчиво повторила я. – Гейдж мне верит.

Харди ничего не ответил, лишь как-то странно на меня посмотрел. И было в его молчании что-то такое, отчего по спине у меня пробежал холодок. Проведя рукой по своим волосам, Харди подошел к одному из венецианских окон и устремил взгляд на раскинувшийся внизу город.

– Ты уверена? – в конце концов спросил он.

– Что ты имеешь в виду?

Он повернулся ко мне лицом и, прислонившись к стене, скрестил ноги.

– Последние пару раз, когда мы с тобой встречались, я замечал серебристую «краун-викторию» у нас на хвосте. Ну, я и записал номерок, а потом его проверил. Машина принадлежит сыскному агентству.

Мне вдруг стало холодно.

– Думаешь, Гейдж установил за мной слежку?

– В данный момент машина стоит в конце улицы. – Харди поманил меня к окну. – Посмотри сама.

Я словно приросла к месту.

– Он не мог этого сделать.

– Либерти. – тихим голосом сказал Харди. – ты слишком мало знаешь этого подлеца, чтобы утверждать с уверенностью, что он мог сделать, а чего не мог.

Я потерла предплечья, в которых стало ощущаться покалывание, тщетно пытаясь согреться. Я не могла говорить – слишком велико было мое потрясение.

– Знаю, ты думаешь, Тревисы тебе друзья, – снова послышался ровный голос Харди, – но это не так, Либерти. Ты думаешь, они из личного расположения к тебе приняли вас с Каррингтон в свой дом? Только никакое это, к черту, не расположение. Они обязаны тебе гораздо большим, черт возьми.