Флорис. Любовь на берегах Миссисипи

— Борись, Тонтон, дорогая… борись! — умоляла Батистина, пытаясь заставить ее проглотить приготовленные лекарства.

Но Тонтон не сопротивлялась болезни, напротив, казалось, она молча надеялась на скорый конец. Возможно, душевные и физические страдания, перенесенные ею, когда она пребывала в братстве нищих Нового моста и за время путешествия на корабле, окончательно ослабили ее организм.

— Проклята я… выше нос… принцесса! — были последние слова, произнесенные Вертушкой в полном сознании.

Затем она впала в полуобморочное состояние и, вытолкнув из себя сгусток черной крови, отдала Богу душу.

Потрясенная Батистина отказывалась верить. Тонтон, ее Тонтон… ее верная соратница в самых невероятных приключениях… Все рушилось вокруг Батистины. Она не захотела отдать ее тело возчику мертвых Флорис вырыл в саду глубокую яму. Батистина вложила в руку мертвой подруги маленькую оливковую веточку, обернула ее тело в тонкую ткань, и Флорис похоронил ее под апельсиновым деревцем.

Несколько дней спустя Флорис, Батистина, Вальмир и Людовик вымыли дом и, взяв с собой немного одежды на смену, покинули Новый Орлеан.

Четверо молодых людей раздобыли вместительную габару и поплыли вверх по Миссисипи по направлению к Батон Руж, где Флорис и Батистина надеялись что-нибудь узнать об Адриане.

26

— Что за собачья жизнь! — ругался Жорж-Альбер Платье висело на нем клочьями. Подхватив свою помятую треуголку, он поглубже нахлобучил ее на голову, чтобы хоть как-то защититься от палящих солнечных лучей. Затем Жорж-Альбер продолжил свой путь. Куда он шел? Он и сам как следует не знал Маленький зверек Флориса пребывал в отвратительном настроении. Уже давно ему не удавалось найти доброй бутылочки, и… в общем, вот уже две недели, как во рту у него не было ни капли живительной влаги, и это не считая того, что он уже давно потерял след своего хозяина и Адриана с товарищами. Жорж-Альбер устал возмущаться. Ноги больше не держали его. Сапоги его порвались во многих местах. Как известно, почтенная обезьянка утратила привычку ходить, ибо в последнее время ей доводилось путешествовать исключительно в седельных сумках Флориса или Адриана.

— О! Вот она, людская неблагодарность! Интересно, разыскивают ли они меня… Бррр… Что-то я себя неважно чувствую… черт побери, надеюсь, что я не подхватил эту ужасную желтую лихорадку. Фу! Какой кошмар! Тогда прощай моя хорошенькая шубка! Ну что это за страна! Никакого покоя… ураганы, наводнения, лихорадки, не говоря уж о всяких мерзких тварях! Ах! Как я тоскую о Париже… Нет, с меня хватит, больше меня ни за какие коврижки из Парижа не выманишь, я же настоящий парижанин… Если мне когда-нибудь вновь доведется увидеть Новый мост… слово обезьяны, ни за что с него не уйду!

После такого обещания Жорж-Альбер смело нырнул в заросли табака. Проспав несколько часов под сенью широких листьев, он проснулся вполне отдохнувшим, однако с противным ощущением посасывания под ложечкой. Голод все настойчивей давал о себе знать. Жорж-Альбер продолжил свой путь. Внезапно он с интересом принюхался. Сомнений не было: до его ноздрей доносился приятный аромат съестного. Аппетитные запахи поднимались к небу. Жорж-Альбер приблизился к незнакомому поселению. Дорогу ему преградила группа мужчин. Это были солдаты и торговцы: вторые расспрашивали первых. Жорж-Альбер приблизился, чтобы послушать, о чем шел разговор.

— Как там, в Новом Орлеане, эпидемия свирепствует по-прежнему?

— Да, зато в Арканзасе и Иллинойсе она уже идет на убыль!

— А как обстоят дела у дикарей?

— Ах! Если бы желтая лихорадка избавила нас от них всех — до единого!

— Не стоит так говорить… все-таки они тоже создания Божьи!

— Погодите, вот попадетесь им в лапы, тогда узнаете, чьи они создания! Нет, господин Жозеф, все эти натчезы, шаткасы, чероки — настоящие дикие звери, и всех их надо истребить… губернатор тысячу раз прав, что приказал поджигать их поселения… Да, только так мы сможем избавиться от индейцев!

— Кажется, выжившие индейцы бегут во Флориду?

— Ха-ха! Вот и отлично, пусть там заражают испанцев!

— А что же будет с нами, лейтенант, какой вы получили приказ?

— Я должен выставить двух солдат для охраны дороги, а вы дайте им на подмогу нескольких горожан. Тех, кто не может предъявить свидетельство об абсолютном здоровье или не докажет, что идет из незараженной зоны, в Батон Руж не пускать. Главное, безжалостно гоните прочь всех, кто идет из Нового Орлеана… Пусть пережидают эпидемию в лесу!

— Скажите, лейтенант, правда ли, что губернатор собирается устроить здесь свою резиденцию?

— Да, он прибывает из Понтчартрейна, где положение значительно улучшилось. Его превосходительство займет дом бургомистра!

— Так, значит, в ожидании конца эпидемии, Батон Руж будет столицей Луизианы вместо Нового Орлеана!

— А разве мы этого не заслужили? У нас было меньше всего больных!

— Прекрасно, значит, приказ вам известен, охраняйте получше дорогу… мы направляемся к Миссисипи поднимать горожан, чтобы организовать круговую охрану…

Лейтенант с солдатами удалился. Узнав все, что ему хотелось, Жорж-Альбер осторожно двинулся за солдатами, стараясь не попасться на глаза стражам, оставшимся охранять дорогу. Маленькая обезьянка прошмыгнула на кукурузное поле и, прячась среди высоких стеблей, заспешила к домикам на окраине.

Изысканный запах куропатки, тушеной с померанцем, вызывал у Жоржа-Альбера обильное слюноотделение. Он быстро пересек небольшой дворик и бесшумно нырнул в приоткрытую дверь. Быстрый внимательный взгляд — и ему стало ясно, что на этот раз удача на его стороне. Он попал в кухню, которая в эту минуту была пуста. На большом столе стояло упоительно пахнущее блюдо. Без лишних церемоний Жорж-Альбер вскочил на стол и запустил лапу в сочное рагу. О! Какое наслаждение, никогда еще он не пробовал столь восхитительной пищи! Жорж-Альбер принялся аккуратно выбирать кусочки белого мяса. Кувшин фронтиньянского муската великолепно дополнял его трапезу.

«Ах! Я словно заново родился!» — подумал маленький зверек, с удовольствием опустошая сосуд с вином.

Удар по затылку прервал его блаженство. От неожиданности Жорж-Альбер чуть не рухнул в блюдо с куропаткой. Он обернулся, готовый отразить нападение агрессора, но от изумления словно прирос к столу. И мгновенно получил пару звонких пощечин.

— Бродяга! Вор! Не отпирайтесь, я видела, как вы таскали кусочки рагу!

Жорж-Альбер хотел было начать оправдываться, но ему не позволило это сделать чувство чести. Восхитительная мартышка в розовом платье, ростом чуть-чуть пониже Жоржа-Альбера, стреляла в нашего героя своими хорошенькими глазками.

— Уверяю вас, мадам, вы меня неправильно поняли! Я вовсе не вор, я просто заблудившийся путник… пытаюсь отыскать своих товарищей!

Манеры Жоржа-Альбера произвели на мартышку надлежащее впечатление. Надо признать, что общение с Флорисом и Адрианом, не говоря уж о китайском императоре или о Людовике Любимом, многому научило маленького зверька.

Из соседней комнаты донеслись голоса.

— Идемте скорей… мои хозяева не должны вас увидеть!

Новая знакомая Жоржа-Альбера увлекла его за собой во внутренний дворик. Там они спрятались за корчагами с медвежьим жиром. Объяснение продолжилось.

Маринетта была юной африканской мартышкой. Ее привез в Луизиану какой-то моряк, который потом оставил ее трактирщику из Батон Руж в счет уплаты долга. Жорж-Альбер посетовал на судьбу Маринетты. Однако юное создание быстро успокоило его: конечно, иногда она с тоской вспоминала родные африканские джунгли, висячие лианы и свое семейство, но нынешние ее хозяева, папа Лардо и мама Лардо очень неплохо относились к ней. Они прекрасно кормили ее и требовали только одного: чтобы она развлекала посетителей гостиницы.

— А вы? — спросила Маринетта, стремясь узнать, с кем же она имеет дело. Жоржу-Альберу было нечего скрывать, и он поспешил уверить в этом Маринетту. Он на свой лад рассказал ей обо всех своих приключениях. Флорису и Адриану в них достались только вторые роли. Ошеломленная Маринетта узнала, что Жорж-Альбер был близким другом русской императрицы и короля Франции, что он выиграл битву при Фонтенуа и что губернатор Луизианы ни в чем не может ему отказать! Разумеется, в настоящее время он всего лишь бедный изгнанник без крыши над головой и без средств к существованию, но пройдет еще немного времени — и жизнь его вновь обретет былое великолепие.