Крик души

— Нам нужно кое-что сообщить тебе, — тихо произнес он. — Так, может…

— …присядем? — закончила за него мать.

Никки доводилось слышать, что люди, прожившие долгое время вместе, становятся способны начинать и заканчивать фразы друг друга. Их мысли следуют друг за дружкой, как нитка за иголкой.

Этому ее научила бабуля Мэй. Ей внезапно остро захотелось, чтобы и бабуля Мэй была рядом. С ней она всегда чувствовала себя в полной безопасности, а ее родители — почему-то совсем наоборот.

Усталость взяла над ней верх, все стало казаться похожим на сон, почти ирреальным.

Когда они сели, мать снова осмотрела комнату, очевидно, задерживая взгляд на грязных тарелках, разбросанных подгузниках, газетах и дисках, сваленных в кучу.

Отцу, похоже, было неудобно: он оказался слишком крупным для этого кресла. «Нам нужно кое-что сообщить тебе», — начал он, и, вспомнив, что произошло в прошлый раз, когда он произнес эти слова, Никки почувствовала желание защищаться. Внезапно вспыхнул неконтролируемый гнев на то, как ее отец рылся в жизни Спенса и пытался намекнуть, что он похож на своего покойного родителя, который, возможно, вообще не приходился ему отцом. Если сегодня они произнесут хоть слово против Спенса… Она не допустит этого. Ей сразу захотелось, чтобы они ушли. Однако еще больше ей хотелось наброситься на них с упреками за то, что они передали ей ген, который со временем убьет Зака. Было бы хорошо обвинить их во всем, но в то же время она их все-таки любила и так радовалась, что они приехали. Ей хотелось обнять их крепко-крепко. Они здесь. Наконец-то.

Она снова посмотрела на отца и увидела человека, который всегда приходил к ней на помощь, считал ее рождение лучшим событием в своей жизни и хотел сделать ее мир идеальным во всех отношениях.

Она спросила себя, каково это — быть родителем, который отдавал своему ребенку все в течение восемнадцати лет, а в результате ребенок заявил, что ему все равно, чего они там хотят, ибо он избрал себе другой путь.

Должно быть, это намного хуже, чем быть родителем, чей ребенок капризничал в течение трех ночей и двух дней подряд.

Но далеко не хуже, чем быть родителем ребенка, страдающего болезнью Тея-Сакса.

— Похоже, тебе нужен помощник, — заметила мать, все еще рассматривая беспорядок в комнате.

Никки снова посмотрела на нее. Это что — критика? Она что, чувствует некоторое удовлетворение от того, что жизнь доказала ее правоту? Никки больше не могла сдерживаться. Друзья ее бросили. Ребенок скоро умрет, его отца вечно нет дома… Его отец — сын педофила. Зачем они копались в прошлом Спенса? Почему они хотя бы для начала не познакомились с ним лично? Они явились сюда, чтобы попытаться разлучить их?

Внезапно Никки вскочила на ноги, и не успела она оглянуться, как с языка у нее полились слова — сердитые, горькие, обличительные.

— Только в вашем мире люди нанимают помощников! — кричала она. — В моем мы не можем позволить себе горничных, прислуги или как вы их там называете. Но, по крайней мере, мы правильно выбираем приоритеты. Для меня на первом месте — мой ребенок, и так будет всегда. Так что не смейте являться сюда и смотреть сверху вниз на меня и мой дом… — Ее голос начал срываться. — Я хочу, чтобы вы ушли! — продолжала кричать она. — Пожалуйста, уходите немедленно. Мне не интересно, что вы собирались сказать, точно так же, как вам не интересна я.

— Николь, пожалуйста, постарайся успокоиться, — тихо попросил ее отец.

— Не говори со мной так! — бушевала Никки.

Мать встала.

— Она переутомилась, — пояснила Адель мужу. — Сегодня мы ничего не сможем сделать. Пусть поспит.

— Да, вот именно, уходите! — вопила Никки, когда они направились к двери. — Не трудитесь помогать мне прибираться здесь, я знаю, что это ниже вашего достоинства — касаться чего-то, что могло бы принадлежать Спенсу или даже вашему собственному внуку. Нет, не надо! — крикнула она, когда ее мать попыталась прикоснуться к ней. — Просто уходите. Вам здесь не рады, так что даже не думайте о возвращении. У вас больше нет ни дочери, ни внука! Вы слышите меня? Теперь вы, наверное, счастливы, потому что я никогда не была вам нужна. Я — та, кто разрушил вашу жизнь, помните?

Лицо ее матери превратилось в маску горя.

— Я понимаю, мы выбрали неудачное время, — примирительно сказала она, — но мы любим тебя, Николь, и мы готовы помочь тебе, в чем…

Никки закрыла ладонями уши.

— Оставьте меня в покое! — неистовствовала она. — Я не хочу больше вас видеть. Просто уходите.

Никки все еще рыдала, когда, полчаса спустя, приехала миссис А.

Впустив ее в дом, Никки села на диван и прижала к себе Зака, словно в целом мире ничего больше не имело значения. На самом деле так и было. Она держала ребенка на руках с тех самых пор, как уехали ее родители: ей нужно было чувствовать тепло его крошечного тельца и ту неразрывную связь, которая существовала между ними. Почему все было совершенно по-другому между ней и ее матерью? Или она просто каким-то образом потеряла это чувство?

Миссис А. пошла в кухню, чтобы приготовить чай, а потом села на диван и взяла на руки Зака, пока Никки рассказывала ей о том, что произошло.

— Я знаю, что не должна была вот так взрываться, — шмыгнула она носом, — но я не могла сдержаться. Я так устала, столько всего навалилось на меня. Я подумала, что они опять хотят сказать какую-то гадость о Спенсе или попытаться разлучить нас…

Миссис А. понимающе улыбнулась.

— Они его хоть раз упомянули? — спросила она, наблюдая за тем, как бархатные голубые глаза Зака осматривают комнату, возможно, в поисках матери, чей голос он слышал, но понимал, что держит его другая женщина.

Никки покачала головой и посмотрела на Зака.

— Они даже не спросили, можно ли им подержать внука, — жаловалась она, чувствуя, что снова оказалась на грани срыва. — Я так хотела, чтобы они приехали, а теперь я жалею, что увидела их. — Она посмотрела на миссис А. — Вы думаете, я слишком остро отреагировала? Я погорячилась, да?

Откинувшись на спинку дивана и устроив Зака поудобнее, миссис А. ответила:

— Очень трудно думать логично, когда у тебя нет возможности выспаться, и я уверена, что твои родители поняли это.

Никки почувствовала беспокойство и ощутила укол вины, спросив себя, действительно ли они все поняли. Из того, что сказала мать, похоже, она поняла состояние дочери, но Никки было жаль, что нельзя повернуть время вспять: теперь она, по крайней мере, попробовала бы выслушать их.

— Когда я встречалась с ними, — осторожно начала миссис А., — они рассказали мне о том, что им удалось узнать о семье Спенса.

К возникшей в голове Ники тяжести добавилась резкая боль в сердце.

— Вы имеете в виду — о его отце? — уточнила она, почувствовав, что ей стало плохо до тошноты и она сейчас просто упадет в обморок.

Миссис А. кивнула:

— Я так понимаю, ты еще не говорила об этом Спенсу.

Никки качнула головой:

— Может, он и не знает, а если так… Даже если он знает, им не следовало так поступать. Это было ужасно, а когда они попытались намекнуть мне, что он, возможно, похож на отца… Как они могли подумать такое, если даже не видели его ни разу?

В глазах миссис А. была печаль.

— Я согласна, это неправильно, — сказала она, — но их поступок… Это, возможно, не лучший способ продемонстрировать свои чувства, но я не сомневаюсь: они так поступили из беспокойства и любви к тебе.

— И все равно, так нельзя.

Поскольку спорить тут было не с чем, миссис А. сменила тему и спросила:

— Они сказали тебе, что у них сейчас некоторые трудности?

Никки почувствовала, как у нее перехватило горло.

— Похоже, твой отец потерял свой бизнес, — продолжала миссис А., — и они были вынуждены продать свой дом.

Никки внезапно стало жарко.

— И где они теперь живут? — хрипло спросила она. — Где вы их нашли?

— Они все еще в Бате, но в квартире друга, которую снимают.