Вязание по пятницам

Пришел доктор Рамирес и очень подробно рассказал ей о результатах операции: яичники и матку пришлось удалить, но кишечник почти не стронут. Раковая опухоль третьей стадии — это свидетельствовало о серьезности положения, но не о безнадежности. Ей следует пройти курс интенсивной химиотерапии и потом еще раз проконсультироваться у специалиста.

— Смиритесь с этим как с данностью, — посоветовал доктор, стараясь ее подбодрить.

* * *

Кэт появлялась ежедневно и приносила роскошные букеты цветов. Цветы долго не вяли, и букетов в палате уже накопилось довольно много. Как-то раз, когда от нее уже ушли Анита, Джеймс и Дакота, принесшие целую сумку сладостей и развлекательных журналов, в дверь неожиданно постучали.

— Войдите, — произнесла Джорджия настолько громко, насколько позволял ей голос, все равно остававшийся слабым из-за успокоительных. Но никто не вошел. Уж не приснилось ли ей, что она слышала стук в дверь?

Но в эту минуту стук раздался вновь.

— Входите! — крикнула она изо всех сил и включила кондиционер.

Дверь отворилась, и на пороге показалась фигура в бежевом плаще, не слишком годившемся для жаркого нью-йоркского лета, и с сумкой из коричневой кожи. Ее мать, Бесс. Следом за ней вошел и отец, почти совсем седой, в руках он держал большой пластиковый пакет.

— Добрый день, Джорджия, — коротко сказала мать, — мы с отцом приехали проведать тебя.

Несколько мгновений Джорджия в замешательстве думала, что сказать. Но слова не находились. Ей хотелось расплакаться, комок подступил к горлу и душил ее. Бесс наклонилась к ней, и они крепко обнялись.

Ничего не нужно было говорить.

Странное воссоединение: Джорджия в ночной рубашке, растрепанная и заплаканная, и ее родители, одетые так, словно приглашены на важное официальное мероприятие. Конечно же, они тут же наперебой заговорили.

— Я кое-что привез тебе, — начал Том, раскрыв свой пакет и достав оттуда плюшевого мишку, которого она так любила еще ребенком.

— Спасибо, папа, — ответила она. Ей было необычайно приятно, что он помнил о ее детстве, привычках и хранил ее игрушки.

— Мне сказали, ты навещала ферму в Шотландии, — добавил он.

— Да, — подтвердила Джорджия, — я недавно написала Грэн, сообщила ей обо всем.

— А как дела с магазином?

— Неплохо.

— Это здорово. Я рад.

Разговор замялся на минуту, прежде чем всплыла «главная» тема.

— Ты еще так молода, — проговорила Бесс.

— К сожалению, эти вещи случаются и с молодыми тоже, мама, — отозвалась Джорджия. — Возможно, причина в наследственности, но думаю, в моем случае это не так.

Бесс потрясла головой.

— Моя мать умерла, когда я была совсем юной, — тихо произнесла она. — Я только знала, что у нее была какая-то женская болезнь; люди в то время не называли это раком.

Она заплакала, прижимая платок к лицу.

— Не понимаю, как это могло произойти.

Все действительно могло бы быть иначе. Она ведь знала, что неважно чувствует себя, еще до поездки к Грэн в Шотландию. Если бы она могла поговорить об этом с кем-нибудь, поделиться своими проблемами… Но отношения с матерью не располагали к откровенности. Мать всегда держала ее на расстоянии, но даже если бы она вела себя иначе, разве смогла бы защитить дочь от болезни? Разве в ее силах уберечь Джорджию от рака? Скорее всего нет.

Зато теперь она впервые в жизни открыто, не притворяясь, разговаривала с родителями. Почти недосягаемая в прошлом мечта, самое большое ее желание в молодости. Она чувствовала признательность к Кэт, вызвавшей их из Пенсильвании и сообщившей о ее положении.

— Я не могу понять, почему ты до сих пор общаешься с Кэти Андерсен. — Мать вытерла слезы и опять стала сама собой.

— Мы обе сильно изменились, — пояснила Джорджия. — У меня нет оснований не любить ее.

— Но ты ничего мне не сказала…

Джорджия смущенно опустила глаза. Странно, что ее мать не понимала: это невозможно при тех отношениях, которые между ними сложились.

— Я не хотела понапрасну вас беспокоить, если ты имеешь в виду мои отношения с Джеймсом.

— Это отец Дакоты? — неожиданно громко спросил Том.

— Да.

— Понимаю, понимаю. — Он кивнул и посмотрел на жену.

— Думаю, все очень хорошо, Джорджия, — добавила Бесс. — Столько лет прошло… Если он вернулся, значит, ты ему и правда нужна.

Дарвин знала: близится время, когда ей нужно будет признаться мужу в случившемся. Она интуитивно понимала это, глядя на Джорджию и Джеймса, прошедших тот же путь, хотя и по-своему, и прояснивших былые обиды, чтобы изжить недопонимание.

Она не виделась с Дэном семь месяцев и все еще ждала, когда он наконец приедет из Лос-Анджелеса, поскольку сама постоянно ссылалась на слишком большую занятость в связи с работой над своим исследованием. На самом же деле в своем пустом жилище и в мыслях о диссертации она просто пряталась от проблемы, которой боялась посмотреть в лицо. Она и вязать-то стала учиться ради самоуспокоения: когда она брала в руки спицы и предавалась этому необычному для нее занятию, беспокойство и страх перед будущим немного утихали.

Но время шло, и бесконечно прятаться не представлялось возможным. Когда-нибудь ей все равно пришлось бы покончить с этим. Чем больше она думала о своем замужестве, тем сильнее переживала и страдала из-за потери ребенка. Оставалась только надежда начать отношения с Дэном с чистого листа — так, словно прежде ничего и не случилось.

Она включила свой компьютер и почту, ожидая, что он тоже будет в онлайне.

Девушка Дэна. Ты тут?

Медик. Да.

Девушка Дэна. Мне надо кое-что тебе сказать.

Медик. Я скучаю.

Девушка Дэна. Нет, я серьезно, мне надо сообщить нечто важное. О ребенке.

Медик. Почти год прошел.

Девушка Дэна. Я знаю. На я поняла, что не хочу.

Медик. Что?

Девушка Дэна. Иметь ребенка. Я действительно не хочу этого. Когда я обнаружила беременность, я не знала, как все изменить.

Медик. Я сейчас позвоню тебе. Жди!

Телефон зазвонил тут же, но Дарвин не сразу сняла трубку, хотя не отвечать совсем не могла.

— Алло?

— Я не хочу пускаться в сумасшедшие подозрения, Дарвин, но ты должна сказать мне правду: ты сделала аборт?

— Нет.

— Тогда о чем ты говоришь?

— Я плохой человек, Дэн. Плохая мать. Плохая жена.

— С тобой творится что-то не то. Уже несколько месяцев, Дарвин, я слышу, как ты плачешь, когда мы разговариваем по телефону. Ты часто не берешь трубку, но я точно знаю, что ты дома. Я хочу понять и помочь тебе.

— Помнишь, ты сказал, что мне надо показаться психотерапевту после трагедии с ребенком?

— Да.

— Я тогда не пошла к нему. Я сняла деньги, которые ты прислал, но потратила их на очень дорогую шерсть.

— Это не так уж плохо. Ты всерьез занялась вязанием?

— Нет, на самом деле нет. Но Люси меня кое-чему учит. Я сама ее попросила об этом.

— Ты уверена, что стоит тратить на это силы?

— Не знаю. Я думаю, да. Мне так кажется. Нужно чем-то заполнить пустоту и покончить с прошлым.

— И когда ты собираешься с ним покончить? Ты и со мной хочешь порвать?

— Я никогда не хотела того ребенка, — ответила Дарвин. — И когда узнала, что беременна, чуть с ума не сошла. Я полезла в Сеть и стала там читать о том, как своими средствами прервать беременность — травы, горячая ванна, падение с лестницы…

— Ты сделала что-то в этом роде?

— Да, — голос Дарвин дрогнул, — я об этом думала.

Дэн тихо простонал в ответ. Он столько утешал ее, старался хоть как-то отвлечь ее от скорбных переживаний, не спал ночами, думая о ней…

— О, Дарвин, неужели ты спровоцировала выкидыш?

— Да, — подтвердила она. — Я не желала этого ребенка, он помешал бы мне завершить учебу. Но когда это случилось, я стала сожалеть о нем.