Открой свое сердце

— А кого я сейчас съем? — нараспев прорычал он. Пуговки с треском разлетелись по разным углам комнаты, и Кароль с силой овладел постанывающей и разметавшейся на кровати Ольгой.

С нею Кароль чувствовал себя героем. Она не была вялой в постели, как предыдущая его пассия, и не была холодно-отстраненной, как в последние годы его жена, но и не была агрессивно-напористой, подавляя его как партнера и перехватывая инициативу. В общем, она вполне устраивала его как женщина. С нею можно было делать все, и Кароль пользовался ее расположением. Он изнемогал от страсти, сдерживая в себе подкатывающие волнами предоргастические ощущения. Единственное, что несколько смущало его, так это то, что она могла получить наивысшее удовольствие лишь в единственной позе — позе «наездницы». Как ни старался фон Зиндер изменить хоть что-нибудь в чувственности этой женщины, ничего у него не получалось. Поэтому он сам время от времени помогал Ольге поудобнее усесться на него, пристально наблюдая за тем, как она приближается к оргазму. Поначалу это зрелище несколько пугало его, а Ольга даже и не подозревала, что он с любопытством следит за ней, сам при этом оставаясь почти спокойным. Лицо ее становилось безумным: глаза были полуоткрыты, но радужные оболочки начинали кружиться по невероятным орбитам, а в самый последний момент она полностью теряла контроль над собой и преображалась: глаза ее закатывались куда-то вверх, и в просвете между веками зияла только пустота белков.

— О, я люблю тебя! — стонала Ольга. — Я хочу тебя. Насовсем, насовсем, насовсем, — шептала она, и, когда глаза ее стали закатываться, Кароль вдруг почувствовал такой силы возбуждение, что сквозь тело его пробежал электрический разряд сладостного чувства. Он покрылся мелкими бисеринками пота и задрожал, теснее прижимая ее скользящие по члену бедра к себе.

— Давай, лапочка, давай! — подстегивал он ее, хотя и сомневался, что она его в данный момент слышит. — Вот так, хорошо. Вот так, — движения бедер Ольги стали быстрыми и короткими. Из груди ее вырвался крик, и она, сделав еще пару неритмичных рывков, взорвала в Кароле мощный оргазм.

— Я не хочу жить, — наконец прошептала она дрожащим голосом и уткнулась носом в его пахнущую смесью острого дезодоранта и пота подмышку.

Ольга уснула, негромко посапывая и постанывая сквозь дремоту. Кароль тихонько поднялся и придвинул стол с напитками и закуской поближе к кровати. Две бутылки из-под спиртного уже валялись под столом, блестя белым матовым стеклом и красными винтовыми крышками. Кароль открыл водку. Налил себе стопочку и одним махом опрокинул ее в рот. Водка мягко прошла по гортани, не обжигая ее и не прибавляя новых ощущений отупевшему и одуревшему от секса Каролю. Он снова налил стопочку, и еще одну, и еще, пока совсем обмяк и ватным, непослушным телом рухнул рядом с Ольгой.

На дворе завыла собака. Она завыла так неожиданно близко и громко, что Ольга открыла глаза. Ее мутило. «От выпитого, что ли?» — растерянно подумала она. Голова кружилась, и сердце оглушительным биением разрывало виски. Ольга, превозмогая себя, попыталась встать. Красная волна затмила свет, и Ольга на непослушных ногах сделала пару шагов. Волна отхлынула на мгновение, и перед ее взором появилась преображенная, словно через затуманенное стекло, комната. Она обвела ее взглядом: стол, бутылки, бананы, записка: «В нашей смерти просим никого не винить. Мы любим друг друга и умираем вместе».

По лицу ее скользнула искаженная улыбка. Она сделала неглубокий вдох и, словно подкошенная, рухнула на пол.

— Кароль, — прошептала она. — Кароль, помоги мне. Кароль.

Голос ее, как воздух из наполовину сдувшегося воздушного шарика, с шипением выходил из груди, почти не нарушая тишины. Она попробовала подтянуться на руках в сторону выхода. Сильный спазм вывернул ее, и горькая жидкость, вырвавшись из горла, подтекла под тонкую ткань платья. Она затаила дыхание, потом вдруг неожиданно очнулась, выпрямилась и ухватила спящего Кароля за руку, резко потянув ее на себя.

— Кароль! Где же твой обещанный кофе?

— Майн херцлишен, — Кароль соскользнул с кровати и, навалившись на Ольгу бесконечной тяжестью своего тела, проронил последние в своей жизни слова: — О, майн Готт…

Пошел дождь. Водосточная труба завыла, словно примолкнувшая на некоторое время собака, загрохотала длинными ливневыми очередями, всполохи молний осветили комнату сквозь прикрытые ветром ставни. И медленная крупная луна выплыла на небосклон, освещая ровным неживым светом влажный заброшенный сад и мокрую, как рыбья чешуя, сверкающую латунным отблеском черепицу.

Вечером следующего дня, озабоченный отсутствием хозяев «мерса» сторож пошел поглядеть, не случилось ли чего в доме отставного полковника Леонида Петровича, куда вчера приехали на два дня предполагаемые покупатели — добропорядочная немецкая чета фон Зиндеров: фрау Ольга и герр Кароль.

Через несколько минут, возвратившись назад, он, стараясь подавить в себе чувство ужаса, которое возникает у всякого человека, впервые и неожиданно столкнувшегося со смертью, набирал дрожащим пальцем «02».

— Милиция! Милиция! — кричал он срывающимся голосом. — Я извиняюсь, что так поздно! Мне нужна ваша помощь! Что?.. Сторож садового товарищества. Да-да, Яблоневая, восемь. Два трупа… Скорее, пожалуйста. Не знаю, я сквозь окошко… На полу. Он на ней… Оба раздеты, пожалуйста, поскорее…

11

Алина попыталась поднять глаза, но не смогла, усталость ломила тело. Не хотелось ни двигаться, ни думать, ни говорить.

— Подъем! У нас много работы.

— Встаю, — Алинка улыбнулась через силу. Она-то уже знала, что бизнес фотомодели не такой простой, как кажется с первого взгляда. Когда раньше Алинке случалось смотреть на улыбающиеся лица фотомоделей, ей казалось, что жизнь у них — не жизнь, а сахар. Вот они и улыбаются все время белоснежными голливудскими улыбками. А почему бы и нет? Лимузины, дома, платья «от кутюр», косметика — все по высшему разряду. Но не тут-то было.

— Встаю, — сказала Алинка и, потянувшись всем телом, опустила на глубокий мягкий ворс ковра ноющие от усталости ноги. Словно и не было целой ночи отдыха.

— Как ты себя чувствуешь? — Марк, ее теперешний бой-френд, фотограф и продюсер одновременно, откинул с ее лба тяжелые золотые волосы. — Ты не очень хорошо выглядишь.

— Марк, — запротестовала Алинка, — я прекрасно себя чувствую. Конечно, я малость устала… Но согласись, такие нагрузки…

— Да? А кто позволил себе расслабиться и набрать пару лишних килограммов? — Его самоуверенный голос почему-то подействовал на Алинку усыпляюще. Ей снова захотелось свернуться калачиком и спрятаться под одеяло.

— Марк, — попросила она вкрадчивым голосом, — может, еще полчасика?

— Каких полчасика?! Каких полчасика?! — Ее медлительность заставила Марка вскочить с постели и сдернуть с Алинки одеяло. — Подъем! Господи, неужели ты не понимаешь, что, несмотря на такой огромный успех, твоя карьера только в самом начале. Это же небывалый случай — всего неделю в Париже, и сразу приглашение на дефиле к Кристиану Диору. Алина, возьми себя в руки, пожалуйста!

— Но Марк, — слабо запротестовала Алинка, уже направляясь в ванную. Ее длинные ресницы отбрасывали тень на светлую кожу щек. — Я почти год в этом бизнесе. Я так устала, Марк…

Конечно, Алинка помнит, как все начиналось. И того будапештского фотографа, который предложил ей сделать серию снимков, а потом, почти сразу за ним, появился молодой норвежец. Ингвар, кажется. С Ингвара и началась ее настоящая трудовая жизнь фотомодели и серьезное отношение к этой профессии. Потом Милан, Нью-Йорк, реклама какого-то крема. И вдруг — Марк. Он привез ее в Париж. И вот она, удача — первая обложка во французском журнале. Престижный конкурс моделей, победа в нем, приглашение на дефиле. Сегодня должны состояться съемки для одной из компаний на телевидении.