«Голубые Орхидеи»

— Ох, — пробормотала Джина, — она просто помешалась на мне.

— Я уверена — это не так, — возразила Орхидея.

— Это так. Я только что разузнала, что Чарли нажал на кое-какие пружины, чтобы меня взяли, и он действовал через голову Беттины. Поэтому она ненавидит меня. Я думаю, что и сама смогла бы получить эту роль, но это так мило с его стороны, что я не могу с ним ссориться.

Михаил, сидевший впереди них, поднялся и пошел по проходу, брови его были насуплены. Он чуть-чуть прихрамывал, но заметить это мог только человек, наблюдающий за ним так пристально, как Орхидея.

Она рассеянно сказала Джине:

— Никому нет дела до того, из-за чего она тебя ненавидит. Главное, что ты участвуешь в постановке, не так ли? Теперь она не сможет избавиться от тебя.

— Да, без того чтобы не плюнуть в лицо Чарли, — хихикнула Джина.

Прошли две недели репетиций. Кит Ленард только ненадолго появлялся в зале. Выглядел он измученным и обращался с Валентиной точно так же, как с Беттиной, Орхидеей, Джиной и прочими — казалось, смотрел мимо них.

— Кит! — догнала и окликнула его однажды Валентина, когда он, взглянув на часы, покидал репетиционную.

— Извини, Вэл, я тороплюсь в больницу.

— Я знаю, Кит, как она?

— Не очень хорошо.

— Она… Кит…

— Давай оставим эту тему, — резко оборвал ее он.

Не считаясь с унижением, она спешила вслед за ним по лабиринту темных закулисных коридоров.

— Кит, я знаю, что она больна, но мы все еще друзья? Ты нарочно избегаешь меня? Я сделала что-то не так? Я не знаю, как себя вести с тобой.

— Вэл, пожалуйста, не надо.

— Не надо что?

— Вэл, Синтия умирает, — прошептал он.

Валентина резко остановилась, пытаясь преодолеть чувства, внезапно поднявшиеся из глубины души.

— Мне очень жаль, — запинаясь, сказала она, — очень, очень жаль нас всех! Но я тоже люблю тебя. Как быть с нами? Что делать с нашей любовью?

Кит посмотрел на нее, и лицо его исказилось.

— Вэл, пожалуйста, в другой раз, — начал он, но Валентина уже повернулась и побежала назад, по коридору, его слова, отвергшие ее, эхом звучали в ушах: Вэл, пожалуйста, в другой раз.

Кит Ленард понимал, что уделяет спектаклю только четверть своего внимания. Но тем не менее «Доктор Живаго» складывался удачно. К началу четвертой недели репетиций танцевальные номера были полностью поставлены, и обычные дружеские и враждебные отношения и связи, присущие любой постановке, уже определились.

Орхидея и Валентина поддерживали друг с другом вежливые отношения, но держались на расстоянии. У двух танцовщиков начался бурный и страстный роман. Джина Джоунз со своим живым теплым южным юмором стала одной из самых популярных участниц труппы. Сенатор Уиллингем тоже стал всеобщим любимцем, после того как несколько раз присылал пиццу для всей труппы.

— Мой Чарли будет сидеть в середине первого ряда, — постоянно твердила Джина, когда актеры толпились в артистической во время перерыва, совершая набеги на столы, уставленные булочками в форме орехов, сливочным сыром и кофе. — И я сделаю все, на что только способна, ради него. Вы же знаете, что мне все время приходится сражаться здесь, чтобы выжить.

Она имела в виду конфликт между собой и Беттиной. Хореограф издевалась над ней, когда та делала ошибки, а с ней это случалось чаще, чем с другими танцовщиками.

— Тебе не кажется, что ты слишком сурова с ней? — однажды утром спросил Кит Ленард Беттину, увидев, как Джина вся в слезах героически пытается точно выполнить сложнейшую комбинацию.

Беттина огрызнулась.

— Сурова? Я недостаточно сурова!

— Но Джина плакала.

— Ну так что? Все они время от времени плачут. Это же не джаз мисс Софи и не уроки стэпа, это Бродвей, голубчик. И кроме того…

Но она не успела закончить. В дверях появилась секретарша Кита с узкой розовой полоской телефонограммы в руке. Глаза ее покраснели. Она сделала знак Киту, и он тотчас же вскочил и выбежал из репетиционной.

— Это из больницы? — спросил он, выхватывая из ее рук розовую полоску.

Секретарша заплакала:

— Да. Мистер Ленард… мне очень жаль. Она…

Кит смотрел на телефонограмму, и глаза его наполнялись слезами.

Через два дня после похорон Синтии, Кит, постаревший лет на десять, вернулся в репетиционный зал. Лицо его приобрело желтоватый оттенок, и темные круги пролегли под глазами. Пиджак висел на нем как на вешалке.

Он выглядел таким жалким, что Валентина, горестно вскрикнув, подбежала к нему.

— Дорогой, я так сожалею! Я знаю, как ты переживаешь…

— Не надо, — пробормотал он. — Пожалуйста, Вэл, не надо.

Она отступила.

Голос его звучал хрипло.

— Я знаю, что ты сожалеешь. И я тоже сожалею. Но это не поможет.

Он резко повернулся и вышел.

Прошло три дня, четыре, пять. Кит по-прежнему избегал разговоров с Валентиной. Если она входила в артистическое фойе, он выходил оттуда. Если она шла навстречу ему по коридору, он коротко кивал и проходил мимо. Он стоял в глубине зала, когда она репетировала свои сцены, но стоило ей спуститься в зал, как он скрывался в кабинете помощника режиссера.

— Кит! — окликнула она однажды, поспешно войдя вслед за ним в маленький загроможденный вещами кабинет. — Можно мне поговорить с тобой?..

— Я не могу говорить, — отрывисто бросил он.

— Но…

— Валентина, мне нужно позвонить. Извини меня.

Оскорбленная и рассерженная, она вышла из кабинета.

Пичис, приехавшая в город за покупками, пригласила дочь на ленч в «Палм Корт». На фоне пальм в вестибюле отеля «Плаза» Валентина излила свое горе матери.

— Он обращается со мной, как с Иезавель! Он ведет себя так, будто я помогла убить ее.

— Нет, дорогая, не забывай, что его мучает чувство вины, оно накапливалось годами. Я уверена, что Синтия догадывалась, что Кит влюблен в тебя. Кто знает, что она могла сказать ему перед смертью, — пыталась утешить ее Пичис.

— О Боже.

— Дорогая, единственное, что ты можешь сделать, — дать ему время преодолеть все это. Со временем он придет в себя.

— Если только чувство вины не заставит его оттолкнуть меня, — с горечью сказала Валентина.

Однажды после долгого дня репетиций, когда Кит, полностью проигнорировав ее, похвалил всех остальных за их замечательное исполнение, Валентина почувствовала, что ее терпению пришел конец.

Она дождалась, когда он выйдет из театра, и, последовав за ним, окликнула его.

Если он и услышал ее, то не подал виду и шел все быстрее.

— Черт бы тебя побрал, Кит Ленард! — воскликнула она. Она догнала его и схватила за руку.

— Пусти.

Он вырвался и, проталкиваясь через толпу, свернул за угол и скрылся из виду. Она поняла, куда он направляется, — в квартиру, которую снимал в городе.

— Если он хочет играть таким образом… — пробормотала она, выбежала на дорогу и поймала такси.

Она стояла у дверей, ведущих в вестибюль его дома, когда подошел Кит. Он выглядел разгоряченным и сердитым.

— Мы должны поговорить, и я не уйду до тех пор, пока мы не поговорим, — твердо заявила она, подходя к нему.

— Нет, черт побери.

Она повысила голос:

— Я же сказала тебе, что не уйду до тех пор, пока мы не поговорим.

— Сэр? Все в порядке? — осведомился швейцар.

— Да, все в порядке! — с раздражением бросила Валентина, и Кит неохотно кивнул.

Они оба молчали, поднимаясь в лифте, а когда дверь открылась, Валентина готова была расплакаться. Кит мрачно пропустил ее вперед.

— Я приготовлю выпить, а потом ты можешь уйти, — отрывисто сказал он, направляясь к кухне.

— Не нужна мне твоя чертова выпивка! — закричала Валентина. — Я хочу поговорить с тобой. В чем дело, Кит?

— Я… — Кит сдался и опустился на софу, закрыв лицо руками.

— Кит, — она села рядом с ним.