Наследство

— Сколько вам лет? — спросил он, когда они шли по широкой лужайке к пристани. Когда она ответила, он остановился как вкопанный. — Двадцать три?

— А вы думали, я моложе или старше?

— Немного старше. — До самой пристани он шел молча. Клэй, находившийся там, предложил им взять катер.

— Я еду в город, чтобы забрать первую партию наших клиентов после гольфа, — сообщил он Лоре. — Тебе что-нибудь нужно?

— Спроси Келли, — ответила она и помахала ему рукой, когда Карриер завел мотор. Мощный катер, легко рванулся вперед, оставляя за собой длинную волну, которая закручивалась в центре, потом превращалась в едва заметный у-образный след на поверхности воды, в которой отражалось чисто голубое небо с редкими пушистыми облаками. Лора вспомнила океан около Кейп-Кода, обрушивающий свои волны на берег, где сидели они с Оуэном, или с силой бившийся о дюны, где она гуляла вместе с Полем. Лора закрыла глаза и откинула назад голову, подставляя лицо ветру, чтобы он прогнал прочь все ее воспоминания.

Карриер направил катер подальше от людей, которые катались на озере. Когда они оказались одни, он сбросил скорость, и они медленно поплыли вдоль берега. Лес начинался сразу на берегу, до них доносились пение птиц и другие звуки лесной жизни.

Он посмотрел на Лору. Она поправляла свои волосы точным движением руки, таким же сдержанным, каким был ее голос. Он снова подумал, что с ней будет непросто. Он никогда не встречал никого, будь то мужчина или женщина, кто совершенно спокойно мог позволить, чтобы молчание тянулось сколько угодно, и не начать нервно что-то говорить, чтобы заполнить его. Она молчала и сейчас. Он сбросил скорость еще немного, снизив шум мотора, чтобы они могли разговаривать.

— Вы когда-нибудь прилагали усилия, чтобы произвести впечатление на кого-либо? — спросил он. Она удивленно взглянула на него:

— Конечно. Какой странный вопрос. Я всегда хочу нравиться людям, чтобы они восхищались мной… от этого мне легче самой восхищаться и любить саму себя. — Она улыбнулась, немного смутившись. — А у вас разве не так? Я уверена, большинство людей чувствуют то же самое. Делают других людей своим зеркалом. Я имею в виду, то, что мы думаем о себе, зависит от того, что думают о нас другие.

— Умное наблюдение, — заметил он. — Мне оно понравилось. Но я почему-то не заметил, что вы поступаете именно так.

Она удивленно посмотрела на него:

— То есть вы хотите сказать, что поскольку я не пыталась понравиться вам, а многие именно это стараются сделать, во всяком случае, женщины, то я чем-то отличаюсь от других?

— Вы совершенно уникальны, — уточнил он, рассмеявшись, хотя в эту минуту почувствовал себя уязвленным и испытывал даже некоторую неловкость. — Но вы правы в том, что люди пытаются произвести на меня впечатление всеми способами, кто бы они ни были. Я даже не понимал, насколько к этому привык. Она едва заметно улыбнулась:

— Мои «способы» вы видели сегодня утром.

— Но вы старались для отеля и получали от этого удовлетворение.

Она задумалась над его словами:

— Да, мне это нужно. А вам? Если вы ждете от людей, чтобы они только восхищались вами, это значит, что в вас нет достаточной гордости, чтобы пережить то, что люди могут быть к вам жестоки.

Он внимательно смотрел на нее:

— Видимо, совсем недавно кто-то был жесток к вам, не так ли?

— Всем встречаются жестокие люди. Она успела заметить, что олень бросился в лес при звуке их катера.

— Разве жестокие люди не стараются из кожи вон вылезти, чтобы понравиться вам? Он кивнул в знак согласия.

— Жестокие, нечестные, эгоистичные, фанатичные, слабовольные… Они все готовы на все, если это поможет им заключить выгодную сделку и добиться своею. А дальше хоть трава не расти. — Все еще смотря в лес, она добавила. — Я знаю одного такого человека.

— Только одного?

Она повернулась к нему лицом:

— А вы знаете больше?

— Сотни, а может быть, тысячи. По-своему это совершенно обычные люди. Я им не удивляюсь.

— А я удивляюсь.

— Это одна из причин, почему мне хочется бывать с вами чаще.

— А другие причины? — спросила она после короткой паузы.

— Мне нравятся приключения, которые вы предлагаете вашим постояльцам.

Они одновременно рассмеялись, и Лора задумчиво заметила:

— Интересно, наша затея сработает?

— Я уверен, что у вас сработает любая ваша затея, — тихо ответил он. Он повернул руль и завел катер в небольшую бухточку.

— Пора обедать. А вы сможете рассказать мне о Кейп-Коде и о том времени, когда у вас впервые появился пылесос.

Всю осень — когда трансформатор был давным-давно починен, а гости снова появлялись к ужину в шелках и черных галстуках, вспоминая тот необыкновенный вечер под луной, когда омары казались, как никогда, вкусными, а история, рассказанная Эриком Пикардом, заставила их холодеть от страха, несмотря на тепло от походных костров, — каждый раз, если Карриер не был в Европе, все выходные он проводил с Лорой. Они катались на лошадях, играли в теннис, катались на лодке по озеру, плавали в открытом бассейне и исследовали соседние небольшие городки. Они беседовали о Европе, которую хорошо знал Карриер, о его мире финансов, его друзьях и бывших женах. Они говорили иногда немного и о самой Лоре, но она всегда чувствовала неловкость, когда он начинал расспрашивать ее, и после нескольких попыток он понял, что лучше дать ей время, чтобы она сама захотела довериться ему. Это не значило, однако, что он сдался, просто он решил не торопить события и сбавить обороты. После их первой совместной поездки на озеро, когда он спросил ее о Кейп-Коде и она инстинктивно ушла в себя, он понял, насколько она была скрытной. Но скрытничала она по инерции. Он пришел к выводу, что она не любила говорить о себе, скорее всего, в силу давнишней привычки.

Но по мере того как дни становились короче и прохладней и они проводили все больше времени в помещении, около камина, она постепенно начала немного рассказывать ему о своей жизни. Она описывала колледж, передразнивая своих преподавателей, как однажды копировала Жюля ле Клера для Поля, рассказывала о том, что подрабатывала помощником управляющею в «Бостон Сэлинджер», а также, что была компаньоном престарелого вдовца.

— А потом мы с Клэем приехали сюда, — закончила она свой рассказ, когда они сидели в углу в «Джейз Лэндинг». Это была маленькая таверна, с обитыми кожей стульями, газовыми рожками, свисающими с балок низкого потолка, и с репродукциями битв войны за независимость на стенах. В этот ноябрьский выходной день они были единственными посетителями.

— Келли и Джон предложили нам работу, кроме того, это была прекрасная возможность научиться гостиничному делу. Я уже здесь целый год. Чем только я не занималась, например, встречала посетителей в ресторане или могла управлять всем отелем, когда мне удавалось убедить Келли, чтобы она убедила Джона, что все в отеле будет нормально, если они уедут куда-нибудь в отпуск.

Карриер не спускал с нее глаз.

— А пожилой вдовец?..

— Он был моим другом, — отрывисто сказала она, удивившись, почему он заинтересовался Оуэном. Видимо, заметил что-то в ее лице или голосе… Внезапно она почувствовала отвращение ко лжи, которая практически стала ее второй натурой. «Мне осточертело каждый раз пробираться через тминные поля собственной лжи — а Карриер такой проницательный, — думала она. — Наверняка ничто не может его ни шокировать, ни возмутить». И она чуть не рассказала ему все. Но нужных слов не нашлось; привычка скрывать свое прошлое оказалась слишком сильной.

— Он умер, и мне… очень его не хватает. Я работала у него и на кухне с чудесной женщиной по имени Роза…

Голос у нее дрогнул, и она быстро сделала глоток вина.

— Я научилась у нее готовить. А вы умеете готовить? Я почему-то не могу представить вас на кухне.

— У меня шесть поваров, по одному в каждом из моих домов, но я могу сделать себе гамбургер. Я как-нибудь и вам его приготовлю, когда вы приедете ко мне в гости в Нью-Йорк.