Отчаянная тигрица

Он быстро поймал ее и прижал к себе, словно она была маленьким ребенком. Она брыкалась, царапалась, пыталась ударить его по больным ребрам. По тем самым ребрам, которые так старательно лечила. Джонас не смог увернуться от ее ударов, но ему удалось заломить ей руки за спину и крепко держать их. После этого он усадил женщину на пол.

Маленькая Жемчужина старалась вырваться из его объятий, хотя понимала, что он был намного сильнее ее. Она пронзительно визжала, как обиженный ребенок, но он не обращал внимания на ее крики и оставался невозмутимым. Через некоторое время ее ярость превратилась в агонию, а ненависть в безграничное отчаяние.

Маленькая Жемчужина зарыдала. Скорее всего, она уже давно начала плакать. Она сжала руки в кулаки, но не ударила его, а всего лишь согнулась, положив голову ему на колени.

Джонас нежно погладил ее по плечу и начал что-то тихо нашептывать, уткнувшись в ее волосы. Она не понимала, о чем он говорит, но чувствовала, как дрожит его голос. В голосе капитана не было гнева. Если бы он разозлился на нее, то она бы ответила ему тем же. Однако она не слышала в нем ничего, кроме доброты и нежности. Маленькая Жемчужина продолжала бормотать какие-то бранные слова. Он успокаивал ее, а она время от времени щипала и толкала его. Он проявлял по отношению к ней только доброту, и она, почувствовав себя виноватой, возненавидела его еще больше.

— Ты скоро умрешь, — выпалила она. — Су убьет тебя, а я буду смеяться, глядя на твой безобразный труп.

— Значит, это все-таки привычка, — спокойно произнес он.

Слова капитана совершенно сбили ее с толку, и она недовольно поморщилась.

— Ты — просто глупое животное, — сказала она.

— Ты можешь быть доброй, но твой жестокий нрав все портит. Я не могу понять, почему ты так себя ведешь.

— Ты просто глупец! Глупый варвар, волосатая обезьяна!

— А ты кто? Сварливая ведьма, продажная девка?

— Тигрица! Я — тигрица! — воскликнула она и попыталась стряхнуть его руку. И у нее это обязательно получилось бы, но Джонас опередил ее и еще сильнее прижал к себе. В отместку за это она хотела ударить его головой в грудь, но он схватил ее за подбородок и пристально посмотрел ей в глаза. — Я — тигрица, — обиженно пробормотала она.

— Значит, тигрицам дозволено подмешивать женщинам в пищу мерзкие снадобья, связывать их и издеваться над ними?

— Какая ерунда! — гневно вскрикнула Маленькая Жемчужина. — Я должна была это сделать!

Джонас предпочел промолчать и по-прежнему крепко держал ее, стараясь успокоить. Она больше не толкала его. Он же продолжал тихо покачивать ее, словно баюкал ребенка. По правде говоря, ее это действительно успокаивало; казалось, что она плывет по морю, а волны тихо покачивают ее лодку. И это неудивительно, ведь он — капитан корабля.

— Она сказала, что ей удалось вознестись на Небеса, — пробормотала Маленькая Жемчужина. — Я должна была это сделать.

— Но почему?

Капитан говорил совершенно спокойно, ни в чем ее не обвиняя и не упрекая. Маленькая Жемчужина поняла, что он просто хочет, чтобы она ему все объяснила. Тем не менее она разозлилась.

— Потому что я должна была это сделать! — выпалила она.

— Я уже это слышал.

Она резко дернулась, и он тут же застонал от боли. Его ребра. Его грудь, наверное, тоже болела, но, несмотря ни на что, он продолжал обнимать ее, крепко прижимая к себе. Она нахмурилась. В голове у нее была полнейшая сумятица.

— Уходи, — пробормотала она. — Возвращайся к своим бумагам и спискам.

— Я сейчас там, где мне хочется быть, — сказал он.

— А мне не хочется, чтобы ты был здесь.

Джонас долго молчал, а потом вздохнул. Она почувствовала на своей щеке его теплое, нежное дыхание.

— Моя мать тоже играла в эти игры, Маленькая Жемчужина. «Уходи». «Останься». «Я ненавижу тебя». «Я тебя люблю», — грустно произнес он, покачав головой. А затем он потерся подбородком о ее лоб и заявил: — Я не хочу в них играть. Этому не будет конца. К тому же все это слишком утомительно. Если ты хочешь, чтобы я действительно ушел, я уйду.

Четко, но со свойственной детям горячностью она ответила:

— Уходи.

Он снова вздохнул.

— Я уйду, Маленькая Жемчужина. Я должен верить тебе. Если ты говоришь, чтобы я ушел, то я должен уйти. Надеюсь, ты действительно этого хочешь. Я не хочу играть с тобой во все эти игры, — повторил он и повернулся так, чтобы лучше видеть ее лицо, но с места не поднялся.

Маленькая Жемчужина смотрела на него, изо всех сил стараясь сохранять твердость. Она ведь тигрица, а не капризный ребенок. Он нужен ей только для того, чтобы пополнить запасы энергии ян. Она прекрасно понимала это, но, когда смотрела ему в глаза, все сразу менялось. Его глаза становились то зелеными, то золотистыми, то карими. В комнате было очень темно, и поэтому она не видела, какими они были сейчас. Но она точно знала, что не такими, как у нее. У них все было разным.

— Я тебя совсем не понимаю! — крикнула Маленькая Жемчужина. Однако кое-что она все-таки поняла: он на самом деле может уйти. Если она попросит. Но ведь он все равно собирался уходить. Джонас — моряк, а моряки никогда не задерживаются на одном месте. Впрочем, как и обычные люди.

Подождав немного, капитан снова вздохнул. Громко вздохнул и как-то весь сник.

— Я люблю тебя, Маленькая Жемчужина. Это, конечно, величайшая глупость, но… что случилось, то случилось. Я, черт возьми, уже ничего с этим поделать не могу.

Изумленно уставившись на него, она сжалась. Внутри у нее все кипело. Она изо всех сил старалась унять эту боль. Она не решилась заговорить с ним, потому что боялась расплакаться.

Джонас снова посмотрел на нее. Глаза его были невероятно грустными. Подняв руку, он осторожно прикоснулся к ее лицу и с величайшей нежностью провел пальцем по щеке. И только когда он убрал руку, Маленькая Жемчужина почувствовала, что на щеке остался холодный влажный след. Он вытер ее слезу.

Неужели она плачет?

Конечно плачет. Разозлившись, она начала ругать Кен Джина. Потом она кричала и била Джонаса. Она так громко и безудержно рыдала, что у нее перехватило дыхание, а ее платье стало мокрым и грязным. Однако ей казалось, что она уже давно успокоилась и что припадок прошел.

Джонас вытер еще одну слезу, на этот раз на другой щеке.

— Моя мать плакала так же, как ты, — сказал он. — Сначала она кричала и билась в истерике, а потом молча роняла слезу за слезой, глядя в никуда. Я не понимал этого. — Он горько усмехнулся. — И до сих пор не понимаю, но точно знаю, что ее что-то мучило. Похоже, у нее была глубокая душевная рана и она никак не могла ее залечить. Эта боль давала о себе знать даже в те моменты, когда мать была спокойна, — признался Джонас. Его голос звучал задумчиво и печально. Наклонившись к ней, он сказал: — И тебя, и меня жизнь изрядно потрепала. Ты — проститутка, я — сын проститутки, и совершенно неважно, какие мы люди и чем занимаемся в жизни, потому что от этого позорного клейма, которое мы получили еще в раннем детстве, невозможно избавиться. Я все познал, Маленькая Жемчужина: и боль, и гнев, и душевные страдания, которые ничто не может облегчить. От всех этих мук мы с тобой можем спастись только в том случае, если будем вместе… — Он протянул ей руку, надеясь на то, что она поддержит его.

Женщина угрюмо смотрела на огромную руку белого капитана. Это было уже слишком. Его предложение окончательно сбило ее с толку.

— Какой же ты глупый! — крикнула Маленькая Жемчужина. У нее першило в горле, затекла спина, а в голове творилось что-то невообразимое — то ли там была полнейшая пустота, то ли полнейшая неразбериха. Но даже в таком состоянии она готова была настаивать на своем.

— Айе-айе, капитан, — растягивая слова, передразнил он ее по-английски и, опустив руку, поднялся на ноги. — Сейчас я уйду, и ты останешься одна, — сказал Джонас теперь уже по-китайски. — Если я тебе понадоблюсь, дай мне знать.

Презрительно усмехнувшись, она спросила: