Молчание леди

Голос доктора Белла звучал подавленно, когда он спросил:

— Вы передадите это его сыну?

— Нет. Только после вашего следующего звонка.

— Хорошо. До свидания.

Александр повернулся к Гленде и сказал:

— Итак, он отходит. Слава Богу, я не поехал к нему сегодня, иначе Ричард остался бы без гроша.

— Это вряд ли обеспокоило бы его.

— Возможно. Но он этого не заслужил и теперь сможет использовать нечестно добытые отцом деньги с пользой для всех. Я позабочусь об этом.

Было три часа ночи, а голос звонившего оказался голосом Трипа. На звонок ответила ночная дежурная, и Трип попросил:

— Пожалуйста, могу я поговорить с мисс Армстронг?

— Она спит. Но я могла бы передать ей ваше сообщение, как только она проснется. Это очень срочно?

— Ну, не так уж срочно. Просто скажите ей, что мистер Бейндор скончался этой ночью, в два тридцать…

К девяти часам Ричард уже позвонил и Александру, и Джеймсу и задал им один и тот же вопрос: сообщать ли ей? И от обоих получил один и тот же ответ. На его усмотрение. Если он считает, что от этого ей станет легче, то да. А что думает Гленда? Гленда думала, что ей нужно сообщить, и добавила, что Айрин провела спокойную ночь и этим утром выглядит отдохнувшей.

Теперь, сидя в кабинете Гленды, Ричард говорил ей:

— Я не знаю, как ей это преподнести, потому что, хоть я и ни о чем не сожалею, я понимаю, что именно наша вчерашняя встреча стала причиной удара.

— Да его все равно бы хватил удар, и очень скоро. Он шел к этому. Я первым делом поговорила с доктором Беллом, и он сказал мне, что в последнее время у него часто случались сердечные приступы, и что он не удивился бы, если бы его пациент упал замертво во время одного из них. Но он всегда держался, а потом его хватил удар. Насколько я его знаю, он бы продержался до прихода Алекса и успел бы изменить завещание. Я только могу сказать спасибо этому удару. Так что не будем убиваться по поводу его кончины.

— Да что уж говорить об этом. И знаете что, ведь больше всего его расстроило не то, что я сказал ему, поверьте мне, Гленда, а разбитая мною ваза. Хотелось бы мне, чтобы там было побольше вещей, которые я мог бы разбить вдребезги.

В дверь постучали, и чей-то голос спросил:

— Можно войти?

Дверь открылась, и вошла Джеки. Ричард поднялся и сказал:

— Ты пришла рано. Я думал, что ты на работе.

— Я взяла выходной… нет, целую неделю выходных. Как ты себя чувствуешь?

— Нормально. Впрочем, кое-что меня беспокоит. Мы как раз обсуждали, разумно ли сообщать о его смерти маме.

Усевшись рядом с Глендой, Джеки посмотрела на нее и спросила:

— А вы как думаете?

— Я думаю, что он должен сказать ей.

— И я так думаю.

— Пойдем со мной, — попросил Джеки Ричард.

Она замешкалась, потом снова посмотрела на Гленду и сказала:

— Хорошо, если вы, Гленда, считаете это правильным.

— Конечно. Но я советую вам сделать это как можно быстрее.

Айрин лежала с закрытыми глазами, но не спала. Она думала. Думала, какой странный сон приснился ей этой ночью, она его до сих пор помнила. Это был необычный сон. Ей часто снились сны, но когда она просыпалась, то никогда не помнила подробностей. У нее и так путались мысли, а когда она пыталась что-то вспомнить, ей становилось еще хуже.

Она видела себя в молодости, идущей через какую-то прихожую. Она поднялась по лестнице и вошла в комнату, где на кровати лежал мужчина. Подойдя к кровати, она взглянула на него и увидела, что он испуган. Потом она поняла, почему — на его руках были наручники, закрепленные с обеих сторон кровати. Однако, как ни странно, его состояние не вызвало у нее ни жалости, ни сочувствия. Его лоб был покрыт испариной, но она даже не попыталась обтереть его.

Она не испытывала никаких чувств по отношению к человеку, лежавшему на кровати. Она отвернулась от него и вдруг очутилась в саду. И ее охватило такое ощущение свободы, что ей захотелось прыгать и танцевать. Но она не должна, ведь так ведут себя только дети. И вот она перепрыгивает через узенькие ручейки, бежит по лесу, а потом вдруг останавливается и снова оказывается в комнате. Но на кровати никого нет, мужчина исчез. Она повернулась и побежала вниз по лестнице и снова оказалась в саду. Она взглянула на небо и запела — она слышала свое пение, — а потом кто-то заговорил с ней, спросив:

— Хотите пить, дорогая?

Она взглянула на доброжелательную сиделку и слегка покачала головой. Потом она снова уснула и снова оказалась в саду. Но теперь она двигалась медленно, а ее тело испытывало странные ощущения. В нем появилась такая легкость, будто оно хотело улететь от нее. Было такое чувство, словно ее выпустили откуда-то. Она села на какое-то сиденье. А вокруг нее царил покой.

Потом она снова встала на ноги и снова вошла в поток света. Красивого света. Розового света. Она смотрела, как занимается заря, ощущала радость, оказавшись в потоке света, ведь ночь была такой долгой, слишком долгой. Она все еще шла в центре потока, когда прозвучал голос сиделки:

— Ну вот, дорогая. Разрешите мне положить вам под голову подушку. А теперь выпейте это. Вот молодец. Вы хорошо спали сегодня. Ночная сиделка сказала мне, что вы просыпались всего один раз, да и то в самом начале ночи. Вы чувствуете себя лучше?

Она ответила не сразу, потому что спрашивала себя, чувствует ли она себя лучше. А чувствовала она себя по-другому. Она не знала, насколько по-другому и должна ли чувствовать себя по-другому, но это было именно так. А еще ей понравился чай. Ее ответ был ясным и четким:

— Да. — А через мгновение она добавила: — Спасибо… вам. Спасибо.

— Ой, как здорово! Вы говорите уже намного лучше. А теперь отдохните, мы вас пока не будем беспокоить. Вам должно быть здесь уютно.

Как ни странно, она действительно чувствовала себя уютно. Ее тело больше не доставляло ей беспокойства. Когда принесли завтрак, она, сделав усилие, проглотила немного каши, что вызвало возглас одобрения у сиделки. И были еще возгласы одобрения, когда она съела три чайных ложки сваренного всмятку и потом взбитого яйца и тонкий кусочек хлеба с маслом.

Когда позже ее умыли и расчесали ей волосы, и она лежала, ожидая прихода сына, то слегка задремала, а проснувшись, увидела не только Ричарда, но и ту симпатичную девушку, на которой он собирался жениться. Они стояли и смотрели на нее. А потом девушка произнесла:

— Доброе утро.

А она ответила улыбкой и сказала:

— Доброе… утро.

— О! — воскликнул Ричард. — Твой голос сегодня звучит лучше. Это говорит о том, что и с твоими легкими стало получше.

Он отошел от кровати, пододвинул кресло и сделал Джеки знак, чтобы она села поближе к изголовью его матери.

А сам он взял слабую руку матери в свою и, наклонившись, тихо сказал:

— Твой голос действительно звучит сильнее сегодня утром, мама. Ты чувствуешь себя лучше?

Она взглянула на него и кивнула. Он повернулся и беспомощно посмотрел на Джеки. Она понимала, что он не знает, как начать, поэтому, взяв вторую руку Айрин в свою, она погладила ее, а потом заговорила:

— Ричард должен вам кое-что сказать, моя дорогая, но он боится, что это встревожит вас.

Айрин внимательно посмотрела на сына и, к его удивлению, сказала абсолютно четко:

— Я знаю… он ушел… умер.

Они долго смотрели друг на друга. Потом она очень медленно вытащила свою руку из его руки и погладила его по лицу, а на ее губах даже появилось подобие улыбки, когда она сказала:

— Свободна.

Он отвернулся от нее и, как слепой, направился к окну. Казалось, что все слезы, которые в детстве ему приходилось сдерживать из-за страха перед отцом, наполнили в нем колодец и теперь потекли через край, и эти потоки он не мог остановить.

Он слышал, как Джеки говорила его матери:

— Вы удивительная…

Она действительно была удивительной, но он внезапно осознал, что она скоро покинет его.