Маленькая леди и принц

– Что? А, да. Кофе. Не откажусь.

Включая кофеварку, я старалась привести в порядок мысли. Не заметить, что Джонатан потрясающе выглядит, я не могла. Костюм сидел на нем идеально, волосы были аккуратно подстрижены. А я, как назло, не вымыла утром голову.

– Если бы я знала, что ты приедешь, привела бы в порядок и себя, и офис,– сказала я, стараясь говорить непринужденно.

– И то и другое выглядит замечательно, как всегда,– ответил Джонатан, осматриваясь. – Когда я здесь и когда вижу тебя за хлопотами, меня охватывает тоска по прошлому. – Он перевел на меня взгляд серых глаз. – Впрочем, с тех пор все, конечно, изменилось.

– Гм… и да и нет. – Я искоса взглянула на него. – Пожалуйста, присядь.

Джонатан шевельнул бровью и убрал из кресла стопку бумаг и принесенные Габи образцы краски и обоев.

– Затеваешь ремонт? – спросил он, кивая на верхний обойный листок.

– Да,– сказала я.

– Можешь обозвать меня Шерлоком Холмсом, но, если бы ты собиралась переехать в Париж, строила бы другие планы,– заметил он.

– У меня свой бизнес,– ответила я, ставя перед ним чашку на блюдце. – Обстановку в офисе непременно следует периодически обновлять.

– Может, перейдем к главному, а, Мелисса? – Джонатан взял меня за руку и потянул к себе так, что я вдруг очутилась у него на коленях и почувствовала сквозь хлопковую ткань рубашки его тепло. – Я скучал по тебе. И очень переживал, что мы поссорились. Не знаю, что я должен сделать или сказать, чтобы вернуться к прежним счастливым временам. Намекни – и сразу и услышишь, и увидишь.

Когда он обнял меня, сердце в моей груди сжалось и подалось вперед, будто его потянули за ниточку. «Сколько же во мне упрямства!» – подумала я. Откуда оно, черт возьми? У меня есть мужчина, невообразимо романтичный, независимый и… безупречный. Все предыдущие ему и в подметки не годятся. И он любит меня! Чего мне еще нужно?

Однако где-то глубоко внутри я твердо знала, что нуждаюсь в другом, и игнорировать этот приглушенный сигнал тревоги больше не могла.

– Скажи, что возвращаешься ко мне,– тихо произнес Джонатан, приподнимая мой подбородок и заглядывая мне в глаза. – Пожалуйста! Я купил тебе билет. Первого класса. Давай начнем сначала, с чистого листа?

Я смотрела на него и, хоть мое сердце разрывалось от боли, думала: в этом-то и состоит основная беда. Неужели Джонатан правда полагает, что двумя сотнями роз и билетом первого класса в один конец можно устранить ворох давних проблем? Неужели считает, будто все так просто?

– Джонатан, мне нелегко об этом говорить… – начала я.

Он перебил меня.

– Если дело в работе, я кое-что придумал…

– Нет, не в работе,– твердо ответила я, и Джонатан на миг замер. – Дело в нас.

– Ага,– произнес Джонатан, явно страшно волнуясь. – Тогда давай поговорим.

Я обхватила рукой его мужественный подбородок. Щетинка только-только начала пробиваться. К горлу подступал ком, я чувствовала, что вот– вот заплачу. Казалось, я катаюсь на американских горках и сейчас неминуемо полечу вниз.

– Я все это время не могла думать ни о чем другом. Размышляла только о тебе, о себе и о нашем будущем.

– Я тоже,– ответил Джонатан.

– И… – я собралась с духом,– все никак не могу представить себе это будущее. Я прямо вижу, как мы ездим по ресторанам, устраиваем шикарные вечеринки и прогуливаемся по площади Вогезов. Но самые обычные, повседневные вещи, хоть убей, не могу вообразить.

– Это для тебя так важно? Скучная повседневность?

Злобы в его голосе не было, только удивление.

– Да! – Я погладила обнимавшую меня руку.

– Обычные повседневные вещи… А поточнее можно?

Я задумалась, подбирая примеры.

– Не могу представить себе, что мы сидим в воскресенье с похмелья и просматриваем свежие газеты. Или, все перемазанные, в старой одежде, вместе красим стены в детской. Одним словом, чувствуем себя в присутствии друг друга совершенно свободно, может, даже молчим. И не стараемся гнать друг перед другом картину.

Я замолчала, ища подходящие слова – такие, чтобы ни Джонатан, ни я не почувствовали себя виноватыми.

– Когда я с тобой, мне кажется, я просто снимаюсь в кино. Про ту сторону лондонской жизни, где все дышит дороговизной и сверкает. Моя же настоящая жизнь – что-то вроде комедийного телешоу. Малобюджетного, с перерывами на рекламу. Мне необходимо расслабляться, иной раз даже бездельничать, а ты это ненавидишь. Ты влюблен в какую-то часть меня, но я не могу быть такой непрерывно. Если стану пересиливать себя, закончу, как пить дать, серьезным нервным срывом, а ты полностью разочаруешься во мне. Я в этом не сомневаюсь. Понимаю, мои речи звучат довольно странно, потому что до недавних пор у нас все шло как по маслу. Но по-моему, лучше остановиться теперь же, пока не скопилось множество горьких воспоминаний. Мне очень жаль, Джонатан…

– Нет. Боже мой! Мелисса… Пожалуйста, не мучай меня опять всей этой Милочкиной ерундой.

Из его груди вырвался приглушенный стон.

– Да нет же, я совсем о другом,– настойчиво произнесла я, сознавая, что он меня не понимает. – Я всегда Мелисса, но быть собранной и идеально ухоженной для меня не так-то просто. На это требуются силы. Мне нравится быть такой однако это работа. Тебе нужна женщина, которая бы взяла на себя ответственность за твой новый бизнес и вместе с тем блистала в ресторанах и на приемах. Я не такая. Переделать меня невозможно, как невозможно заставить тебя любить тихие загородные прогулки или, например, слюнявых собак. – Я вымучила грустную улыбку.– Наверное, я не очень справедлива и где-то эгоистична, но я слишком сильно тебя люблю и не хочу видеть, как ты разочаруешься во мне.

– Давно ты пришла к таким выводам? – спросил Джонатан с болью в голосе. – И почему ни слова не говорила об этом раньше?

– Я старалась отмахиваться от этих мыслей,– призналась я. – Честное слово, мне безумно тяжело причинять тебе страдания, но так будет лучше.

– Может, у тебя появился… другой мужчина? – спросил Джонатан, и его лицо потемнело.

Мне показалось, что он мысленно добавил «как у Синди?».

Я покачала головой.

– Нет, Джонатан, никто у меня не появился. Клянусь.

– Или тебя так сильно рассердили мои планы насчет агентства?

Я помолчала. Следовало быть с ним предельно честной.

– Да… из-за этого я тоже сильно расстроилась. Теперь же думаю, что это стало своего рода сигналом тревоги. Я вдруг остановилась и во всем разобралась. И поняла: все шло не так, как хотелось бы…

Джонатан поднес к губам мою руку и нежно поцеловал каждый суставчик. Последовало тягостное молчание – нам обоим требовалось время, чтобы переварить мои слова. Я чувствовала себя ужасно и вместе с тем на удивление спокойно.

– Спасибо, что так открыто поговорила со мной,– наконец произнес Джонатан. – Я всегда ценил твою честность. В тебе столько… благородства. Знаю, я по натуре чересчур сдержан. Может быть, в этом и заключается наша главная проблема. Но, надеюсь, ты знаешь, как я люблю тебя? Как не любил никого и никогда…

Он поднял на меня глаза, обычно такие спокойные и блестящие, и я увидела в них незнакомое выражение мольбы, а еще слезы. Сознавать, что причина его предельного страдания – во мне, было до жути больно.

– Ты уверена, что не в моих силах что-либо изменить? – спросил Джонатан.

Я кивнула, чувствуя, что, если произнесу сейчас хоть слово, разревусь, ведь слезы стояли и в моих глазах.

– Надеюсь, мы не будем… – Джонатан кашлянул. – Да, ты права. Лучше нам разойтись так же красиво, как мы встретились. Но я надеюсь остаться для тебя близким другом.

Я обняла его и прохныкала:

– Джонатан, я мечтаю, чтобы ты всегда оставался моим дорогим и близким другом! По-другому просто не может быть…

– Значит, все не настолько страшно,– ответил он, по-моему тоже плача.

Через полчаса Джонатан ушел, а я до вечера просидела в своем кресле, глядя на стену, не обращая внимания на телефонные звонки и не в силах ни пошевелиться, ни остановить слезы, которые бесшумно текли и текли по моим щекам. Потом наступили сумерки, в офисе стало темно.