Зеркало для двоих (СИ)

— Ну, что у тебя случилось? — сразу переходя к делу, спросила Симона, усаживаясь на лавочку и доставая из кармана куртки пачку сигарет. Тут же с тонкой березовой ветки сорвался прямоугольный холмик снега, и несколько снежинок мягко осели прямо на ее ресницы. Она, часто заморгав, смахнула их указательным пальцем, как смахивают лишние комочки туши, и снова повернулась к Юльке. Во взгляде ее не было ни любопытства, ни притворного дамского сочувствия, ничего, что могло бы насторожить или оттолкнуть.

— Таня, скажи мне, пожалуйста, — Юлька поморщилась, почувствовав, с каким холодным официозом прозвучала эта ученически правильно начатая фраза, — можно ли на «Мосфильме» получить гонорар за фильм без подписи и паспорта?

— Ну, это кому как! — Симона щелкнула зажигалкой и поднесла язычок пламени к самому лицу. — Наверное, мэтрам и знаменитостям можно… Да, хотя там сейчас такая странная система с этими спонсорскими проектами и одними бумажками «для души», а другими — для налоговой, что, наверное, можно всем, кто непосредственно участвует в работе над картиной… А что, возникли какие-то проблемы с твоим Сергеем?

Вопрос завис в воздухе, как нож гильотины, готовый вот-вот сорваться вниз. Юлька, конечно, знала, на что шла, когда просила Симону о встрече. Она прекрасно представляла, что им вдвоем придется копаться в не очень приятных вещах, но не ожидала, что это будет так больно.

— Да, с Сергеем, — произнесла она еле слышно. — Только прошу тебя, не делай поспешных выводов. Этот человек очень дорог мне, и я просто, наверное, не смогу слышать о нем гадости… То есть, я хотела сказать, жестокие слова, то есть…

— Давай ближе к делу, — Симона глубоко затянулась, выпустила изо рта струйку дыма и спрятала зажигалку обратно в карман. Пока Юлька говорила, сбиваясь с одного на другое и густо сдабривая свой рассказ оправдательными комментариями, она сидела неподвижно, глядя прямо перед собой, и только изредка подносила сигарету к губам. Постепенно усилился ветер. Теперь деревья уже не шептались, а хлестали все еще упругими ветками серое кисельное небо, и снежинки взвивались прямо перед носом в лихом, сумасшедшем танце.

— А почему ты решила, что Сергей и в самом деле хочет взять эти деньги? Он же сказал тебе, что пошутил, — спросила она, когда Юля закончила.

— Я бы очень хотела в это верить, но не складывается… Понимаешь, во-первых, еще в самом начале нашего знакомства он сказал, что ему самому будет полезно попытаться изображать Селезнева. Значит, он просто хотел проверить свои силы?.. Во-вторых, он намекал, что знаком с ним. Откуда, если бы эта история не была правдой? Да и потом, он точно знал, что мы не встретимся с Селезневым на «Мосфильме» ни сегодня, ни завтра… Тань, он был уверен в этом, поэтому не боялся ни капельки! И обещал мне все объяснить потом. Вот и объяснил…

Симона бросила окурок в нечто зеленое и ржавое, что когда-то было урной, и засунула руки глубоко в карманы куртки.

— Знаешь, что в этой истории мне кажется особенно странным? — проговорила она задумчиво. — То что не подгоняется твой Сергей под образ этакого гангстера-самоучки… Или, может быть, я просто разучилась разбираться в людях? Во всяком случае, на меня он произвел приятное впечатление. И еще я не понимаю, зачем ему понадобились эти десять тысяч долларов? И деньги не Бог весть какие, и живет он отнюдь не бедно… Что-то здесь не то…

— Зато я понимаю, — Юлька принялась смахивать с колен налетевший снег с излишней и поэтому бросающейся в глаза тщательностью. — Только это сложно объяснить… Понимаешь, не деньги ему нужны, а какое-то детское злорадное ощущение мести. Ему ведь очень тяжело жить с таким лицом. Сергей, конечно, шутит, что все это чепуха, и прикрывается всякими умными и правильными фразами. Но я-то вижу, как от одного упоминания этого Барса или Меченого его аж передергивает. Я просто боюсь, что у него развился комплекс неполноценности. Сережа внушил себе, что он ничтожество по сравнению с этим болваном, и пытается хоть как-то отыграться. Ты думаешь, он не понимает, что не прав? Прекрасно понимает! И я бы не удивилась, если бы он, получив деньги, бросил их в лицо этому пьяному уроду, который сейчас закладывает за воротник на пустой даче… Господи, если бы я была в этом уверена!

— А почему ты не попыталась с ним поговорить?

Юлька плотнее запахнула полы пальто, на которые снова налетели снежинки, и втянула голову в плечи. Что она могла сказать? Рассказать Симоне про давний, полудетский сон, который одно время снился ей с пугающей периодичностью? Ей виделся Борька, ее первый мужчина. И в этом сне у него были совершенно безумные, слезящиеся глаза. Она сидела с ним вдвоем в запертой комнате, и где-то в коридоре тяжело и страшно ухали приближающиеся шаги. Юля теребила Борьку и кричала ему прямо в лицо, что надо бежать, а он только бессмысленно улыбался и норовил сорвать с люстры какие-то невидимые пленки с чудесными, по его словам, фотографиями. Тогда она, уже испугавшаяся своей догадки, начинала задавать ему простейшие вопросы, и он отвечал невпопад, все так же странно улыбаясь, А шаги все приближались. И она понимала, что Борька сейчас живет в каком-то своем параллельном мире, что надо сначала вытащить его из этой страшной комнаты, а уже потом приводить в чувство. Он все поймет, обязательно поймет и осознает, что никаких пленок на люстре не было и что на календаре не «колесо», а «среда». Главное, чтобы сейчас он остался жить… Ей только на секунду почудилось то страшное Борькино выражение в глазах Сергея, когда они возвращались с «Мосфильма». Всего на секунду…

— Я не могу рисковать, — в конце концов сказала она, глядя прямо в Симонины блеклые глаза. — У меня слишком мало времени.

— Ну, тогда идем, — Симона легко поднялась с лавки и стукнула сапогом о сапог, сбивая налипший снег.

— Куда? — опешила Юлька.

— На вокзал, естественно. Если я не ошибаюсь, то до твоей Ельцовки ехать с Савеловского. Операция будет иметь кодовое название «На волю птичку выпуская…». Кстати, можешь называть меня подпольной кличкой Симона. Тебе ведь так привычнее, правда?

Через час они уже тряслись в полупустом вагоне пригородной электрички. Остановки объявляли быстро и невнятно, и Юля каждый раз мучительно прислушивалась, боясь пропустить нужное название. Кроме всего прочего, под их вагоном был закреплен то ли трансформатор, то ли рефрижератор, или еще какая-то гадость. Во всяком случае, и стены, и мутные стекла, и деревянные скамейки беспрестанно мелко вибрировали, как будто где-то совсем рядом работал отбойный молоток. Симона устроилась возле окна и казалась на удивление спокойной. Похоже, ее даже забавляло это приключение. Сидящий через проход дед откровенно бомжевского вида несколько раз попытался завести с ней знакомство, дурным голосом напевая частушку «Вижу, вижу бабу рыжу» и кося игриво заплывшим глазом, но она никак не отреагировала. И дед направил свои «чары» на скромную девочку в коричневом полушубке из искусственного меха, штудирующую учебник для первого курса по высшей математике. Ближе к дверям трое парней в камуфляже резались в карты, бросая их на сиденье звонко и с оттяжкой, при этом успевая заглатывать бутылочное пиво и громко матюгаться.

— Слушай, а если там будут такие же? — негромко спросила Юля, стараясь не привлекать к себе внимания любвеобильного деда.

— Ой, умоляю тебя! — Симона отвернулась от окна. — Ну, что твой Палаткин, вор в законе или крутой политик? С каких бы таких доходов ему охранников на даче ставить? Даже если все так, как ты предполагаешь, а я в этом очень сомневаюсь, то там валандается парочка таких же спортсменов, как он. Они мирно бухают вместе с Селезневым и в любом случае не захотят связываться с милицией. Так что мы быстро объясним ребятам, что товарища артиста ждут в Москве, а нас послали в качестве гонцов, погрузим этого Селезнева в электричку и завтра доставим на «Мосфильм»… Кстати, ты не боишься, что твой Сергей тебя потеряет, если ты не вернешься домой ночевать?

— Я ему записку на телефоне оставила: «Срочно уезжаю к подруге, буду завтра вечером». Так что с этим вопросом все нормально.