Единственная

К тому времени, когда такси подъехало к входу в дом Тони, у нее мучительно свело живот.

— Сдачи не нужно. — Она отрешенно отдала шоферу пятерку и две бумажки по доллару и вышла из машины в Западном Сентрал-парке.

Погода стояла теплая, но она поплотнее закуталась в жакет. Обычно швейцар на входе докладывал о ней, но сейчас его не было поблизости. «Интересно, — подумала Наташа с цинизмом, — что он думает об этих моих коротких визитах, зачем, по его мнению, женщина является сюда среди бела дня. Вероятно, он совершенно точно знает, чем я занимаюсь наверху. Нет, — поправила она себя, — не точно. Он полагает, у меня легкая приятная связь с одним из его жильцов; он наверняка не догадывается о Бобе, приятеле Тони, и таких сопутствующих развлечениях, как надевание наручников и прижигание сигаретой, как это было на прошлой неделе».

У нее снова свело живот при воспоминании о том ужасе, когда Тони приковал ее к кровати во время одного из своих неторопливых сексуальных упражнений. Когда он кончил, она лежала, не имея возможности пошевелиться и рыдала, но это только вызвало у Тони раздражение. В наказание он зажег сигарету и пригрозил обжечь ее. Держа сигарету, как ей показалось, в течение целой вечности совсем близко от ее плеча, так что она чувствовала жар, Тони внимательно наблюдал за ней, и Наташа понимала, что он способен на все; в конце концов она от страха намочила постель, и тогда Тони с отвращением освободил ее.

Входя в лифт, Наташа зажмурилась при этих воспоминаниях, ярость поднялась в ней с такой силой, что она задохнулась. Почему он просто-напросто не убьет меня и не покончит с этим? Но нет, конечно, ему это доставляет удовольствие, он не заинтересован, чтобы милому развлечению пришел конец.

Кто знает, что он приготовил для нее на сегодня? Наташа полезла в сумочку, достала еще таблетку «Валиума» и, пока открывалась дверь лифта, проглотила ее. «Он может делать все, что пожелает. Если я хочу, чтобы он продолжал хранить молчание, я должна терпеть», — с дрожью призналась она себе.

Тони с еще влажными после душа волосами и прикрытый только повязанным вокруг талии полотенцем впустил ее в квартиру.

— Привет, детка, — с воодушевлением воскликнул он, — это великолепно, что ты смогла прийти. Утром у меня была восхитительная игра в теннис, и я чувствую себя совершенно фантастически.

Наташа с изумлением смотрела на него. В каждое из ее посещений у него было совершенно разное настроение. В прошлый раз от него веяло холодом и отчуждением, словно ее присутствие раздражало его. Сейчас он вел себя так, как будто она пришла к нему на любовное свидание. Она непроизвольно сжала руку в кулак и стала массировать живот, пытаясь избавиться от боли.

— Ты выглядишь бесподобно. — Тони подошел к ней и потерся носом об ее шею. — М-м-м.

«Боже, почему ты допускаешь это? — зажмурившись, молча спросила себя Наташа. — Неужели ты собираешься заставить меня расплачиваться вечно?» Может быть, Итан понял бы, может быть, Бек и Карлин тоже смогли бы понять и простить ее. Она едва не рассмеялась вслух от нелепости такого предположения. Итан был бы просто в шоке. Наташа ясно увидела ледяное презрение в глазах брата. Она была во власти Тони. Полностью.

— Я подумал, — Тони сегодня играл голосом, как опытный обольститель, — может, нам пора перейти в спальню. — Он взял ее за локоть и сжал так крепко, что она поморщилась.

— Знаешь, эта игра в теннис совсем измотала меня. По-моему, самое время для тебя, Наташа, исполнить соло. Устрой мне маленькое представление, ты ведь понимаешь, к чему я клоню.

Он подошел к комоду и что-то взял с него. Когда Тони повернулся к ней, она увидела, что у него в руке флакон «Дискавери», духов, которые она представляла по контракту с Форейджером; рекламная компания, в которой она участвовала, превратила эти духи в одни из самых популярных в стране, для всех ее лицо было неразрывно связано с этим флаконом, и Тони сейчас протягивал его ей. Господи, что теперь?

— Сегодня ты будешь сама себя обслуживать, — пояснил он с нескрываемым удовольствием. — Но я не жду, что ты разгорячишься без всякой помощи, хотя я знаю, ты можешь. Мне известно, что этот флакон сделал тебя богатой, и, черт возьми, я знаю, это по-настоящему заведет меня. — Тони провел рукой вверх-вниз по длинному стеклянному цилиндру и похлопал по его закругленному колпачку. — Как ты думаешь, почему его сделали такой формы? Он как будто специально для этого предназначен.

От страха Наташа не могла ни пошевелиться, ни произнести хоть слово, она подумала, что ее опять стошнит прямо здесь.

— Я выбрал для тебя самый большой. Ну, детка, давай, воспользуйся им. Представь себе, что это я внутри тебя и ты просишь меня еще продолжать. А я буду просто сидеть и смотреть спектакль.

— Нет, — сдавленно прохрипела Наташа.

— Нет? — Брови Тони изумленно поползли вверх.

— Нет. Не буду.

Недоверчиво покачав головой, он поставил флакон обратно на комод и потянулся к столику у кровати за нераспечатанной пачкой сигарет.

— Дорогая, ты удивляешь меня.

Она сидела совершенно неподвижно, словно загипнотизированная, следя за его руками, когда он снимал целлофан с пачки и комкал его. Ни за что на свете она не согласится на эту мерзость. Но как ей быть, она не может отказаться. В верхнем, слегка выдвинутом ящике ночного столика Наташа заметила что-то черное и блестящее. Пистолет.

«Я могла бы выхватить его, и мои мозги разлетелись бы по всей спальне, — сказала она себе. — Во всяком случае, со всем было бы покончено».

Тони не спеша открыл пачку, легонько постучал ею по ладони, чтобы немного вытолкнуть оттуда несколько сигарет, и взял одну из них в рот; неожиданно он заговорил серьезным тоном:

— Перед тем как начать, я думаю, тебе следует знать, что твой брат заходил поговорить со мной о том небезызвестном телефонном звоночке.

— Бен был здесь? — Наташа вскинула голову, у нее в глазах появился страх.

— Сукин сын имел наглость обвинять меня, требовал объяснений и лез в бутылку. Ублюдок даже набросился на меня с кулаками, представь себе. — Он улыбнулся. — Но я не выдал твой маленький секрет. Я защитил тебя, крошка. Я ведь всегда так делаю, верно?

Тони сделал паузу, словно ожидая от нее подтверждения своим словам, потом взял лежавший рядом с флаконом духов листок белой бумаги и помахал им перед Наташей.

— Я позволил себе написать небольшое послание, в котором изложил то, что произошло тогда в Вестерфилде, и все подробности наших теперешних отношений. Ну, понимаешь, то, как ты соблазнила меня, как продолжаешь приходить сюда, несмотря на мои протесты. Я дал ясно понять, что моя совесть не позволяет мне молчать. — Он выразительно кивнул и положил письмо. — Я всерьез подумываю отправить это письмо определенным людям и посмотреть, что из этого выйдет. Это наживка. — Мгновение он без всякого выражения смотрел на нее, вертя в руке незажженную сигарету, а затем снова отвернулся к комоду. — Где, черт возьми, моя зажигалка?

Наташа представила себе, как Итан читает это письмо; тошнота поднялась к ее горлу, и она испугалась, что потеряет сознание. Что бы она ни сделала, все равно — где уверенность, что Тони будет хранить молчание. И нет способа избавиться от этого.

А что еще может прийти в голову этому подонку в следующий раз? Ее мозг лихорадочно работал, и Наташа почувствовала капельки пота на верхней губе.

— За эту зажигалку я заплатил шестьсот долларов, — ворчал Тони.

Она в ловушке. Ей остается только беспомощно ждать, что он тем или иным способом погубит ее. Она содрогнулась от отчаяния и ярости. Это не может так продолжаться, не может. Не должно. Она застыла, осознав, на что готова.

Не долго думая, Наташа быстро и бесшумно выдвинула ящик ночного столика настолько, чтобы можно было достать пистолет. Вскочив на ноги, она сжала его обеими руками и направила в широкую спину Тони, держа перед собой и для устойчивости расставив пошире ноги.