Постскриптум (СИ)

— Я так понимаю, то, что он женат на Оле и у них дочь, для тебя не новость?

— Уже нет. Но ты мог рассказать, — укоризненно смотрю, чуть покачав головой, и начинаю выковыривать остатки крема из-под ногтей.

— Ты запретила даже имя его упоминать при тебе и мелком. И в городе они потому, что тут, собственно, у Оли квартира есть, осталась от бабки. Да и у Лехи, судя по тому, что я слышал, с бизнесом были какие-то неполадки, вот он и продал салон, когда появилась возможность. Ну и нашел тут работу. Ничего криминального. Сущее совпадение.

— Верится с трудом, будто ему кто-то наводку дал. Хотя выглядел он ошарашенным едва ли не больше, чем я. Теперь же возомнил себя папашей и требует кучу информации и собственного участия в наших с сыном жизнях. Чему я категорически против. Потому что понимаю, какое дерьмо будет происходить, ведь он женат и у самого маленький ребенок. Начнется Лелина ревность, Леша будет туда-сюда метаться, и по итогу ничем хорошим это не закончится, а я желаю оградить Илью от подобного по максимуму. Лучше быть вообще без отца, чем вот так…

— Ты не послушала меня тогда, вряд ли услышишь сейчас. Решай сама, это твой сын и твоя жизнь, я пасс.

— Пасс он… У меня голова пухнет вторые сутки, я ни спать, ни жрать неспособна. Еще и дите простыло, напичкала его лекарствами и уложила. В кошельке черная дыра, и уработалась я смертельно. Забыла, когда отдыхала нормально. Сестра еще ноет, что ей с мужем нужно уехать на пару недель к его родственникам на Украину. А я без нее совсем загнусь. Ты же не посидишь с Ильей. У тебя же на детей аллергия, — фыркаю, толкнув его плечом. Настроение чуток лучше, выговориться очень хотелось. Особенно тому, кто знает нашу историю от начала и до конца.

— У него же теперь есть папа, вот пусть выполняет свои отцовские обязанности.

— Боюсь, его предел — это запихивать деньги мне между сисек. И слать СМС-ки с требованиями.

— Ну, он за два дня явно продвинулся дальше, чем я за шесть лет, — начинает откровенно ржать, а я просто устало закатываю глаза.

— Мне порой кажется, что проще раздвинуть перед тобой ноги разок и ты, наконец, угомонишься, а потом я вспоминаю, что ты та еще сволочь и приползешь за добавкой, и вырвешь мне все оставшиеся нервы. Вот и сиди на дистанции. Наблюдай за племянником. И найди себе уже бабу, а. Последние три были на удивление неплохими. Хотя, может, я их путаю с четырьмя до них? Я тебя, конечно, люблю, — начинаю запевать старую песню, а тот ушки на макушке, — не в том самом смысле, ты и без того все знаешь, но… я тебя люблю, однако, как бы это грубо не звучало, но твой хуй как общественная лавка стал.

— О мой бог, это что? Ревность? Лина? Ревность? Валокордина мне! Срочно!

— Хреновый ты клоун, то переигрываешь, то не доигрываешь, завязывай.

— Что ты делать-то собралась? — вот что в нем мне нравится, вот что я ценю по-настоящему — его способность мгновенно переключаться и становиться серьезным. Похоже, какое бы дерьмо меня не коснулось, он не сбежит, поджав хвост. А такого рода поддержка бесценна.

— Я не знаю. С материальной точки зрения, если я позволю ему, то станет проще. Я смогу отчасти разгрузить себя и начать приводить в порядок некоторые весьма запущенные вещи.

— Например, твоя чертова спина.

— Например, моя чертова спина, — киваю. — Плюс, возможно, смогу хотя бы немного устаканить свою личную жизнь, а точнее, ее полное отсутствие.

— А я тебе говорил, что как минимум двух проблем я могу тебя лишить, — хмыкает с улыбкой, а я уже знаю, что он скажет. — Деньги и секс — вообще не проблема, если ты мне позволишь. Но… — поднимает руки, сдаваясь. — Все как обычно.

— Ой, ну только вот твоего нытья для полноты картины мне и не хватает, а. Заело, что ли? У тебя вон Маш, Даш, Саш пачками каждый месяц, а ты все на меня залезть хочешь. Не моногамный ты. Брось гиблую идею.

— Много ты знаешь, Лин… — недовольно отворачивается, а я знаю, что давлю на слабое. Любит. Вижу, что любит. Давно и болезненно. Цепляется, как за соломинку, будто, если отвергну во всех планах, то все — конец. И временами мысль о том, что, может, и надо бы сдаться, посещает мою голову. Только следом приходит еще одна. Это же младший брат отца моего ребенка. Это дядя моего Ильюши. Это гребаное извращение. И я закапываю всплывшую мысль поглубже.

— Твой брат настолько урод, чтобы тащить меня в суд, если я буду против его встреч с ребенком?

— Кто его знает, — задумчиво приходит в ответ. — Моментами он тошнотворно правильный. Может посчитать, что это его миссия — участвовать в жизни сына. И тогда его хер остановишь, как бульдозер, будет вперед ломиться. И тогда и суды, и прочее дерьмо повалит. А это затратно. По деньгам, времени и нервам в том числе.

— Я трудностей не боюсь, для меня главное, что будет лучше для ребенка.

— Ну, так спроси его. В чем проблема? Если хочет видеть незнакомого дядьку, что назвался папой, то пусть. А если ему насрать, то так и скажи Лехе, что просрано все — отвали.

— Сомневаюсь, что он так быстро сдастся. — Потягиваюсь всем телом, встав с лавки. Поморщившись от боли в конечностях. — Ладно, пойду, проверю, как там Илья. Надеюсь, это у него стрессовое, и завтра будет как огурчик.

— Пацан здоровый как бык и не болел у тебя толком за пять лет, разве что ветрянку в садике подхватил.

— Надо же, про ветрянку помнишь, — язвлю, а после, показав язык, спешно уворачиваюсь от его рук, что пытаются сдавить в объятиях, и убегаю в подъезд.

— Зараза! — слышу вскрик и тихий смех. Но не нагоняет, отпускает, а я, сбавив скорость, тихо скребусь к себе в квартиру.

Илья спит, вроде, не такой уж и горячий. Настроив будильник, собираюсь умыться и лечь спать. Замечаю, что телефон беззвучно моргает. А на дисплее сообщение: «Завтра после работы хочу заехать к сыну. Напиши адрес». Вот так просто, а настроение сразу же портится окончательно. Ни тебе «как дела», ни «привет»… а сразу к делу. Вроде и хорошо, что все так по-деловому и без лишних слов. Но отчего-то жутко неприятно. И бесит. Причем даже не знаю, что больше. То ли то, что так сухо, то ли то, что вообще написал.

========== 4. ==========

И признаться честно, я жду его приезда. Третий день кряду жду. Возможно, это лишь банальный интерес, что же он предпримет. Любопытство, каким образом тот попытается наладить контакт с сыном. Искоса посматриваю на телефон каждый вечер. Но он молчит до сих пор. И вот я, разуверившись в Лешиной отцовской искренности, отчасти разочаровавшись, что порыв его так быстро иссяк, а может, его и вовсе не было, просто пафосный выброс с оплатой вечера и громкими словами, пытаюсь принять тот факт, что так, наверное, даже лучше. И все разрешилось само собой. Стоило ли переживать?..

Илья тоже молчит, вопросов не задает, а я не навязываю ему тему об отце. И пусть вслух ничего не озвучивается и ребенок спокоен, но выглядит, однако, чуток задумчивее обычного, все еще не до конца выздоровевший, потому отсиживающийся дома. Вместо того чтобы развлекаться в садике.

Все возвращается в прежнюю колею. Сестра таки свалила в хохляндию, и теперь мне даже на час не вырваться из дому. Сижу привязанная к квартире. Почти откровенно блюющая на долбаные торты, кексы и прочую выпечку.

И вот он, очередной вечер за просмотром какой-то диснеевской сказки. Чтение заученных почти наизусть увлекательных детских историй и полудрем. Довольная, что смогу, наконец, выспаться, закручиваю нас с Ильюшей в кокон из пледов и готовлюсь ко сну.

По закону подлости, именно когда я засыпаю, телефон начинает вибрировать около уха. Благо беззвучный режим, иначе бы ребенок мигом проснулся, а это чревато долгими убаюкиваниями и уговорами.

Осторожно выпутавшись и посекундно зевая, крадусь на кухню. Всматриваюсь сонными глазами, кому я там понадобилась так поздно, и, к моему превеликому удивлению, на экране телефона высвечивается тот самый номер. Поднимаю трубку, тихо шикнув, что время позднее. Только меня перебивают.