Второй медовый месяц

— Значит, я уродилась не в нее, — грустно заметила Роза.

— В пятидесятых годах бережливость поощряли, — объяснил Рассел. — Послевоенное время, трудности и все такое. А глядя на тебя, можно подумать, что тебе не хватает силы воли и что жизнь просто несет тебя неведомо куда.

Роза придвинулась к столу.

— А по-моему, она нарочно подстроила все это, чтобы встряхнуть меня.

— Джош, — машинально, сам того не желая, ляпнул Рассел.

— Ох, папа…

— Нет-нет, — торопливо перебил он, — напрасно я вспомнил про него. Не будем о прошлом, давай лучше о будущем.

Она слабо улыбнулась.

— Я знала, что ты поможешь…

— Ну, это как посмотреть.

— На что?

— На форму помощи, которой ты ждешь.

Роза поспешно выпалила:

— Денег я не прошу.

Рассел коротко вздохнул.

— Мне не нужны деньги, — продолжала она. — Я хочу все уладить сама. Хочу найти работу, выкладываться на ней, знакомиться с новыми людьми, строить планы и менять свои привычки.

— Мм.

— Тебя что-то не устраивает? Думаешь, я просто стараюсь говорить то, что ты хочешь услышать?

— Нет, что ты.

— Тогда в чем же дело?

— Я просто жду, — объяснил Рассел. — Терпеливо и даже с любовью, но вместе с тем устало и настороженно. Жду и пытаюсь понять, к чему ты клонишь.

Роза повертела в руках вилку.

— У меня нет причин гордиться собой.

— Нет.

— Мне неудобно обращаться к тебе с такой просьбой, но.

— Но?..

— …можно мне вернуться домой?

На долю секунды Рассел прикрыл глаза.

— Понимаю, тебе не хочется, — продолжала Роза. — Честное слово, мне тоже, если ты понимаешь, о чем я, но ведь это ненадолго, всего на несколько месяцев. Если мне не придется платить за жилье, я начну возвращать долги по кредитке, а это значит очень много — да практически все… — Она умолкла. И с расстановкой добавила: — Пожалуйста, папа.

Рассел посмотрел на нее и грустно ответил:

— Мне очень жаль, дорогая, но все-таки нет.

Она уставилась на отца:

— Нет?!

— Я хочу помочь тебе. И я тебе помогу. Но домой ты не вернешься.

Роза ошеломленно выговорила:

— Но это же мой дом!

— В каком-то смысле — да. Это дом твоего детства и юности. А ты уже взрослая. Тебе нужен собственный дом.

— А как же! — воскликнула Роза. — В идеальном мире у меня давным-давно был бы свой дом! А его нет, и обзавестись им я не могу, понимаешь? Не могу получить то, что мне полагается, потому что так уж вышло! — Она впилась в него глазами. — Поверить не могу, что ты мне отказал.

Рассел вздохнул:

— Дело не в тебе. А в нас с мамой. И в том, что… словом, это наш дом.

— Дом твоей семьи.

— Да, пока дети не стали самостоятельными…

— А Бену позволили остаться, Бена всегда…

— Бен ушел, — перебил Рассел.

— Значит, комната для меня освободилась.

— Роза, — с неожиданной силой и нажимом объявил Рассел, — речь не о комнате — об отвлекающих факторах. О том, что нам с мамой вновь пора стать супругами, а для этого требуется время и место.

— Что?..

— Ты же слышала.

— Но я же не собираюсь вам мешать! — взмахнула руками Роза. — Открывайте друг друга заново сколько влезет, если вам приспичило…

Рассел осторожно возразил:

— Это не тебе решать.

Последовала пауза.

— Ясно, — изменившимся голосом сказала Роза.

— Вот и хорошо.

— Вижу, ты не желаешь упускать ни единой крошечной и драгоценной секунды маминого внимания.

— Нет, я…

Роза неуклюже поднялась, толкнув стол.

— Обманывай себя сколько угодно, папа, — заявила она, — но не надейся обмануть меня.

— Роза, Роза, я правда хотел бы тебе помочь, я на самом деле хочу…

— Не трудись, — перебила она, хватая сумочку, шарф и телефон. — Забудь, о чем мы говорили. Просто забудь мою просьбу, — и все. — Она повесила сумочку на плечо и снова смерила его гневным взглядом. — К счастью, друзьям не все равно, что будет со мной.

Глава 3

Эди наблюдала, как кот вьет гнездо в корзине с чистым бельем. Неглаженым — Эди так и не научилась воспринимать глажку белья спокойно, а не как источник неврозов, — но чистым, по крайней мере еще несколько минут назад. Кот рылся в корзине, пренебрежительно вываливал за бортики разную мелочь, уминал наволочки и рубашки, пока не получилась глубокая вмятина в центре и мягкие, уютные валики по краям, на которые так удобно положить подбородок. Наконец он гибко умостился в гнездо и закрыл глаза.

— Арси по тебе соскучился, — сказала Эди, разговаривая по телефону с Беном.

— Бедняга Арси. Но сюда ему нельзя.

— Я и не предлагала.

— У матери Наоми аллергия.

— Да?

— А в нашу комнату едва влезает кровать.

— Послушать тебя, не очень там уютно… — словно невзначай, заметила Эди.

— Тут круто, — возразил Бен. — Классно. Супер. Слушай, мне пора.

— Может, как-нибудь заглянешь на ужин?

— Э-э…

— Вместе с Наоми, конечно. Если хочешь, и мать ее приводи…

— Мам, я опаздываю, — напомнил Бен.

— Просто ужин — что тут такого?

— Бегу! — крикнул Бен кому-то, не слушая ее. — Бегу. Давай, мам. Все, меня нет!

Обойдя корзину с бельем, Эди принялась беспокойно перебирать бумаги на кухонном столе. Рассел буквально завалил ее каталогами, чего прежде никогда не делал, — каталогами садовой мебели, современных светильников и кратких поездок в Европу на выходные. Еще он покупал то цветы, какой-нибудь пучок анемон, за день выпивающих кувшин воды, то роман, удостоенный литературной премии, то флакон масла для ванн, пахнущего неведомым ей нероли. «Все это трогательно и мило, — думала Эди, перебирая бумаги, — но почему-то слегка раздражает». Такое поведение напоминало ей собаку сестры Вивьен — похожую на спаниеля шавку, которая вечно норовила забраться к кому-нибудь на колени и заглядывать в глаза так настырно и умильно, что оставалось только сунуть ей что-нибудь, лишь бы отвязалась. Не то чтобы Эди не нуждалась в цветах, маслах для ванн и выходных в Генте — ее не устраивали прилагающийся ко всем этим подношениям взаимные обязательства.

— Неблагодарная, — упрекнула ее Вивьен по телефону.

— Я была бы благодарна, если бы от меня больше ничего не требовалось, — возразила Эди. — Но я не могу в мгновение ока взять и избавиться от тоски по Бену, чтобы снова притворяться, будто мы молодожены.

— Бедный Рассел…

— Он бедный?

— Потому что все эти годы ему пришлось ждать, пока ты наконец соизволишь обратить на него внимание.

— Между прочим, семейная жизнь ему нравилась. Он любил детей. Розу он обожает.

— Мужчины любят женщин, — сказала Виви. — Женщины — детей. А дети — хомячков.

— Да знаю я, знаю.

— Ты понятия не имеешь, как тебе повезло…

— Вот только не начинай опять…

— Кто-то же должен напоминать тебе.

Эди прислонилась к стене.

— Роза потеряла работу.

— О нет! Бедняжка…

— Она сообщила об этом коротко и деловито. Даже посочувствовать ей не разрешила. Я позвала ее домой…

— Так я и знала!

— …но она отказалась — мол, ничего с ней не случится, друзья помогут. — Эди помолчала и добавила: — Это меня убило. Друзья, а не родные.

— Друзья — все равно что новая родня.

— Сама не понимаю, как меня угораздило обратиться к тебе за утешением.

— Могу объяснить, — отозвалась Виви. — Дело в том, что я ничего не драматизирую. А все потому, что по сравнению с моей жизнью твою не назовешь драмой. Кстати…

— Да?

— Что слышно насчет драм? Как с работой?

Эди вздохнула:

— Никак. На каждую роль, которую я получаю, приходится двадцать отказов. На следующей неделе пробы для постановки Ибсена…

— И что же?

— Ищут фру Альвинг. Для «Привидений». Я не подойду.

— Эди! Почему бы и нет?

— Потому что не хочу. Потому что сейчас не чувствую в себе готовности. Потому что я вся на нервах, не в себе и…

— И злишься на Рассела за романтические порывы.