Пожар страсти

– Какая замечательная комната, – сказал Джеральд. – Да и весь дом. Здесь всегда так спокойно и тихо?

– Сейчас да, но так не было, когда здесь спали три моих брата. Тогда было довольно шумно. И тем не менее мы скучаем по ним.

– Я вспомнил, твой отец говорил на прошлой неделе, что не сыграл ни одной настоящей партии в шахматы после их отъезда.

– Верно. Мама и я пытались составить ему компанию, но мы в этом не сильны. Он легко у нас выигрывает, и ему это неинтересно.

– Думаю, я могу предложить ему сыграть партию?

– Почему бы и нет? Он считает тебя достойным противником. А я посижу здесь и полистаю эту великолепную книгу по искусству, подаренную тобой. Однако ты не должен так тратиться. Право же, не должен.

– Отчего же? По-моему, ты стоишь того. Ну ладно, пойду найду твоего отца.

Они планировали отправиться на большой пруд, но, когда разыгралась метель, решили остаться дома. Игра в шахматы проходила в сосредоточенном молчании. Глядя на две склонившиеся над доской головы – черную и основательно тронутую сединой, – Гиа испытывала какое-то удивительное, почти дремотное, удовлетворение.

По неуловимой ассоциации появилась странная мысль. Есть такая игра в шарики – нечто вроде калейдоскопа. Тряхни игрушку – и все шарики изменят свое место. «Если бы меня не воспитал этот человек, – размышляла Гиа, – была бы я тем, чем стала сейчас? Вероятнее всего нет. И почти наверняка не встретила бы вот того, другого человека. И тем не менее мы все вместе, связаны друг с другом и даже с Франциной, которая в этот момент обзванивает людей, организуя очередной благотворительный прием».

Гиацинта открыла книгу и прочитала полглавы о неоимпрессионизме. Однако она читала слова, а смысл ускользал от нее. Гиа начала листать роскошно иллюстрированную книгу, но не могла сосредоточиться и на этом.

Через несколько месяцев наступит поворотный момент. Джеральд хотел определиться ординатором в клинику. Где будет находиться эта клиника? И что будет с ней, Гиацинтой? О будущем они конкретно не разговаривали. Не странно ли, что они не касались этой темы?

Хотя оба были откровенны друг с другом, говорили о вещах непростых, печальных и весьма личных.

Джеральд рассказал ей о своей матери, умершей после долгих мучений от болезни Альцгеймера. Гиацинта знала, что Джеральд очень тяжело пережил эту трагедию, вместе с семьей страдал от нищеты и, как он выразился, вероятно, не проявил при этом мужества, необходимого мужчине.

Гиацинта, смеясь, поведала ему о Марте, с четвертого класса дразнившей ее. «Ты ничуть не похожа ни на один цветок», – язвительно говорила Марта. У нее были роскошные, до пояса, косы, и она не носила металлических скоб для исправления зубов.

– Я до тебя никого не любила. У меня были только друзья, – призналась однажды Гиацинта.

– У меня были женщины, – ответил Джеральд, – возможно, даже не так мало, но они были совсем не такие, как ты. Им не хватало изюминки. Да разве кто-то сравнится с тобой, Гиацинта?

Мужчины оторвались от шахматной доски и встали.

– Склоняюсь перед маэстро. – Джеральд учтиво поклонился.

– Вздор! Нам еще играть и играть, и я сражаюсь с большим напряжением. Я поднялся лишь потому, что в дверях появилась Францина. Это означает, что обед готов и нам придется прерваться.

В основном обед готовила Гиацинта. Францина закупала продукты, накрывала на стол и чистила овощи. Сегодня обязанности были распределены справедливо, потому что одна из женщин любила готовить, а другая – нет. В голубой хрустальной вазе стояли первые тюльпаны. От говяжьего рагу, подрумяненной картошки и моркови исходили пьянящие ароматы. Перед каждым был поставлен зеленый салат. Два одинаковых графина были наполнены превосходным красным вином.

– Настоящий пир! – воскликнул Джеральд.

– Гиацинта не только художница, но и первоклассный повар.

Гиа зарделась. Можно подумать, что отец рекламирует ее! Однако Джим слишком прямолинеен, его нельзя заподозрить в ухищрениях. Просто он любящий отец.

Затем Джим уточнил:

– Разумеется, я не собираюсь лишать лавров свою жену.

Францина слегка улыбнулась, и на щеках ее обозначились ямочки. Они исчезли, едва она подняла голову. Сегодня Францина вела себя сдержанно, давая возможность высказаться Джеральду. Понимая это, Гиа наблюдала за ним и ожидала, что он чем-то себя проявит.

Придраться к поведению матери было нельзя. Только человек, хорошо знающий Францину, мог догадаться, какие мысли роились в ее голове, когда она так по-светски села за стол. Так безупречно. У нее безупречно было все, вплоть до светло-розовых ногтей.

Гиа посмотрела на свои руки. Она забыла соскоблить охру после вчерашней работы. Наверное, никакой душ не смоет краску с ее пальцев. Гиа внезапно ощутила подавленность. Ситуация казалась ей искусственной. Ничего подобного она не испытывала, пока мужчины играли в шахматы.

– Да, – сказал Джеральд, отвечая на какой-то вопрос отца. – Я в этом уверен. У нас был сосед, получивший ранение на корейской войне. Ему пришлось восстановить лицо. То, что сделали врачи, было чудом науки и искусства. Увидев его, я сразу понял, в чем цель моей жизни.

Джеральд говорил точно и четко; он вообще все делал аккуратно и четко – разрезал яблоко, складывал свитер или, как сейчас, положил нож на тарелку параллельно краю стола.

Отец спросил:

– Сколько времени нужно, чтобы получить диплом по специальности «пластическая хирургия»?

– По меньшей мере три года.

– Значит, – вставила Францина, – вы уже сейчас должны искать должность ординатора.

– Да, я уже разослал множество заявлений.

– Вам понадобится первоклассная клиника при медицинском учебном заведении. – Джеральд кивнул, и Францина добавила: – В нашем округе таких нет. Местная больница вряд ли вам подойдет.

– Верно.

Они вели бой над головой Гиацинты. «Конечно, Францина рада, что ему придется уехать отсюда, – подумала Гиа. – Почему он никогда не говорил этого мне? Что за этим кроется?»

– Но по крайней мере вам в настоящее время платят, – заметил отец. – Еще не столь давно интерны и аспиранты должны были благодарить за то, что имели возможность учиться.

– Да, платят, но это не слишком много, особенно если человек имеет долги.

– Ах да. Вы должны университету, который дал вам ссуду. Мне говорила Гиа.

– И я еще должен за лечение матери.

– Вы трудолюбивый и целеустремленный молодой человек. Я снимаю перед вами шляпу.

«Безнадежно», – подумала Гиацинта.

Словно почувствовав ее настроение, отец перевел разговор на другую тему:

– Очень мило, что вы принесли эти тюльпаны. Это внушает надежду, что весна не за горами.

Джеральд обратился к Францине:

– Они напоминают мне эти желтые обои. Мне всегда кажется, что место этой комнаты, да и всего дома, – в рекламном журнале.

Беседа за столом стала носить обрывочный характер. Едва слыша то, что говорилось, Гиа ощущала холодный страх под ложечкой.

– Может, выпьем бренди? – предложил отец. – Кажется, будто ледяной ветер проникает сквозь сосны.

– Вы идите, а я уберу со стола и загружу посудомойку.

«Он уедет бог знает куда, – думала Гиа. – Мне придется ждать три года. Джеральд может найти другую».

– Я помогу тебе, – сказал Джеральд и, обернувшись к Францине, добавил: – Не беспокойтесь, я знаю, что бокалы в посудомойку не ставят. Я буду очень осторожно обращаться с ними.

Он так старался угодить! Но к чему ему мнение Францины, если все идет к концу?

– Нет, – возразила Гиа, – я все сделаю сама. Иди и заканчивай с отцом партию в шахматы.

Оторвав взгляд от раковины, она увидела в проеме дверей Францину, которая печально смотрела на нее.

– Я помою бокалы, – быстро проговорила она.

– Каких-то восемь бокалов из-под вина и воды! И чего из-за них столько шума! – взорвалась Гиа, но, тут же устыдившись, добавила: – Прошу прощения. Кажется, я немного устала.