Мой суженый, мой ряженый

Ей казалось, что ребята поют хорошо. Во всяком случае, никто не ошибался, все лихо крыли на итальянском. Девушки справа и слева от нее ловко выводили звонкие рулады. «Неужели и я так смогу?» — мелькнуло у Жени в голове. И тут же Лось перестал дирижировать и замотал головой:

— Нет, нет! Так не пойдет! Басы, что вы там спели? Это же откровенная фальшь! Братцы, пора уже разбирать ноты, чай не первый день их видите!

По хору прошел легкий гул.

— Давайте еще раз. Соберитесь, будьте внимательны.

Анна Анатольевна снова сыграла вступление. На этот раз Жене показалось, что она слышит кое-какие огрехи в исполнении: в частности, басы за ее спиной, действительно, пели грязновато и вразнобой. Лось еще пару раз остановил хор, затем все-таки они дошли до конца.

— Так. Сейчас было недурственно. Теперь оставим Верди и займемся а капелла. Возьмите партитуру «Степь да степь кругом». Женя, вы тоже можете петь, здесь совсем легко.

Женя кивнула и, пролистав ноты, вынула нужную страницу.

В это время дверь распахнулась — и на пороге появился среднего роста светловолосый парень. Лицо его было замкнутым и каким-то отрешенным, на тощей фигуре болтался длинный, болотного цвета свитер.

— А, это ты, Карцев? — тут же отреагировал Лось. — Снова опаздываешь? Мы уже двадцать минут как поем. Без тебя Верди хуже некуда, вас ведь в партии раз два и обчелся. Быстро вставай на место.

Странный Карцев, ни слова не сказав, угловатой походкой пересек зал и забрался на станки как раз за Жениной спиной. Она вдруг почувствовала неодолимое желание обернуться и едва удержалась, чтобы не подчиниться ему.

Гул в зале усилился. Девушки и юноши вовсю переговаривались вполголоса. Лось постучал по крышке рояля.

— Тишина. Анна Анатольевна, дайте тон.

Концертмейстер тихонько взяла пару печальных аккордов.

— Внимание! Начали!

Лось взмахнул рукой. В сопрано тихо, едва слышно, родилась щемящая мелодия, словно нарастающий ветерок она переметнулась к альтам. Затем ее подхватили теноры и басы.

Теперь Женя не просто слушала, как поет хор, а пыталась различить в общем звучании присутствие нового голоса. Она могла поклясться, что слышит его — он звучал прямо у нее над ухом, сильный и красивый, подчиняющий себе всю партию целиком. Даже не верилось, что этот голос мог принадлежать такому невзрачному замухрышке, каким был вновь пришедший любитель опаздывать на репетиции. Тем не менее, именно он и являлся его обладателем — до прихода Карцева басовая группа пела несравнимо хуже.

— Шире, шире! — Лось энергично дирижировал, успевая подпевать то одной, то другой партии. — Не теряйте дыхания, не давите на звук!

Женя дождалась места, где мелодия шла в унисон и вступила вместе со всеми. Лось увидел, что она поет, и одобрительно кивнул.

Песня окончилась.

— Неплохо. Теперь кантату.

После кантаты наступил перерыв. Лось ушел курить, а с ним больше половины ребят и треть девушек. Оставшиеся расселись на станках, кое-кто достал принесенные из дому бутерброды и яблоки.

— Ну, как твое впечатление? — спросила Женя Любу.

— Мне понравилось. Только я ничего не понимаю в ваших партиях.

— Поймешь со временем. Тут есть такие, которые сроду музыке не учились, а и они понимают. — Люба придвинулась поближе к Жениному уху и произнесла заговорщицким тоном: — А Санек тебе как?

— Никак. — Женя украдкой оглядела зал и увидела то, что искала.

Карцев стоял в самом дальнем углу у окна, в гордом одиночестве. Курить он не пошел, есть — не ел, ни с кем не общался, продолжая пребывать все в том же полусомнамбулическом состоянии.

— Что значит, никак? — Люба дернула Женю за рукав. — Эй, очнись! Куда ты все время смотришь?

— Никуда.

— Почему тебе не понравился Санька? Он отличный парень. По нему у нас все девки сохнут. А он, кажется, на тебя запал.

— Не думаю. — Женя снова скосила глаза в другой конец зала.

— Скромничаешь! Я же видела, как он на тебя пялился. Вот посмотришь, сейчас покурит и прибежит.

— Ага, — рассеянно произнесла Женя. — Люб! А это кто?

— Где?

— Да вон там, у окна. Который еще опоздал.

— А, это Карцев. — Люба пренебрежительно махнула рукой.

— Я слышала, что Карцев. А кто он вообще такой? Учится где-нибудь?

— Нигде не учится. И вообще, он — полный придурок. Отстой.

— Почему? — Женя удивленно округлила глаза.

— Потому. Себе на уме, ни с кем не общается. Работает, кажется, на почте.

— На почте?

— Да. Газеты разносит. А до этого с трудом какой-то колледж закончил, говорят, чуть ли не на двойки.

— Разве он такой тупой?

— А что, не похоже? — Люба вдруг прищурилась и пристально поглядела на Женю. — Слушай, Женюра, а чего это ты им так интересуешься? На него девушки вообще не смотрят.

— Просто. — Женя пожала плечами. — Поет хорошо.

— Поет он, верно, хорошо, — согласилась Люба. — Но в остальном козел, каких поискать.

Карцев, кажется, почувствовал, что его обсуждают. Отошел от окна. Потоптался немного на месте, затем боком, как краб, направился к станкам. Проходя мимо девушек, он вдруг на мгновение глянул в их сторону. Женя хотела отвернуться, но не успела: их взгляды пересеклись. Глаза у Карцева были серые и очень серьезные. Будто он обдумывал новую модель солнечной системы — или сочинял трактат по философии, но уж никак не занимался разноской почты. Женя почувствовала, как что-то кольнуло ее в самое сердце, словно там, откуда ни возьмись, возникла заноза.

— Ну, что я говорила? — громко и торжествующе проговорила Люба, кивая на дверь, — вот и Санек!

Женя не удержалась и досадливо поморщилась. В следующую секунду Карцев уже прошел мимо нее к своему месту на станках. Люба проводила его презрительным взглядом.

— Да, забыла тебе сказать, вы ведь тезки. Его тоже зовут Женька.

— Надо же! — тихо произнесла Женя. Так тихо, что Люба не расслышала. Она сама не поняла, что заставило ее сказать эти слова — они выскочили сами, помимо воли.

— Здрасьте, девушки, я пришел! — весело объявил Санек и дыхнул Жене в лицо ароматным табачным запахом.

6

Женя решила, что будет ходить на хор. Лось произвел на нее приятное впечатление, репертуар показался интересным и многообразным, а сами хористы симпатичными и милыми ребятами. За два часа репетиции она действительно отдохнула душой, а главное, как и предсказывала Люба, полностью отключилась от своей работы. Голова ее стала свежей, настроение бодрым, от недавней апатии и уныния следа не осталось.

Было и еще кое-что, повлиявшее на Женино решение посещать занятия «Орфея», но об этом она предпочитала не говорить вслух. Да что там вслух, ей и в мыслях было стыдно признаться, что ее интерес к хору в большей своей части обусловлен еще и интересом к своему угрюмому сероглазому тезке Женьке Карцеву. Женя с тайным нетерпением ждала пятницы. Интересно, будет ли он снова на нее смотреть? И вообще, жутко любопытно, что у него на уме? Почему он ни с кем не дружит и почему такой мрачный? Вот бы найти ответ на все эти вопросы.

Впервые за последние недели Женя стала спать спокойно и крепко, есть с аппетитом и даже сократила часы пребывания в библиотеке. Мать сразу оценила произошедшие с ней перемены, повеселела, стала расхваливать Любу — вот, дескать, какой она тонкий психолог, решила проблему одним махом.

Сама Люба позвонила в среду вечером.

— Женюра? Тебе привет от Санька. Он просит дать номер твоего мобильника.

— Ни в коем случае!

— Вообще-то, я уже дала, — виноватым тоном призналась Люба, — так что жди звонка.

— Любка, ну что ты за человек! — взорвалась Женя. — Зачем мне нужен ваш Санек? У меня таких, как он, было человек двадцать.

— Не преувеличивай, пятнадцать. И вообще, Санек не такой, как другие. Я бы с радостью согласилась побыть на твоем месте.

— Вот и будь.

— Извини, — с завистью в голосе проговорила Люба, — я его настолько не интересую.