Наследница бриллиантов

Теперь ежедневно в обеденный перерыв, когда дядя отправлялся есть свои спагетти в ближайшую тратторию, Джованни спускался на склад, отбирал из бракованной кучи несколько тряпок и, спрятав их под рубашку, бежал на угол, где его уже дожидался приятель. Джованни передавал ему свой улов, и Анджело на обратном пути в Баджо продавал все это крестьянам. Конечно, в магазине такой товар не купил бы никто, но на деревенских жителей клеймо знаменитого мануфактурного магазина производило магическое действие: даже жалкий лоскут «от Ольдани» казался им настоящим шиком.

Все шло как по маслу, и друзья, окрыленные успехом, строили грандиозные планы на будущее.

Как-то Анджело показал другу тетрадку.

— Узнаешь?

Это была та самая тетрадка, которую он получил в подарок от своего священника. Однако страница была исписана какими-то цифрами.

— Что это? — удивился Джованни.

— Наши прибыли. Я тут и проценты подсчитал, которые мы получим, если положим деньги в банк.

— Так чего же мы ждем?

— Совершеннолетия. Сейчас у нас не возьмут, подумают, что мы их украли. А может, тебе дядю попросить? Пусть положит на свое имя.

Джованни вспомнил мать, доверившую отцовскую фабрику синьору Коломбо.

— Дядя тоже может подумать, что мы их украли, и вообще, свои деньги никому нельзя доверять.

— Тогда пусть себе лежат под матрацем, — решил Анджело, — авось не протухнут. — Он сам рассмеялся собственной шутке. — Дальше видно будет.

За разговорами они не замечали, как из безлюдного центра, обитатели которого проводили жаркий август за городом, попадали на бедные окраины, где из темных переулков тянуло гнилью и сыростью, на порогах грязных жилищ лежали худые, измученные жарой собаки, из окон слышались крики и детский плач. Когда им встречался продавец мороженого, они только облизывались: не могли же они себе позволить выбросить на ветер несколько чентезимо!

Гуляя по улице Сан-Дамиано, они остановились на мосту, провожая глазами огромную баржу с рулонами типографской бумаги.

— Я хотел бы иметь столько денег, — задумчиво сказал Джованни, — чтобы хватило на такую баржу и на всю эту бумагу. Тогда я смог бы выпускать свою газету.

— А я, — сказал Анджело, — хотел бы найти хорошую работу, в банке, например. Сиди себе целый день и деньги считай, чем плохо? И тебе за это каждый месяц жалованье платят.

Так в мечтах они уносились в счастливые дали, но жизнь время от времени возвращала их на землю, к суровой действительности.

В один из последних дней каникул, воспользовавшись, как всегда, обеденным перерывом, Джованни запихивал под рубашку очередную порцию бракованной материи, как вдруг кто-то вцепился ему в ухо. Сжавшись от страха и резкой боли, он повернул голову и обомлел: перед ним стояла тетя Мария.

— Попался, жулик, — прошипела она со злостью. — Ты за это ответишь!

И, не выпуская из цепких пальцев уха племянника, она потащила его в магазин, прихватив и то, что вытащила у него из-за пазухи. От страха Джованни намочил в штаны, за ним по лестнице тянулась мокрая дорожка.

— Вот, полюбуйся, — крикнула она мужу, — он нас обворовывает! — И швырнула на прилавок вещественные доказательства.

Тетю Марию ждали лишь через несколько дней, но она приехала раньше срока и, оставив домочадцев у экипажа, пошла искать мужа, чтобы получить ключи от квартиры. Так она натолкнулась на Джованни, поймав его, что называется, с поличным.

Дядя в ответ только вздохнул. Он давно заметил, что племянник таскает из-под лестницы обрезки и бракованные изделия, но закрыл на это глаза, потому что работал Джованни старательно, претензий к нему не было, а это барахло все равно ничего не стоило.

Но тетя уже не могла остановиться.

— По нему тюрьма плачет, — кричала она на весь магазин, — я этого так не оставлю!

Выпустив наконец ухо Джованни, она принялась трясти его с такой силой, будто собиралась вытряхнуть из него душу. Не помня уже себя от боли и стыда, Джованни крикнул ей в лицо:

— Шлюха!

От удивления тетя Мария разжала пальцы, и дядя крепко схватил ее за руки.

— Успокойся, дорогая, — старался он утихомирить ее, — эти тряпки гроша ломаного не стоят. Не честь же он у тебя украл, в конце концов!

Джованни не стал дожидаться, чем закончится дело, и бросился наутек. Когда он прибежал на угол, где стоял Анджело, на нем лица не было.

— Что случилось? — испугался Анджело.

Джованни сбивчиво рассказал о том, что он пережил.

— Все кончено, теперь дядя перестанет за меня платить.

— Не волнуйся ты так, — пытался успокоить его Анджело, — может, еще и обойдется. А если тебя выгонят, я тоже в интернате не останусь, имей в виду.

Анджело оказался прав, все обошлось. Дядя по-прежнему регулярно переводил деньги, хотя сам в интернате больше не появлялся.

ГЛАВА 4

В интернате друзей ожидало новое испытание. Вскоре после начала занятий Джованни обнаружил, что его тайник под матрацем пуст. Один младшеклассник сказал им, что знает вора: это восемнадцатилетний парень, рослый и крепкий, как взрослый мужчина.

— С таким лучше не связываться, — решил Анджело.

— Не связываться, говоришь? — горячился Джованни. — Мы откладывали каждый чентезимо, даже мороженое себе не покупали, а он пришел и взял. Я покажу ему, как зариться на чужое!

— Но он сильнее тебя, ты с ним не справишься, — пытался отговорить друга Анджело. — Он настоящий великан.

— Да хоть бы король или сам господь бог, какая разница? Мое есть мое, и никто, слышишь, никто не имеет права отнять у меня сбережения. Я верну деньги обратно, чего бы мне это ни стоило, иначе сам себя уважать перестану.

В голосе Джованни было столько решимости, что Анджело отступил.

— Меня хоть с собой возьмешь? — спросил он.

— Нет, это касается только меня, — отрезал Джованни и вынул из кармана складной нож.

— Где ты его взял? — Анджело так и впился глазами в нож, и трудно было понять, чего в его взгляде больше — восторга или страха.

В интернате категорически запрещалось иметь режущие предметы, но любой воспитанник позавидовал бы такому сокровищу.

— Неважно, — ответил Джованни, сложил нож и направился в столовую.

Ему навстречу по коридору хлынул поток ребят, направлявшихся после обеда на часовой отдых, и Анджело потерял друга из виду. Вскоре послышался крик, и из столовой выбежал парень; одной рукой он держался за щеку, по которой стекала струйка крови. Его окружили испуганные учителя и воспитанники. Парня повели в медицинский кабинет и вызвали из больницы карету «Скорой помощи». Точнее было бы назвать ее каталкой «Скорой помощи» — два колеса, брезентовый верх и два окошка по бокам, занавешенные коричневыми занавесками.

Только когда санитары увезли раненого, Анджело увидел своего друга. Джованни стоял в дверях, глядя вслед удаляющимся санитарам. Его правая рука, засунутая в карман, позвякивала монетами, на лице сияла торжествующая улыбка.

ГЛАВА 5

«Кавалер Этторе Ольдани и его супруга Мария Ривольта извещают друзей и родственников о состоявшемся бракосочетании их сына Онофрио с синьориной Терезой Ловати, дочерью инженера Карло Ловати и его супруги Эмилии Маджи, а также об отъезде новобрачных в свадебное путешествие». Так было написано в тексте, и дата: 10 мая 1911 года.

Значит, его старший кузен Онофрио женился. По расчетам Джованни, ему сейчас года двадцать два. Извещение не было адресовано Джованни, его и за родственника-то в дядиной семье не считали, просто хозяин передал ему этот текст для печати.

Джованни уже исполнилось шестнадцать, и он почти год как работал у Фабио Мотта — в одной из лучших миланских типографий, расположенной на улице Сан-Рафаэле, в самом центре. Джованни нравится его работа, нравится запах свежей свинцовой краски, грохот типографских станков. Он уже научился правильно располагать текст, подбирать к нему подходящий шрифт и самостоятельно делать набор. Извещение о свадьбе двоюродного брата он решил украсить орнаментом из цветов и листьев, изящно переплетенных с лентой, на которой будет написано: «Ubitu Gains, ibiego Gaia» (что в переводе с латыни означает: «Где ты, Гай, там я, Гая»).