Миллионерша поневоле

Более или менее, разумеется, однако сейчас и над этим хрупким благополучием нависла угроза. Хочешь не хочешь, а матери придется звонить…

Во втором браке мама потеряла титул, приобрела миллионы и начисто утратила чувство реальности. Не так давно она запретила Билли называть ее бабушкой, превратилась в платиновую блондинку и буквально разрывалась на части, пытаясь успеть на все светские мероприятия сразу. Впрочем, сейчас она была дома. Послеобеденная сиеста, знаете ли. В трубке раздалось истинное щебетание, только немного сонное.

— Санни? Чудесно, что ты звонишь. Я сам тебе собиралась позвонить, но вчера пришл слишком поздно — у Джейн был вос-хи-ти тель-ный прием, даже странно, потому что j прекрасно помню ее еще по колледжу, наш; добрую старушку Джейн, она никогда hi могла поддерживать нормальную беседу, i сейчас — настоящая хозяйка салона, ни боль ше ни меньше, но это все равно не ее заслуга потому что основная нагрузка легла…

— МАМА!

— Да, дорогая? Ах да, к тебе же должнь были приехать из фирмы… Посмотрели дом?

— Да. И знаешь, кто это?

— Американский миллионер, кажется кто-то вроде Билла Гейтса, но рангом по ниже. Агент сказал, оплата наличными. Этс даже хорошо, потому что налоги совершение бессовестные, Том так и сказал мне в четверг после встречи на Даунинг-стрит, эти налоп задушат величие Британии, а если наличны ми — так это и хорошо, почти без вычетов, Tai что я очень довольна, хорошо, что мы не про дали эту развалину полгода назад, хотя, возможно…

— Это Мортимер Бранд.

— Прости, дорогая?

— Мортимер Бранд, сын Марион Бранд.

— Тот юный мерзавец? А что с ним? Надеюсь, он свернул себе шею?

— Да нет, похоже, он вполне неплохо себя чувствует. Это он покупает дом, мама.

Молчание в трубке длилось секунд десять, не больше. Потом леди Гермиона протянула со странной интонацией:

— Кто бы мог подумать… Через столько лет… Ну и как ты его нашла? Он заинтересовался домом?

— Мама! Ты знала, да?

— Нет, ну знала, разумеется, что продаю дом некоему М. Бранду из Америки, но… слушай, а тебе не показалось, что он просто решил навестить места своей юности? Так сказать, сентиментальное путешествие под видом деловой поездки…

— МАМА! Ты знала. Ты с самого начала знала, что дом хочет купить Морт Бранд!

— Ну знала! Ну и что?

— Ты не можешь продать ему дом!

— Ха! Я не могу продать этот дом в принципе, вот уж год как не могу. Он висит у меня на шее, как жернов — топиться впору. И уж если появился хороший покупатель…

— С каких это пор Морт Бранд стал для тебя хорошим покупателем? Ты вспомни, что ты ему наговорила десять лет назад…

— Люси, ты неисправима. Романтик, вся в отца. Мало ли что я говорила десять лет назад, повинуясь внезапному порыву?

— Ты назвала его зарвавшимся выскочкой из низов…

— Возможно.

— Ты сказала, что он нахально вознамерился искать руки Вероники, даже не счистив с" сапог навоз…

— Не могла я про навоз ничего говорить, это ты придумываешь.

— Ты сказала, что он недостоин даже пальца Вероники…

— Это была фигура речи, даже дураку понятно. Тем более что… знаешь, честно говоря, лучше бы я выдала Веронику за него. Сейчас она была бы миллионершей. Этот француз — ну что хорошего может выйти из брака с французом? Так, пшено. Дюбарри! Смешно слышать.

— Да ты же была на седьмом небе от счастья, когда Вероника выходила за Шарля…

— Естественно! У них вся нация такая. Любят пускать пыль в глаза. Белые голуби, завтрак в постель, Париж — столица влюбленных… А пройдет месяц после свадьбы — сажают жен на хлеб и воду, заставляют экономить газ и намекают, что неплохо бы научиться шить, чтобы не тратиться на магазины готового платья.

Люси вспомнила Шарля Дюбарри, мужа Вероники. Красивый, артистичный, жутко богатый, он обожал свою красавицу-жену и искренне ненавидел только одно — мир богемы, в который с удовольствием окунулась по приезде в Париж беспечная Вероника. Шарль никак не мог настаивать на экономии газа, потому как был совладельцем контрольного пакета акций газового концерна, а бриллианты Веронике дарил просто так, без всякого повода. Возможно, не с каждым завтраком в постель, но раз в неделю — точно!

— Мама, при чем здесь французы и Вероника? Речь идет о Морте Бранде!

— Да дай ему Бог здоровья, этому Морту Бранду. Пусть поскорее покупает дом и… Вообще, Санни, я не понимаю. Ты всегда обвиняла в снобизме меня и сестру, а сама ведешь себя, как обедневшая, но гордая герцогиня. Вот оно, твое любимое единство сословий. Я тебя абсолютно не понимаю.

— А я просто прошу тебя не торопиться и подождать хотя бы еще одного покупателя.

— Такое впечатление, что ты хочешь насолить именно Морту Бранду.

— Ничего подобного. Кроме того, ты все равно сделаешь по-своему. Хорошо, по крайней мере, убедись, что в бумагах правильно указаны объекты продажи.

— Детка, это для меня абсолютно темный лес. Что ты имеешь в виду?

— Я имею в виду, что маленький домик не входит в общий перечень, но Морт мне не поверил. Позвони своему агенту, пусть он перезвонит Морту и уточнит…

Голос матери неожиданно приобрел некоторую медоточивость:

— Видишь ли, малышка… Страшные подозрения охватили Люси.

— Мама!

— Понимаешь, я тут подумала, и Том меня поддержал…

— Нет. Только не говори, то ты переменила решение. Ты же обещала, что мы с Билли останемся в коттедже!

— Дорогая, я все прекрасно помню, но… понимаешь, и Том, и адвокат, и агент в один голос твердят, что это глупо и невыгодно. Ну представь, продаешь ты квартиру, но оставляешь за собой, например, уборную. Это же нонсенс! Никто не купит.

— А куда деваться нам с Билли?

— Придется переехать, но, между нами, Люси, так ли уж это ужасно? Никогда мне не нравился этот коттедж, истинный сарай…

— Нам с Билли он нравится! Кроме того, лучше такой дом, чем вовсе никакого.

— У тебя полно вариантов, что ты придумываешь! Вы могли бы переехать к нам с Томом, на время, пока не нашли бы хорошую квартиру. Том устроил бы тебя на приличную

работу, у него связи, ты знаешь…

— Нет, мама. На эту тему мы уже поговорили и все обсудили, раз и навсегда. Я должна исходить из собственных возможностей.

— Лично я полагаю, что, если бы ты перестала разыгрывать из себя святую мученицу, всем стало бы легче. Уильям пошел бы в нормальную школу, ты привела бы себя в порядок… Кстати, Джереми готов на тебе жениться хоть завтра.

Логические связи Гермионы Февершем анализу не поддавались. Почему Джереми «кстати»?..

— Мы с Джереми просто друзья.

— А почему — ты не задавалась этим вопросом? Да потому что ты себя так ведешь! Ты просто не позволяешь бедному мальчику стать чем-то большим, чем просто друг. И почему? Он богат, он красив, он прекрасно воспитан, его земли граничат с нашими, если уж на то пошло — и наши бывшие земли выкупил тоже он, вернее его папаша, так что формально ты могла бы остаться жить на своей земле…

— Все, началось! Мама, как ты предлагаешь действовать? Позвонить ему и сказать, что я готова выйти за него? А если он и в голове этого не держит?

— Будь с ним поласковее.

— Фу, как отвратительно это звучит. «И отдамся по сходной цене».

— Где ты этого набралась, не понимаю. Мы говорим о законном браке. Не о пошлом сожительстве, не о жизни содержанки — о священном союзе двух сердец…

— Трех. — А?

— В моем случае — трех сердец. У меня сын, забыла?

— Кстати, давно хотела это обсудить с тобой: что Джереми думает насчет Билли? Что ты ему рассказала?

— Ничего. Он тщательно избегает разговоров на эту тему. Боится меня смутить.

— Очень хорошо! Знаешь, не надо ему рассказывать правду — какой бы она ни была. Я рекомендую вариант с молодым иностранцем. Лучше — с итальянцем.

— Что?!

— Каникулы в Италии, шестнадцать лет, шестнадцать весен, молодой красавец на водных лыжах, прекрасен как античный бог, вы оба молоды, кровь кипит, одна-единственная ночь на берегу лазурной Адриатики… Потом он погиб.