Миллионерша поневоле

— Ну мало ли… Были же парни в Грин-Вэлли. Да и к вам в гости приезжали всякие… с сыновьями. Рыжий был такой парнишка, ты с ним еще верхом вместе каталась. Ферфакс!

— Морт, ты же не был здесь десять лет! Неужели ты думаешь, здесь ничего не изменилось?

— Ты права на все сто, а я слишком увлекся воспоминаниями. Так бывает. Думаешь, что меняешься только ты сам, а дома все ждет тебя, совершенно не изменившись…

Люси торопливо принялась перебирать папки на столе, пряча глаза. Увы, ничего и в самом деле не изменилось, Морт Бранд. Все эти десять лет Люси Февершем думала только о тебе, вспоминала только тебя, хотела увидеться только с тобой…

— Какова же новая Люси Февершем? Молодая девица двадцати… позволь… пяти, если не ошибаюсь, лет, так и не окончившая художественную школу, но не оставившая, как я вижу, занятий живописью?

— Ну… я занимаюсь чужими жилищами.

— Ай! Дела Февершемов плохи настолько, что ты работаешь… уборщицей?!

— Очень смешно! А если это так — ты что-то имеешь против этой профессии? Насколько я помню, твоя мама у нас убиралась.

— Видишь ли, моя мама просто подрабатывала, а с твоим обликом это как-то не вяжется… Глупо звучит. Короче, я представлял себе нечто другое.

— Ну знаешь! Я тоже не думала, что ты станешь миллионером и акулой бизнеса

— Да ну, какая акула… Да я и не собирался, если честно. Вдохновенно писал компьютерные программы, а потом как-то так взял — и выдумал новую поисковую систему. И как оно поперло…

— То есть деньги для тебя значения не имеют?

Он запнулся и посмотрел ей в глаза.

— Имеют. Когда их нет.

Морт снова принялся болтать, а Люси тоскливо утопала в собственных воспоминаниях, которые гнала от себя целых десять лет.

Все правильно, он не врет и не кокетничает, Морт Бранд. Он всегда был чертовски умным парнем. В школе всегда учился с отличием, причем с одинаковым успехом щелкал сложнейшие математические задачи — и цитировал наизусть целые сцены из Шекспира. Любил физику — и знал всю английскую литературу. С пяти лет грамотно писал.

Лорд Февершем в жизни любил только одно — лошадей. Правда, это вовсе не исключало и того, что в юности он окончил Оксфорд, получив прекрасное и в высшей степени классическое образование, однако к сорока годам мало кто мог заподозрить, что вот этот здоровяк с красным, обветренным лицом и мозолистыми руками крестьянина когда-то писал диссертат на тему «Средневековые трубадуры и менестрели как провозвестники прерафаэлитов».

Поначалу Морт помогал лорду на конюшне, но потом у Люси начались проблемы в школе, и тогда старый лорд пригласил Мор-та в качестве репетитора к своей младшей дочери.

Леди Гермиона сразу заявила, что идея — дурацкая. Чем может помочь одиннадцатилетней дурочке семнадцатилетний оболтус, если даже дорогая и престижная частная школа отчаялась в полном составе?

И тем не менее именно семнадцатилетний Морт Бранд заметил и понял, что Люси превосходно запоминает услышанное, пересказывает это прекрасным литературным языком, но совершенно теряется при виде того же текста в книге или тетради. Морт Бранд предположил у Люси дислексию, а впоследствии тесты у логопеда и психолога подтвердили его догадку.

Морт остался репетитором, потом поступил в колледж, а миссис Бранд так и не дождалась его диплома — умерла от запущенной болезни сердца, которую всячески скрывала от окружающих. Все, что ей удалось скопить, она оставила Морту на учебу. Лечиться в ее положении было бы слишком большим расточительством…

Она вздрогнула и в недоумении посмотрела на замолчавшего Морта. Он стоял у окна, смотрел куда-то вдаль, и Люси отлично знала, куда именно.

Осенью, когда деревья стоят голые, именно из этого окна можно увидеть маленький домик с красной черепичной крышей. Раньше в нем жили Мортимер Бранд и его мать, Марион Бранд, краса и гордость «Герба Февершемов», трудолюбивая и добрая женщина.

Весной и летом домик скрывала из виду густая зелень.

Морт негромко спросил:

— Дом… мой дом сдается?

— Да. Морт, ты, наверное, не в курсе, но… домик не входит в состав поместья.

— Не в курсе. В бумагах на этот счет ничего не сказано.

Люси это знала. Собственно, она вообще все знала исключительно со слов леди Гермионы. Морт нахмурился.

— Не понимаю, как можно было ухитриться не включить его в состав поместья? Он же торчит ровно посередине!

— Не знаю, но это именно так.

Люси старалась говорить как можно более холодным и равнодушным тоном. Морт просматривал бумаги и не смотрел на нее.

— Возможно, именно поэтому у вас были трудности с продажей поместья. Люди хотят купить владение полностью…

— Кто тебе сказал, что у нас трудности с продажей?

— Никто не говорил. И так ясно. Дом выставлен на торги год назад. Если его до сих пор не купили, да еще за половину тех денег, которые он на самом деле стоит… Ты переживаешь за людей, которые живут в домике?

— С чего бы это мне волноваться?

— Ну мало ли, вдруг ты добрая и отзывчивая. На всякий случай учти — есть масса способов все уладить.

— Например?

— Ага, значит, милосердие не чуждо отпрыску леди Гермионы? Смотри, можно предложить им денежную компенсацию или несколько вариантов для переезда на выбор. Я лично предпочитаю первый путь, он проще и удобнее.

— Домик не продается, Морт.

— Посмотрим, что скажет твоя мать.

— Ты что, собираешься с ней беседовать?

— А почему бы мне этого не сделать? Назови хоть одну причину.

Он шутит, или свихнулся, или у него склероз. ОДНУ причину Люси назвать может точно, но не будет этого делать ни за какие коврижки.

Морт с интересом уставился на ее пылающее лицо.

— Ты полагаешь, не стоит этого делать?

— Я просто думала… вы ведь расстались несколько…

— О да! Леди Гермиона — страстная натура. А какой слог! «Диплом Оксфорда еще не делает сына барменши достойным руки дочери Февершема!» Никогда не забуду.

Она тоже не забудет. Никогда.

…Санни съежилась за огромным обеденным столом и страстно желала только одного — провалиться сквозь землю. У мамы ужасный голос. Одновременно величественный и пронзительный.

Морт стоит перед мамой, и на смуглых скулах пятнами вспыхивает и пропадает румянец. Карие глаза горят волчьим огнем. Губы кривятся. Морт поворачивается и выбегает из дома.

Еще никогда в жизни мама не была в такой ярости.

Собственно, это и понятно: никто и никогда еще не называл леди Гермиону Февершем бесчувственной коровой с непомерным гонором!

Как Морт выбежал, Санни не видела, потому что зажмурилась, но слышала, потому что он дверью шарахнул так, что стекла зазвенели, а еще потом пришла Вероника, и скандал пошел гулять по дому, набирая обороты, но Санни — Люси Февершем — уже этого не слышала, потому что сбежала…

Люси вдруг поняла, что Морт больше не читает документы, а пристально смотрит на нее. Надо взять себя в руки. Немедленно!

— Что ж… поговори с мамой, если хочешь. Что у нас осталось? Кухня и помещения для прислуги. Смотреть будешь?

— О нет. Эту территорию я считал своей еще до твоего появления на свет. А вот хозяйственные постройки осмотрю. Насколько я помню, туда можно пройти через кухню?

Люси только кивнула в ответ. На постройки она смотреть с ним вместе не пойдет. Она не позволит призракам прошлого завладеть ею после этих долгих лет! Она больше не пятнадцатилетняя девочка, она… Она не будет вспоминать!

О том, как Морт Бранд провел ночь совсем не с той сестричкой Февершем, с которой планировал…

Не думать. Не вспоминать. Не смей. Прошлое умерло и похоронено. Есть только здесь и сейчас.

В холодильнике имелся апельсиновый сок, а также джин, тоник и маринованный огурец. Поначалу Люси хотела ограничиться апельсиновым соком, но взбудораженные нервы прямо-таки настаивали на алкоголе. Ладно, капелька джина — и много-много тоника. Это не опасно. Она же не Вероника, в конце концов. Сестрица в последнее время пристрастилась к виски с содовой — и открыла для себя, что, если ничего не есть, зато понемножку выпивать, фигура становится хоть куда. Правда, мозги вышибает, но мозги никогда не были сильной стороной натуры Вероники Февершем, в замужестве Дюбарри…