Мечтатели

– Ты был чудесным другом, – шепнула Роза, высвобождая свои руки из стиснутых рук Монка. – Приходи в гости к нам с Саймоном, когда мы вернемся из путешествия. Мы будем ждать тебя.

Роза заметила, что дедушка машет ей рукой, и пошла к нему, даже не оглянувшись.

Ничего, он переживет, – думала она, убеждая себя, что сердце Монка Мак-Куина было точь-в-точь таким же, как и все остальные сердца, разбитые ею за последние годы.

Роза вошла в кабинет деда с сильно бьющимся сердцем. Иосафат Джефферсон подошел к ней и заключил в объятия.

– Никогда в жизни еще не видел такой прекрасной невесты!

– Все было так чудесно, дедушка. Спасибо тебе!

Иосафат Джефферсон подвел внучку к софе, что стояла перед полукруглым окном-фонарем, из которого открывался вид на английский парк Дьюнскрэга. Он вынул из кармана сюртука конверт и протянул ей.

– Я хочу, чтобы ты прочитала это.

Роза, озадаченная его непривычным немногословием, начала читать. Она не верила своим глазам.

– Продолжай, – тихо сказал он. – Читай до конца.

– Но я не понимаю… – Роза была в замешательстве. – Я же так старалась…

– Я хотел, чтобы твое будущее было обеспечено, – отвечал Иосафат Джефферсон. – Если со мной что-то случится…

– Ты думаешь, я не способна руководить фирмой?! Роза тут же пожалела о своей несдержанности. Это было так нетерпеливо, так по-детски…

– Ты знаешь о делах «Глобал Энтерпрайсиз» столько же, сколько и любой другой, – продолжал Иосафат Джефферсон. – Но это не заменит тебе опыта. Благодаря договору с Саймоном ты сможешь приобрести этот опыт, если меня не будет рядом. Он обещал мне, что обучит тебя всему, что необходимо для руководства компанией. А когда тебе исполнится двадцать шесть, Саймон снимет с себя обязанности опекуна и передаст тебе твою долю акций фирмы. И у тебя будет контрольный пакет – пятьдесят один процент. Все дела будут вестись от имени Франклина, и, надеюсь, когда он подрастет, вы вместе будете продолжать то, что начал я.

Иосафат Джефферсон умоляюще посмотрел на Розу.

– Я только хочу предупредить тебя: у Саймона нет права голоса в «Глобал Энтерпрайсиз».

Лишь теперь Роза почувствовала успокоение.

– Значит, все останется по-прежнему, – тихо проговорила она.

– Судьба твоего наследства совершенно не будет зависеть от состояния дел Саймона, – сказал Иосафат Джефферсон. – Я назвал наше с ним соглашение «отравленной пилюлей».

Роза с трудом заставила себя рассмеяться.

– А что это значит?

– Саймон – опытный делец, а его «Толбот Рейлроудз» – солидный концерн, но и он может потерпеть крах. Видишь, здесь ясно сказано, что имущество «Глобал Энтерпрайсиз» – твое наследство – не может быть использовано как залог в сделках «Толбот Рейлроудз». Ты понимаешь, что это означает?

Роза, вся просияв, обвила его шею руками.

– Конечно, дедушка! Извини, я вела себя как дура. Ведь мы же с тобой оба знаем, что ничего плохого с тобой не случится.

«Да простит меня Бог, – думал Иосафат Джефферсон, держа внучку в объятиях. – Все это к лучшему. Я знаю, все к лучшему!»

Иосафат Джефферсон должен был верить в это. Свой договор с Саймоном Толботом он оформил так, что тот казался обычной сделкой двух предусмотрительных бизнесменов. Этим он заставил Розу поверить, что ничего не изменилось. Но все теперь было по-другому. И причина тому – маленькая, почти незаметная злокачественная опухоль, которая не даст ему дожить до конца этого года.

Примирившись с неизбежным и с собственными сомнениями, Иосафат Джефферсон задумался о будущем. Он уже не увидит, что будет дальше с его империей, но по крайней мере может быть уверен, что у его внучки, которая живет и дышит этим, будет возможность оставить свой след в том, что он создал. Вся эта благостная ложь – только ради нее, ради Розы.

3

Каюта-люкс, предоставленная им на пароходе США «Конституция», была отделана красным деревом, латунью и цветным граненым стеклом. В гостиной, спальне и будуаре стояли букеты летних цветов и шампанское в серебряном ведерке со льдом – подарки от капитана.

– Божественно! – воскликнула Роза, кружась по комнате и обнимая Саймона.

Она дала указания горничным, занятым распаковкой багажа, затем выбрала яркое вечернее платье от Пуаре – темно-фиолетовое с оранжевым – для ужина, на который новобрачных пригласил капитан, и приняла горячую ванну. Оставшись в будуаре одна и сбросив дорожное платье, она сидела обнаженная перед зеркалом. «Что же теперь я должна сделать?» – спрашивала она себя.

Воспитанной в доме, где практически не было женщин, Розе не с кем было говорить о сексе. Дед, разумеется, никогда не обсуждал с нею этот вопрос, а незамужние тетушки только заливались краской, когда она спрашивала их, что это там делают друг с другом лошади в загоне. О мужчинах и мальчиках она судила, сравнивая их с дедушкой, и никогда не понимала, чего они все время хотят от нее. Прекрасный принц, о котором она мечтала, походил одновременно на Хатклиффа из романа «Грозовой перевал» и на князя Андрея из «Войны и мира». Саймон, казалось, вполне соответствовал этому идеалу. Но теперь, когда он принадлежал ей, Роза дрожала от страха при мысли, что может его разочаровать.

Может быть, сегодня я буду пить вино, – думала она, – мы с Саймоном будем танцевать, а потом он обнимет меня, возьмет на руки и, не успею я опомниться, как…

Внезапно дверь будуара отворилась.

– А, вот и ты…

Роза обернулась, чтобы схватить платье… Она похолодела: перед ней стоял Саймон, совершенно обнаженный. Лицо его раскраснелось от поднимающегося над ванной пара, дыхание смешалось с запахом шампанского. Роза не могла оторваться от спутанных волос на его груди и напрягшегося, торчащего члена, который едва не касался ее губ, слегка пульсируя.

– Возьми! – хрипло сказал он.

– Саймон!

Роза почувствовала, как его рука охватывает ее затылок и резко толкает вперед. Губы натолкнулись на головку его члена, и во рту стало горячо и влажно.

– Тебе понравится, Роза, – простонал Саймон. – Я тебя все научу делать!

Она изо всех сил пыталась отстраниться, но Саймон крепко держал ее голову. Нависнув над ее лицом, он с силой вдавливал член ей в рот, так глубоко, что она боялась подавиться. Из ее крепко зажмуренных глаз текли слезы. Почувствовав, что ее вот-вот вырвет, она сделала единственное, что пришло в голову: резко сомкнула челюсти.

Саймон взвыл и отскочил назад, оставив ее почти бездыханной. Рыча, он поволок ее в спальню и швырнул поперек кровати на атласные простыни. Раздвинув ей ноги, он начал щупать ее промежность, грубо царапая ногтями. Потом навалился и, тяжело пыхтя, стал толчками входить в нее, пока не вошел полностью.

Комната закружилась над головой Розы. Она кричала, но не слышала своего крика. Ее ногти впивались Саймону в спину, а зубы так глубоко вонзились в его плечо, что она почувствовала вкус крови. Но его уже ничто не могло остановить. Саймон был словно гигантская, тупая машина, которая все давила и давила на нее своей тяжестью, пока Роза не почувствовала, что сейчас ее разорвет. Потом ощутила внутри теплую влагу. Саймон взвыл, яростно задвигал бедрами, а потом, обессилевший, повалился рядом с ней, задыхаясь.

Дюйм за дюймом Роза медленно отодвинулась от него. Атласная простыня была мокрой от крови, между ног все было скользкое на ощупь. И эта боль! Никогда Роза не испытывала ничего ужаснее. Она медленно подтянула колени к груди, скручиваясь от боли, прижала кулак к губам. Когда Саймон наконец дотронулся до нее, ее передернуло.

– В первый раз женщине всегда тяжело, – хрипло проговорил он, сжимая ее руку. – Но тебе ведь понравилось, да, Роза? Ты такая прекрасная, мне опять тебя так хочется. Я все тебе покажу. Ты научишься, Роза, ты будешь любить это делать. Каждый раз тебе будет все лучше и лучше, вот увидишь…

Роза только тихо всхлипнула, когда Саймон, легонько шлепнув ее по ягодицам, исчез в ванной комнате. Она открыла глаза только тогда, когда услышала стук закрывающейся двери ванной и шум воды.