Крах

13

Мне открылась дверь в тайное подземелье. Хранимые там сокровища были огромны. Их цена — чудовищна. Я знал, что все ряды защиты, выстроенные мной так заботливо — жена, дети, дом, профессия, — стоят на зыбком песке. Ни разу не свернув с дороги, я проделал путешествие сквозь годы, держась границ общепринятого.

Знал ли я об этой тайной двери? Была ли ложь моим основным грехом? О нет, скорее — трусость. Но лжец знает правду. Малодушный осознает свой страх и бежит.

А если бы я не встретил Анну? Что за провидение, заставившее так страдать всех, находившихся рядом!

Но Анна уже появилась. И я был вынужден открыть дверь в мое тайное. Я желал своего времени в этом подземелье, слышал песню, звучавшую во мне от головы до кончиков ног; знал неистово кружащихся танцоров под изумленными взглядами шокированных зрителей; падал все глубже и парил все выше и выше в этой единственной реальности, ослепительно вспыхнувшей во мне.

Есть ли невозможная ложь? Какая вера может быть драгоценна? Существует ли ответственность, столь огромная, что может отказаться от этого единственного шанса жить в вечности? Увы мне и всем, кто знал меня. Ответ был один — нет.

Анна влекла меня к странным, невероятным желаниям. Без нее стало трудно дышать. Я буквально рождался заново. И поскольку рождение всегда насильственно, я не искал доброты и не надеялся.

Внешние достижения нашего бытия достигаются неистовым насилием. Боль обращается в экстаз. Скользящий взгляд в наслаждение. Вызывающая глубина глаз и рта вела нас с Анной все дальше, отравляя властью творить наш собственный великолепный мир.

Она никогда ничего не высказывала. Терпеливо сносила медленную муку моего обожания. Иногда ее члены сплетались под невозможным углом, уступая моей фантазии. Стоически она терпела бремя моей тяжести. Почерневшего, женолюбивого, несвоевременного творца всего, что причиняет боль.

14

— Вероятно, в пятницу я должен буду уехать в Брюссель. — Мы с Ингрид потягивали предобеденный аперитив в гостиной для приемов.

— О, только не это! Зачем? Я надеялась, что мы сможем поехать в Хартли к отцу. Я надеялась на такие приятные, мирные выходные за городом. Я думала, что по крайней мере в воскресенье ты сумел бы подъехать. — Голос Ингрид звучал несколько встревоженно.

— Я сожалею, действительно сожалею. С удовольствием поехал бы в Хартли. Но у меня там ключевая встреча, и я обязан присутствовать. Джордж Бротэн устраивает два завтрака и обед с нашими голландскими партнерами. Ты едешь в Хартли. Вы с Эдвардом всегда проводите вдвоем такое приятное время. Я не знаю более близких отца и дочь.

Ингрид рассмеялась. И в самом деле было что-то необыкновенное в их взаимной близости. Я иногда чувствовал себя лишним. И Хартли был красив. Эдвард приобрел его в начале своей карьеры и забрал свою молодую невесту туда.

— Я спрошу Салли, не составит ли она мне компанию.

— Это неплохая мысль.

— Может, она привезет этого нового приятеля. Я не знаю, серьезно ли это. Он вполне приятный парень. Сын Ника Робинсона.

— Как они познакомились?

— Он ассистент продюсера в телевизионной компании. Салли недавно оставила издательство ради работы на телевидении.

— Хорошо, Ник — настоящий джентльмен. Пригласи Салли и ее приятеля. Вы проведете чудесное время.

— Мартин собирается в Париж, конечно, с Анной. Боже, это выглядит все более и более серьезным.

Моя спина была повернута к ней.

— Где они собираются остановиться?

— О, в каком-то месте, известном Анне. Страшно дорогом и очень престижном. Я полагаю, L'Hôtel. Да, я думаю, что именно там.

Я пил мое виски. Так легко, так непринужденно. Анна отказалась сообщить мне. С Мартином я не разговаривал уже целую неделю.

— У Анны имеются деньги, ты же знаешь — Ингрид говорила неодобрительно.

— Да?

— Это очевидно. Можно сделать вывод, что они оставлены ей дедом. Поэтому она может позволить себе и этот дом-конюшню, в котором живет, и весьма дорогостоящую машину.

— Замечательно, Мартин тоже не без гроша. И у него есть трастовый фонд, основанный моим отцом и Эдвардом.

— Да, я знаю. Но Анна из той породы девушек, которые были бы лучше без денег.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Деньги делают кое-что с женщинами.

— Вот уж действительно. Только что? И не забывай, у тебя было много денег, когда мы поженились.

— Ах, да! Но я не Анна. Что бы люди ни говорили в наши дни, брак в наименьшей степени требует от женщины способности действовать самостоятельно. Деньги иногда освобождают от этой зависимости. В утонченной женщине ее экономическая независимость подернута кисеей или вообще скрыта. — Она удостоила меня мелодичным смехом — Нет, серьезно, эта девочка обладает сильной натурой.

— Я не понимаю, почему мы позволяем себе называть ее девочкой. Этой женщине около тридцати.

— Да, это так. И выглядит она на свой возраст. Очень искушенно и самоуверенно. Но что-то девичье в ней все-таки сохранилось.

— Она, кажется, очаровала тебя, — заметил я.

Ингрид удивленно взглянула на меня.

— А тебя? Разве ты не пленился ею? Она внезапно ворвалась в жизнь Мартина. Около тридцати, не замужем — насколько мы знаем, — богата, лишена наивности, и она имеет дело с Мартином. После трех или четырех месяцев связи Мартин думает о женитьбе. Мартин! Мартин — Лотарио.

— Ты беспокоишься раньше времени. Я пока не вижу признаков этого. Я полагаю, что и на этот раз все будет так, как всегда. В одно прекрасное воскресенье он внезапно появится к завтраку с другой блондинкой. Вспомни-ка, до Анны они все были блондинками. — Гнев и страх искажали мой голос. Стараясь сохранять спокойствие, я отвернулся к окну.

— Ты слеп. А ведь умный человек.

— Благодарю.

— Я бы даже сказала, редкого ума человек.

— О, еще раз благодарю вас, мадам.

Ингрид деланно засмеялась.

— Ты никогда не видишь того, что перед тобой. Уходят сладкие дни Мартина с пикантными блондинками. При всем его жизненном опыте он ошеломлен этой девушкой. Он, вероятно, предполагает жениться на ней. Я уверена в этом. Каковы ее намерения, конечно, остается загадкой, как и все остальное.

— Я думаю, ты не права. Если Мартин и влюблен, то для брака еще очень молод.

— Ради всего святого, ему двадцать пять.

— Вот-вот, этого слишком мало.

— Мы были еще моложе, когда поженились.

— Тогда все в порядке. Итак, он не слишком молод. Но Анна ему не подходит. Я совершенно убежден в этом.

— Ну ладно, мы оба совершенно уверены. Эта ситуация не слишком хороша для нас, не правда ли? Нам девушка не нравится. Мартин ее любит.

Она насмешливо взглянула на меня.

— Разумеется, я предполагала, что тебе она не понравится. Но если вдуматься, ты никогда по-настоящему не высказывал своего мнения… серьезного мнения… или я не права?

Я взглянул ей прямо в лицо.

— Мне кажется, я не слишком задумывался об этом. Сожалею.

— Теперь тебе придется начать думать, мой дорогой. Или прежде, чем поймешь, на каком ты свете, прежде, чем успеешь составить мнение о ней, она окажется твоей невесткой.

Она подозрительно вглядывалась в меня. Я пытался выдавить улыбку. Несомненно, мое лицо могло предательски выдать меня.

— Подумай об этом, — проговорила она. — Я чувствую, что ты должен поговорить с Мартином по возможности скорее — как мужчина с мужчиной. Обдумай, что сказать.

— Хорошо, я поговорю.

— Это можно сделать между твоими встречами в Брюсселе. О некоторых вещах проще думается вне привычного окружения.

Обсуждение подошло к концу.

— Я отправляюсь в Хартли во вторник вечером, если у тебя все будет в порядке. Салли может поехать поездом с утра в пятницу.

— Да. В пятницу первым делом я отправлю ее.

— А теперь давай обедать. Хватит разговоров о детях с их романами. Лучше поговорим о летнем отдыхе.