Самая желанная

Забравшись в ванну, Кристина расслабилась, мысленно перебирая варианты вечернего туалета, и чуть не задремала в душистой пене. Телефон зазвонил неожиданно, бодро. И понятно: в трубке звучал бархатный тенор Санты, умевший принимать нежнейшую, обольстительную окраску.

— Синьорина Ларина? Вас беспокоит сам «сливочный» маэстро, встревоженный отсутствием вестей. Вы принимаете мой ультиматум? Брависсимо! По этому случаю я вношу в вокальную программу некоторые изменения — специально для вас, прелестнейшая.

— Гимн Советского Союза или песню «Подмосковные вечера»? Не стоит, синьор Бельканто, я предпочитаю классику.

— А я — послушных, но храбрых малышек! Вот что, детка… — Он перешел на обычный дружески-небрежный тон. — Имел великодушные намерения «пасти» тебя завтра весть день. Все-таки прощание с Римом. А ты еще не посетила его главные достопримечательности — центральную свалку и колонию бомжей, живущих в старых баржах. Там целое бандитское логово! Очень хотелось прогуляться с тобой в криминогенной обстановке, вспомнить былое. К несчастью, дела. Прости. Только одна, пожалуйста, туда не суйся. Это не аристократическая забегаловка «Лиловая свинья». Слышишь, детка, постарайся сохранить свою мордашку без фингалов.

— Будет не просто, но я найму телохранителя, — ответила Кристина с двойственным чувством.

Ее радовала забота Санты и его намерение, пусть не реализовавшееся, провести последний день вместе. Но этот насмешливый тон, намеки о синяках, о тяге к бесконечным авантюрам… Очевидно, для Санты Кристина Ларина навсегда останется легкомысленной девчонкой, ввязывающейся в сомнительные переделки, каким бы ни был официальный вердикт. Из всех передряг скандального процесса Кристина вышла победительницей — жертва «оборотня» Лиджо, сумевшая спастись из его сетей и помочь правосудию схватить злодея.

«Героиня, а не обвиняемая» — так называлась одна статья, основанная на интервью с Паолой и семейством Коруччи, давших Кристине самые лестные характеристики. В заключительном слове прокурор грозно вздымал длань в сторону подсудимых, говоря о нравственном растлении невинных созданий, и при этом обращался к синьорине Лариной, так что присутствующие в зале свернули шеи, пытаясь разглядеть девушку. «К счастью, — провозгласил прокурор, — чувство достоинства и чести живо в юных душах, к какой бы нации они ни принадлежали и какую бы веру ни исповедовали». Представительницы женских союзов, различных общественных партий чествовали Кристину как героиню.

Но Санта… Как зажечь в его глазах огонек восхищения, загоравшийся тогда, на берегу, в обществе избитой, храброй беглянки? «Поздно и безнадежно», — решила Кристина, с болью вспоминая их безрадостное свидание в отеле. Из опасных, будоражащих кровь приключений, из чудесного уединения в сказочном краю заколдованные путешественники вернулись в реальность. Чары рассеялись, обнаружив неприглядную правду: Тинка, подружка Надин-Белоснежки, не пара отпрыску аристократического рода делла Форте.

С тех пор как безродный авантюрист по прозвищу Санта превратился в Романо делла Форте, Кристина стала называть его «Маэстро», «Бельканто», избегая звучащего с многозначительным подтекстом имени Романо и громкой дворянской фамилии.

Очевидно, понятие «социальной дистанции» не выдумка победившего пролетариата, возмечтавшего «стереть границы» между слугами и господами. Девушка из семьи «новой советской интеллигенции» начинала испытывать что-то вроде комплекса плебейства в присутствии не столько особ аристократической крови, сколько в атмосфере их барственного окружения. Дворцы и поместья, мажордомы, горничные, шоферы и садовники с неизменным выражением довольства и угодливости на лице, заставляли щемить сердце простой «соц. служащей», совсем недавно пылесосившей московский офис.

Не имея привилегий богатства или происхождения, Кристина стремилась к превосходству в честной борьбе, зная, что далеко не обделена природой. Собираясь в аристократически-богемный клуб, она приложила все усилия, чтобы превратить себя в принцессу — соблазнительную, небрежную, уверенную в своей притягательности юную леди. Зная стиль «Клубники со сливками», она остановилась на длинном платье из тонкого бархата цвета темного вина. Облегающее фигуру, с узким глубоким вырезом на груди, платье выглядело классически-непретенциозным и в то же время изысканным. К нему она могла надеть свой любимый гранатовый браслет, словно делавший ее причастной к традициям иной, великой культуры, к иному, возвышенно-романтическому идеалу женственности.

Легким движением пальцев Кристина взбила крупные локоны «а-ля Шиффер» — именно такую прическу соорудил ей Эудженио Коруччи для первой фотопробы в агентстве «Стиль». И медленно, со значением, надушила запястья, шею, затылок новыми для себя духами «Фам».

«Да, я русская. И горжусь этим. У меня никогда не было прислуги, и я не привыкла пить кофе в постели. Но я достаточно образованна, чтобы не ударить лицом в грязь в обществе королевы, и вполне терпима, чтобы не заставлять краснеть в моем присутствии невеж и снобов… Да, я ошибалась, была наивной, доверчивой, слабой. Но теперь я повзрослела, стала большой и сильной», — сказала Кристина своему отражению в зеркале и убедилась, что это не ложный самогипноз. Она действительно стала другой, умеющей постоять за себя и посмеяться над своими ошибками. Этот новый блеск в глазах стоит дюжины ушибов и царапин. «Аванти, бамбина!» — подмигнула себе Кристина и сплюнула через левое плечо.

Санта в черном смокинге встречал ее у входа в клуб. Он, видимо, не раз выскакивал из-под светящегося козырька над дверьми к подъезжающим машинам — его волосы и костюм осыпал дождевой бисер.

— Наконец-то! Уже запсиховал, думал, тебя опять украли. — Подхватив под локоть девушку, Санта повел ее к сверкающему огнями подъезду.

Этот властный жест мужчины-хозяина окатил тело Кристины горячей волной. Она благодарно коснулась губами его щеки, ощутив прилив праздничной радости.

— Ну как, синьор Бельканто, ваши условия выполнены? — Кристина небрежно повернулась перед зеркалами в фойе, демонстрируя свое несомненное великолепие. Санта застыл в восхищении, не решаясь притронуться к своей даме, и она сама протянула ему руку.

— Приятно завладеть самой прекрасной дамой в этом клубе. Даже на один вечер. — Санта неожиданно смутился.

— Мне не понравился комплимент без итальянской широты и цыганской цветистости. Ты думаешь, что в масштабах Рима у меня могут быть соперницы? И зачем сразу заявлять об одном вечере, когда впереди целая вечность!

— Считай, что уговорила с полуслова: ты лучшая девушка в мире, и этим титулом я награждаю тебя навсегда. С правом наследования до седьмого колена.

Они прошли через затемненный, наполненный нарядной публикой зал к угловому столику, за которым уже кто-то сидел.

— Надеюсь, вас не надо знакомить? — обратился Санта к Кристине, кивнув на поднявшегося им навстречу мужчину.

— Добрый вечер, синьорина Ларина! — Комиссар Курбе почтительно склонил голову, целуя протянутую Кристиной руку.

— Я удивлена…

— Неприятно удивлена. Ведь так? — уточнил комиссар и добавил: — Мне хотелось бы изменить эту формулировку. В основном ради этого я принял приглашение Романо делла Форте. Ну, разумеется, и для того, чтобы слушать известного певца Санта-Романо. Говорят, он чрезвычайно популярен в элитарных кругах.

— В результате рекламной кампании судебного заседания. Жаль, что во Дворце правосудия меня не вызвали на «бис», когда адвокат со слезой в голосе поведал публике душераздирающий эпизод о спасении из огня русской девушки… Интернациональная солидарность, личное мужество… — Санта наполнил бокалы. — Предлагаю начать с тоста за взаимопонимание.

Они выпили, не глядя друг на друга. Кристина злилась на Санту за безнадежно испорченный вечер. Присутствие человека, сделавшего все возможное, чтобы упрятать ее за тюремную решетку, не радовало. Курбе не верил ей ни на грош, и это трудно забыть, как бы галантно ни вел он себя после. Но главное — обида! Вместо ужина вдвоем — лирического и нежного — еще одно судебное разбирательство. Хорошо же провел ее Санта! Кристина заметно сникла, решив вскоре покинуть компанию, сославшись на головную боль.