Любовь без границ

Джордж ударился в рев, к которому тут же присоединился Эдвард.

— Послушай, — встревожилась Джулия, — накажи их как-нибудь иначе, чтобы оставались поблизости от тебя.

— Они и будут поблизости, а меня увидят через окно детской.

Он зашагал через лужайку, неся под мышкой Джорджа, а Эдварда волоча за руку. В доме (то есть вне поля зрения Джулии) рев сменился хныканьем, но Хью неумолимо шел вперед. В детской он подтолкнул каждого к своей кроватке.

— Стыд и срам! — сказал он с возмущением, хотя всем сердцем жаждал обнять их и простить.

Близнецы дружно уперлись взглядом в пол.

— Сидите здесь, думайте над своим поведением и исправляйтесь, а минут через десять я, быть может, позволю вам выйти и попросить у мамы прощения. Тогда начнем все сначала.

Теперь так же дружно они сунули в рот по пальцу.

— И ни шагу за порог без разрешения! Ждите моего сигнала.

Он спустился в сад, где обеспокоенно ожидала Джулия.

— Я им сказал, что выпущу, когда они хорошенько подумают над своим поведением, — минут так через десять. Это даст нам шанс кое-что обсудить. Во-первых, прости…

— Не извиняйся, — перебила Джулия.

На ней были джинсы и розовая трикотажная рубашка, которые Хью помнил еще с первого свидания. И очки.

— Мне безумно хотелось вернуться, — признался он.

— Правда? — Джулия устремила на него взгляд огромных, увеличенных толстыми линзами глаз.

— Ты не думай, не только из-за мальчиков. Мы с тобой друг другу подходим и вроде всегда ладили.

Усевшись в кресло, стоявшее самую малость в отдалении (Хью задался вопросом, что тут важнее, «в отдалении» или «самую малость»), Джулия обеими руками приподняла волосы и позволила им выскользнуть — гладко, волной. Она так ничего и не сказала.

— Мне в самом деле очень жаль, — продолжал он. — Не потому, что мои несчастья и чувства были надуманными. Для меня они были реальны. Были. Теперь это уже несущественно. Все как-то… перемололось, что ли. Это хорошо, жаль только, что тебе пришлось перемалывать все вместе со мной.

— Твое последнее письмо…

— Оно еще из той, несчастной, эры. Надеюсь, ты его сожгла?

— Что-то вроде того. Ты писал его всерьез?

— Думаю, уже нет, скорее по привычке. Знаешь, что странно? Сейчас я бы не мог написать ничего подобного, если бы даже и постарался. Шелуха свалилась, осталось главное: я люблю тебя и, если позволишь, вернусь домой.

Наступило долгое молчание. Хью ждал, затаив дыхание.

— Как я могу не позволить? — наконец сказала Джулия. — Я и сама через многое прошла. Было время, когда ничего к тебе не чувствовала, кроме злости. Думала, что сыта по горло уже навсегда. И знаешь что? Боюсь, если что-то в этом роде повторится, дороги назад уже не будет.

— Понимаю.

— Ты, конечно, хочешь знать, с кем я была в ресторане. С Робом Шиннером. — Хью встрепенулся, и она быстро добавила: — Это был нудный вечер. Видимо, из меня никогда не выйдет авантюристки… — Она метнула на него быстрый взгляд. — Но даже не думай беззастенчиво этим пользоваться! Не принимай как должное, что у тебя верная жена. И еще: хотя бы попробуй примириться с тем, что отныне главный вклад в семейный бюджет вношу я. Это очень важный момент. Я хочу, чтобы наш брак продолжался, но не вынесу вечных упреков в том, что все равно невозможно изменить.

— Их и не будет, — сказал Хью, глядя себе под ноги.

— Папа! Папа! Десять минут прошло! — раздалось из окна детской. — Можно нам в сад?

— Можно им в сад? — спросила Джулия.

— Сперва давай покончим с этой темой. У меня есть свой важный момент. Ты уверена, что понимаешь, что я люблю тебя? Уверена, что сама меня любишь?

— Пап, ну пожалуйста! Пап, мы уже совсем хорошие! Ну, папуля! Мы больше не будем! Можно нам в сад?

— Джулия!

— Да, я уверена.

— Уфф! — Хью повернулся к дому. — Можно!

— Звонила Вивьен Пеннимэн, потому что ей позвонили из гольф-клуба. У них там намечается вечер в техасском стиле, и нужен массовик-затейник.

— Неужели! — рассеянно произнес Хью.

— И еще, один приятель Роба задумал серию передач на тему социальных табу. Он хочет знать, как ты к этому относишься.

Визжа, как поросята, в дверь наперегонки ворвались близнецы.

— Теперь, когда я снова дома и времени мне не занимать, давай-ка избавимся от Сэнди. — Он пошел навстречу Джорджу и Эдварду. — Избавимся от вашей няни. А, что скажете? От синей тети с жирными волосами?

Кейт лежала на постели в комнате Сони (проведи она тут хоть сто лет, это помещение так и осталось бы для нее «комнатой Сони»). Мэнсфилд-Хаус, чуть не в полном составе, отправился в бассейн, и неудивительно — день выдался на редкость знойный. Ни единое движение воздуха не шевелило сетчатые занавески. В окно доносилось жужжание бесчисленных насекомых и ленивый птичий пересвист.

Поначалу Кейт надеялась заполнить время работой в безобразно запущенном саду, но жара и головная боль заставили отказаться от этой затеи. Она вернулась в дом, осушила пару стаканов воды, потом улеглась и закрыла глаза в надежде забыться сном. Но пришли только мысли…

…Накануне заходила Джулия. Толком поговорить не удалось просто потому, что некуда было скрыться от детей, играющих или дерущихся, шума и дребезга стиральных машин и споров о том, нужно ли искать у полиции управу на сожителя Пат. Вид у Джулии был все еще утомленный, но не в пример более счастливый. Первым делом она сказала, что Хью вернулся.

— Конечно, ты права, нужно уметь ждать. Только мне еще пришлось как следует на него разозлиться.

Если злость и была, то уже испарилась. Джулия была теперь само обаяние. Понятное дело, речь зашла и о том, что Кейт намерена делать дальше.

— Да нет у меня никаких намерений, — призналась она. — Рада бы иметь, но не получается. Видишь ли, у тебя есть карьера, а я могу рассчитывать только на место. Я не жалуюсь, просто сознаю разницу.

На предложение подыскать ей что-нибудь на студии, Кейт, поколебавшись немного, ответила отказом.

— Я должна оставаться поблизости от Оксфорда. Из-за Джосс.

— Ах, Кейт…

— Вот ведь как обернулось дело. Я думала, они все тянутся к мисс Бачелор, а оказалось, к Джеймсу. Только мое присутствие мешало им собраться вокруг него. Леонард, Джосс, Хью, сама мисс Бачелор, эта американка…

— Ну, я не настолько знаю Джеймса, чтобы судить.

— Но ты ведь знаешь Хью.

— Хью не так уж сложно узнать, — засмеялась Джулия.

Кейт не подхватила смеха.

— Как вышло, что я покинула этот клуб избранных? Что на меня нашло?

— Ты подчинилась инстинкту. Такое может случиться с каждым. Раньше я этого не понимала, но теперь знаю наверняка. Принято считать, что разум всего сильнее, хотя бы потому, что за ним стоят многие поколения цивилизации. Но иногда наша изначальная натура все-таки прорывается.

— И зря, — вздохнула Кейт.

— Что поделаешь. А насчет моего предложения подумай, ладно? — Джулия поднялась со скамьи под дряхлым деревом, куда они забились в поисках уединения…

…Кейт лежала, закрыв глаза, и думала: «Я бы и рада подумать, но не знаю, с чего начать. Все во мне как будто впало в спячку, даже инстинкты. Единственное, что приходит в голову (и что совершенно ничего не значит): я чем дальше, тем меньше сочувствую Соне и тем больше — ее мужу. А может, как раз это и значит. Значит, что я возвращаюсь к жизни».

— Мисс Бейн!

Кейт открыла глаза. В дверях комнаты стояла пожилая женщина в старомодных очках и мешковатом, закрытом до горла и запястий летнем платье в цветочек. Она держала в руках кофту и дышала так, словно явилась сюда в большой спешке.

— Мисс Бачелор! — вырвалось у Кейт, и ее как пружиной подбросило на кровати.

— Вижу, я вам помешала. Прошу прощения. Нет-нет, вставать не нужно. Я пришла, потому что должна наконец составить о вас подлинное впечатление. — Переложив кофту в левую руку, гостья протянула правую для пожатия. — Как поживаете? К сожалению, нас некому правильно представить друг другу.