Крик души

Очевидно, Спенс сменил тему, потому что к концу разговора голос Никки опять звучал нежно, а положив трубку, она продолжала вести себя так, словно никакой ссоры не было и в помине, и вообще, в ее мире все идеально и гладко.

Было странно смотреть на нее, такую спокойную, зная, что внутри она наверняка ужасно несчастна. Любой был бы несчастен в ее положении, но Никки никогда не показывала своих чувств — она надежно спрятала их, и единственной переменой в ней, по мнению Кристин, было то, что с ней стало тяжело разговаривать. Кристин даже не знала, как подступиться к теме о Дэвиде и как спросить у Никки, говорила ли она с ним о том, о чем обещала. Если да, то, возможно, просто забыла об этом из-за всего, что случилось; так что, может быть, ей нужно самой начать разговор? А если нет… Ну, тогда, вероятно, нужно попросить ее сделать это в следующий раз, когда она его увидит. Однако Кристин никак не могла найти нужные слова.

— Знаешь, чего мне хочется? — сказала вдруг Никки, рисуя пальцем круги на крошечной груди Зака. — Мне хочется, чтобы он мог уйти сейчас, пока с ним не начали происходить все эти ужасы.

Кристин замерла и впилась взглядом в лицо Никки. Это был первый намек на болезнь Зака, который она сделала, и хотя Кристин могла понять ее мотивы, все равно, желать такого было несколько странно.

— Ты ведь не всерьез это сказала, верно? — спросила она.

Никки пожала плечами.

— Я не знаю, — призналась она. — Вот что бы ты чувствовала, будь он твоим ребенком? Ты же читала материал в Интернете; ты действительно хотела бы, чтобы он провел следующие четыре года, испытывая подобные страдания?

Кристин затруднялась с ответом, потому что, конечно, она бы этого не хотела; но, с другой стороны, Никки была такой странной в последнее время, что нельзя предугадать, как она отреагирует на ее слова.

— Как ты думаешь, что было бы милосерднее: позволить ему уйти сейчас, — продолжала Никки, — или дать ему пройти через все: потерю зрения и слуха, невозможность говорить, ходить или даже сидеть? Ему придется прилагать массу усилий, чтобы дышать и глотать. Он будет цепляться за жизнь, у которой нет вообще никакого смысла, потому что, видите ли, только Богу решать, когда мы умрем… — Она сделала паузу, чтобы вытереть слюну с рук Зака. — Я не знаю, есть ли на свете Бог, — продолжала она, — но я точно знаю, что никакое живое существо не должно терпеть такие страдания. Так скажи мне, Крис, ты хотела бы этого своему ребенку?

Не будучи уверенной в том, что она действительно способна на нечто подобное, но отчаянно желая поддержать ее, Кристин сказала:

— Ты не виновата в том, что случилось с Заком, Никки. Это просто случилось. Ты ведь понимаешь, всякое бывает, и ты ничего не можешь изменить.

— Нет, могу, — упорствовала Никки.

Кристин внимательно наблюдала за ней, но Никки не поднимала голову, и она не могла увидеть выражение ее лица.

— Я считаю, — продолжала Никки, — у меня есть выбор. Я могу или позволить своему сыну — своему здоровому сыну — превратиться в овощ, который испытывает ужасную боль, или дать ему уйти с достоинством и без боли. Что бы ты сделала на моем месте?

— Ой, Никки, не делай этого! — взмолилась Кристин. — Я понимаю, как это тяжело для тебя, но то, что ты говоришь… Если я правильно тебя понимаю…

— Правильно, — заверила ее Никки. — То, о чем ты сейчас думаешь, — это именно то, что я имею в виду.

Кристин побледнела.

— Но это противозаконно, Ник, — возразила она.

— Я знаю; но сколько мне придется отсидеть? Пять, шесть лет? Десять, пятнадцать — самое большее? Да сколько бы ни пришлось, все равно оно того стоит, не так ли? Что угодно, лишь бы спасти его от всех тех страданий, которые уготовила ему судьба. Почему я должна позволить этому случиться, если в моих силах не допустить этого? Разве это не жестоко с моей стороны — сидеть сложа руки, когда я могу уберечь его от всего этого? Он — мой сын, так почему у меня должно быть меньше прав решать, что с ним случится, чем у чего-то неопределенного: судьбы, Бога, доли или всякой остальной чуши?

Хоть ее слова звучали очень эмоционально и дико, в них был определенный смысл, и потому Кристин не знала, что сказать.

— Только одно останавливает меня, — добавила Никки, беря Зака на руки.

Кристин смотрела на нее, едва осмеливаясь дышать.

— У меня не хватит духу, — заключила Никки и, прижавшись лицом к шее Зака, разрыдалась.

ГЛАВА 16

На следующий день приехал Дэнни, чтобы остаться с Никки до конца недели, пока не вернется Спенс. Трудно было сказать, сколько еще им удастся вот так не спускать с Никки глаз, но, учитывая, что график работы у всех уплотнялся, вряд ли это продлится долго. О том, что может случиться потом, когда они будут вынуждены оставить ее одну, ни один из них не хотел думать; они просто надеялись, что Никки снова станет такой, как раньше, и им не придется так волноваться о ней.

Перед отъездом Кристин удалось отвести Дэнни в сторонку, чтобы предупредить его о том направлении, в котором работал ум Никки.

— Я, правда, не думаю, что Никки что-нибудь сделает, — шептала она, закрыв дверь кухни, — но я решила, что нужно сообщить об этом тебе — вам, ну, знаешь, на всякий случай.

Дэнни побледнел, а глаза его потемнели от беспокойства; он пытался придумать, что же делать.

— Ты уже говорила об этом с миссис А.? — спросил он.

— Нет, со вчерашнего утра она не заходила, но сегодня придет, так что, думаю, ты должен сказать ей.

Дэнни кивнул.

— А в остальном как у Никки дела?

Кристин пожала плечами.

— Трудно выразить словами: она будто здесь и не здесь одновременно, если ты понимаешь, о чем я. Она плакала вчера, но недолго. Словно она не может плакать или просто не позволяет себе. — Она смотрела на лицо Дэнни, пока он переваривал информацию, и ее беспокойство о Никки внезапно ушло на второй план; она подумала, нельзя ли сейчас поговорить с ним о Дэвиде.

— Как там дом? — все же рискнула она. — Вы уже обустраиваетесь?

Дэнни на секунду встретился с ней взглядом.

— Более или менее, — ответил он. — Ни один из нас не бывает там долго, так что мы еще даже не все распаковали.

Беспокоясь о том, где хранится ее личное имущество, она сказала:

— Я, наверное, смогу начать разбирать вещи в конце недели. Дэвид будет там, не знаешь?

Дэнни пожал плечами.

— Вчера вечером он упоминал о том, что приедет сюда, но точно я не знаю.

Подозревая, что, если бы Дэвид знал, что она будет в Лондоне, он обязательно решил бы приехать в Бристоль, Кристин изо всех сил пыталась сдерживать эмоции, когда сказала:

— Хорошо, я позвоню ему. — Она посмотрела на часы, пытаясь скрыть слезы. — Мне уже пора идти, я рискую опоздать на поезд. Передавай при встрече привет миссис А., и, если я могу что-нибудь сделать для тебя, пока буду в Лондоне, только скажи.

После того как она ушла, Дэнни остался в кухне, разбираясь с такой нахлынувшей бурей чувств, с какой он совсем не хотел иметь дело прямо сейчас. Ему было интересно, как отреагирует Кристин, обнаружив все свои вещи в спальне с одноместной кроватью. Возможно, ей будет легче, когда она увидит его вещи вместе с вещами Дэвида в одной из комнат на двоих. Хотя он и не самый горячий поклонник Кристин, тем не менее он чувствовал неловкость оттого, что скрывал свои отношения с Дэвидом, — плохо, конечно, но что он мог поделать, если не он должен сказать ей об этом? Это дело Дэвида, а Дэнни понимал, как тяжело тому ошеломить всех подобным признанием, особенно когда он так долго боролся со своими наклонностями. Однако Спенсу они все же сообщили, и он отреагировал на это совершенно спокойно; Дэнни был уверен, что Никки тоже проявит толерантность, когда узнает об этом.

Сейчас же явно не время для этого, потому что миссис А. только что вошла в дом, и, хотя Дэнни и Спенс были уверены, что она будет в состоянии принять гомосексуализм Дэвида, тот не уставал напоминать им, что она — набожная католичка, для которой акт любви между двумя мужчинами в лучшем случае неестествен, а в худшем — является грехом пред лицом Господа.