Под сенью каштанов

— А мороженое?

— Да, мороженое у нас тоже есть. — Какой странный выбор для завтрака! В холодильнике лежала коробка с мороженым, которую как-то купила Диана. Броуди была уверена, что девушка не станет возражать, если она возьмет пару порций. — Оденься, пока я принесу завтрак. Папа привез тебе кое-что из одежды, и я повесила ее в шкаф. Боюсь, о туфлях он не подумал. Да, кстати, распакуй свою сумку — на тот случай, если там есть что постирать. — Те грязные тряпки, в которых дочь приехала ночью, уже лежали в стиральной машине.

Выйдя в кухню, Броуди сразу же позвонила Колину, надеясь застать его дома и попросить привезти туфли для Мэйзи. Но, к ее ужасу, на звонок ответил Джордж, дорогой свекор, и сообщил, что Колин ушел минут десять тому назад.

— Как у вас дела? — не могла не спросить Броуди.

— Неплохо. А у тебя? — Пожалуй, впервые за много лет он соизволил поинтересоваться ее делами. Причем, судя по голосу свекра, ему и в самом деле это было небезразлично.

— Хорошо, спасибо. Как продвигается ремонт «триумфа»? — Чертов автомобиль мог рассыпаться на тысячу частей, если на то пошло: ей было глубоко наплевать. Но Броуди тут же одернула себя. Что с ней творится сегодня утром? Ведь злосчастная машина так много значила для ее мужа и его отца.

— Очень хорошо, — ответствовал Джордж. — Просто великолепно.

— Пожалуй, мне стоит заехать к вам и взглянуть на него.

— Хорошая мысль, Броуди. Он почти готов для того, чтобы выехать на дорогу.

Броуди положила трубку. Похоже, у них с Джорджем не такие уж плохие отношения. Тут она вспомнила, что пришла за мороженым, и, зачерпнув несколько ложек из коробки, положила его в миску.

— Папа привез одни только платья, — сказала Мэйзи, позволив проводить себя через всю комнату к столику у окна, на который Броуди поставила мороженое. Дочка нарядилась в симпатичное голубое платье с расклешенными рукавами и английской вышивкой по подолу, которое, правда, было тесновато ей в талии. — Я уже не помню, когда в последний раз надевала платье. Все-таки в джинсах намного привычнее и удобнее.

— Но ведь ты увезла все свои джинсы с собой, Мэйзи, — возразила Броуди. — Скорее всего, папа просто взял в твоем гардеробе вещи, которые там еще оставались. Ты очень мило выглядишь в этом платье, — солгала она, — хотя, конечно, это неподходящая одежда для беременной женщины. — Откровенно говоря, дочь поражала болезненной худобой, угловатые коленки выделялись на тоненьких как спички ногах, а кости на лодыжках походили на мячики для гольфа.

Мэйзи поежилась.

— Я чувствую себя неловко.

— Глядя на тебя, этого не скажешь. Знаешь что? Давай-ка попозже съездим в город и купим тебе новые джинсы и блузки.

— Ну хорошо, — вздохнула Мэйзи. Всего пару лет назад она захлопала бы в ладоши и запрыгала до потолка от радости, а потом предложила бы пообедать в городе, но сейчас Броуди была рада и тому, что дочь вообще согласилась. Собственно, она внутренне настроилась ухаживать за Мэйзи, как за инвалидом. И то, что девушка изъявила желание прогуляться по магазинам, стало для Броуди неожиданностью. Быть может, Колин сможет составить им компанию, превратив поход за покупками в нечто вроде семейного праздника, хотя и без Джоша. Броуди вспомнила, что утром собиралась отправить сыну письмо по электронной почте. Пожалуй, она сядет за компьютер, как только у нее появится свободная минутка.

Занавески на окне были задернуты. Броуди раздвинула их. Ванесса с детьми все еще сидели в саду. Но Мэйзи, даже если и заметила их присутствие, не спросила у матери, кто они такие.

Раздался стук в дверь: пришел Колин. Он тоже выглядел усталым, словно прошлой ночью и ему не удалось выспаться как следует.

— Я могу повидаться с ней наедине? — шепотом осведомился он.

— С чего бы это вдруг?

Он нахмурился.

— А почему бы и нет?

Броуди недовольно скривилась в ответ.

— Ты ведь не собираешься ляпнуть что-нибудь эдакое, а? Отругать ее, пропесочить?

— Я не намерен делать ничего подобного.

— Совсем недавно, говоря о Мэйзи, ты заявлял: «Она сама сделала свой выбор и теперь должна расплачиваться за него», — напомнила мужу Броуди.

— Знаю, но я больше так не думаю. — Он закатил глаза. — Я был не в духе и погорячился.

— Ладно. — Броуди отступила, давая ему пройти, а потом отправилась в кухню, размышляя о том, из-за чего это он вдруг разгорячился.

— Папочка, мой папочка приехал! — донесся до нее радостный вопль Мэйзи, и Броуди почувствовала себя уязвленной из-за того, что сама она такого теплого приема не удостоилась.

— Может быть, пойдем прогуляемся куда-нибудь? — предложила Ванесса. — Например, в город?

— Прогуляемся? Но мы же никуда и никогда не ходим, если не считать поликлиники и супермаркета, — резонно возразила Рэйчел.

— Ну почему же? Вот, например, несколько недель назад мы с Ванессой ходили в город, чтобы купить ей новое платье, — вкрадчиво заметила Чарли. Между девочками существовало некоторое соперничество за внимание старшей подруги, и Ванесса старалась поровну распределять свою симпатию.

— Мы можем поехать на поезде: это намного проще и легче, чем на машине, — предложила Ванесса. Сегодня она чувствовала себя не в своей тарелке. У нее зародилось стойкое подозрение, что дочь Броуди принимает наркотики или пытается избавиться от этой пагубной привычки, когда она услышала, что кто-то набирает ванну в половине пятого утра. Было что-то фальшивое в том, как Броуди разговаривала с тем, кто эту ванну принимал, — тогда Ванесса еще не знала, что это ее дочь. Неестественность заключалась в том, что так обычно взрослый человек разговаривает с несмышленым ребенком… или врач с пациентом.

И сегодня утром, когда Броуди вышла в сад и неубедительно соврала насчет того, что ее дочь вернулась домой, чтобы родить ребенка, подозрения Ванессы лишь усилились, а дикий крик только подтвердил их. Словом, над «Каштанами» сгущались тучи и атмосфера в доме перестала быть легкой и приятной.

Но причина, вынудившая Ванессу в то ранее утро лежать без сна, не имела никакого отношения к тому, что кто-то пожелал принять ванну в столь неурочный час. Нет, все дело было в том, что Ванесса буквально не находила себе места. С нею случилось нечто ужасное: она больше не хотела рисовать. Во всем была виновата Эйлин, которая предложила устроить выставку ее работ, и Диана, которая претворила эту идею в жизнь.

Выставка оказалась заключительным аккордом, торжественным завершением, последней перевернутой страницей книги. К Ванессе было приковано слишком большое внимание; ее личная жизнь подверглась вторжению извне. Вышло так, что теперь люди будут проявлять интерес к ней и ее творчеству, а ведь Ванесса стремилась избежать этого любой ценой.

Всего несколько недель назад она поздравляла себя с несомненной переменой к лучшему. Но сейчас, посреди ночи, лежа в постели и прислушиваясь к шуму деревьев в саду, ветки которых раскачивал сильный ветер, и к далекому завыванию полицейских сирен, Ванесса вновь чувствовала себя несчастной. Ее мысли были черны, как ночь за окном. Перепады настроения не имели никакого отношения ни к Уильяму, ни к тому, что он бросил ее у алтаря, ни к тому, что она набрала лишний вес. Ванесса вдруг обнаружила, что не видит перед собой цели, к которой следовало бы стремиться, и не понимает, ради чего ей стоит жить дальше. Женщине казалось, что отныне живопись станет для нее смыслом жизни, но выяснилось, как глубоко она заблуждалась.

В соседней комнате закашлялась Поппи, и это напомнило Ванессе о том, что в окружающем мире есть люди, которые рассчитывают на нее, по крайней мере в настоящее время. Но ведь так будет не всегда. Рэйчел твердо верила в то, что когда-нибудь Тайлер вернется из Америки. В следующем году ей исполнится шестнадцать, и уже никто не сможет отобрать у нее Поппи; следовательно, защита и покровительство Ванессы станут ей больше не нужны. Что же касается Чарли, то маленькая хитрюга через неделю или чуть больше пойдет в школу и ей будет уже не до Ванессы.