Гас (ЛП)

– А что насчет аварии?

У Скаут совершенно отсутствующий взгляд, тем не менее она отвечает.

– Авария… Папе подвернулась «халтурка» в северной части Нью-Йорка. Он взял напрокат машину, и мы поехали туда. Пока он играл, я сидела за кулисами… и, как сейчас помню, читала «Маленький домик в прериях». После окончания работы, отец несколько часов пил в баре. А когда вышел и сказал, что пора ехать домой, я поняла, что он пьян. Но он постоянно был подшофе, поэтому я не знала, что нужно бояться. Мы сели в машину. Шел снег, заднее сиденье было очень холодным. Я не пристегнула ремень безопасности. Даже не подумала об этом. До этого я ездила в машине всего несколько раз. Мы всегда возвращались домой на метро. Я заснула, а проснулась, когда все было всмятку и в огне. – Скаут пристально смотрит в одну точку блестящими от слез глазами. – Было так жарко. Это то, что я лучше всего помню… даже лучше, чем боль… жар. – Она облизывает губы и продолжает. – Я застряла внутри. Отец был снаружи. Я видела, как он ходит. Я кричала и звала его, а потом отключилась.

– Он пришел тебе на помощь?

– Да. Иначе бы я умерла. Потом приехала скорая помощь и пожарная машина и нас обоих отвезли в больницу. У него было всего несколько порезов. Я же из-за серьезных внутренних повреждений, провела несколько дней в реанимации, а потом меня перевели в ожоговое отделение. Мне было сделано множество операций и пересадок кожи. А отца посадили: за вождение в нетрезвом виде и за то, что подверг опасности ребенка. В дело вмешались социальные службы, и тетя с дядей забрали меня к себе. Вот и вся история. Я уехала домой вместе с ними, и они стали моей новой семьей.

Скаут сильная. Она чертовски сильная. Я даже не могу представить боль и страдания, через которые она прошла.

– Ты встречаешься с отцом?

– Вижу или разговариваю с ним примерно раз в год. Но это всегда незапланированно и внезапно. Он чувствует свою вину, я знаю. Думаю, поэтому ему тяжело смотреть на меня, – она показывает на шрамы на лице и шее и вопросительно поднимает брови. Ее начинает охватывать чувство ненависти к себе и смущение.

Я разворачиваю лицо Скаут к себе и смотрю прямо в глаза.

– Ты чертовски красивая. Не позволяй никому сомневаться в этом. А если тебя кто-нибудь обидит или оскорбит из-за шрамов, просто скажи мне, и я надеру этому человеку задницу.

Скаут улыбается и ее смущение развеивается, как дым.

– Спасибо, крутой парень.

– Как скажешь, засранка. То есть вы с Паксом выросли вместе? – говорю я, целуя ее в лоб.

Когда она начинает говорить о Паксе, на ее лице появляется сияющая улыбка.

– Да. Он один из немногих людей, которые никогда не заставляли меня чувствовать себя фриком. Пакс никогда не упоминал о моих шрамах и при разговоре всегда смотрел мне в глаза. Я поменяла школу, когда переехала к тете и дяде, но так и не завела друзей. Мы жили на Манхэттене. Большинство детей были из богатых семей. Они были жестокими. Насмехались надо мной. Обзывали. А по мере взросления, стали игнорировать меня, что, в принципе было, в какой-то мере облегчением. Лучше пусть игнорируют, чем насмехаются. К колледжу я отлично натренировалась быть незаметной. Я была сама по себе и старалась по возможности заниматься онлайн. Меня это устраивало.

Я не могу изменить ее прошлого, но теперь Скаут, наконец, раскрывается и становится той, кем и должна быть.

– А меня устраиваешь ты.

– Неужели? – флиртует она со мной.

Я киваю и убираю с кровати пакет с печеньями. Скаут полусидит-полулежит на подушках. Я вытаскиваю их из-под нее и откидываю в сторону.

– Это нам больше не понадобится. – Помогаю ей стянуть платье. – И это. – А потом снимаю свои шорты и нижнее белье. – И вот это тоже.

– Гас, мне пора уезжать. Завтра на работу. – На часах недавно пробило полночь.

– Знаю. Просто позволь мне сделать тебе приятно еще раз.

Устраиваюсь между ее ног и пробую на вкус. Черт, до чего сладко.

Под давлением моего языка она начинает дрожать, а несколько минут спустя я вновь наполняю ее. Мы оба остаемся совершенно удовлетворенными. Снова.

Не хочу, чтобы она уезжала, но понимаю, что нужно. Я натягиваю боксеры, одновременно наблюдая за тем, как Скаут надевает через голову платье, а потом и трусики, которые достает из сумочки. Знаю, людей заводят различные вещи, но видеть, как она вытаскивает трусики и надевает их? Да, это сексуально.

– Скаут?

– Что? – отвечает она, поправляя резинку на кружевных плавках и опуская юбку.

– Давай ты будешь постоянно носить трусики в сумке?

– Зачем? – смеется она.

– Не думаю, что мне когда-нибудь надоест смотреть, как ты достаешь их и одеваешь. Это нереально сексуально.

– Возьму на заметку, – подмигивает Скаут.

– Не забудь. Исполненные фантазии – что может быть лучше?

– Ты прав. Именно такой и была сегодняшняя ночь.

Ну вот мы и подошли к двери.

– Почему ты никогда не говорила, что можешь быть дрянной девчонкой? Мне это понравилось.

– Потому что я никогда ею и не была до тебя. Ты оказываешь на меня дурное влияние. – Скаут идет впереди и даже не оборачивается, говоря это, но я «слышу», что она ухмыляется.

Обнимаю ее за талию и целую в затылок.

– Ну а я самый лучший плохой мальчишка.

Она разворачивается ко мне и соглашается:

– Самый лучший. – А потом крепко и горячо целует, но слишком быстро отстраняется и открывает дверь.

– Уверена, что не заснешь по дороге?

– Не думаю, что когда-нибудь была бодрее. Спасибо за ночь.

– Спасибо, что доверилась мне.

Скаут улыбается и обнимает меня еще раз.

– Позвони или пришли сообщение, когда доберешься до дома.

– Хорошо. А ты задай жару завтра в студии.

– Отличный план. Задам жару завтра в студии.

– Отличный план. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи.

Я стою и наблюдаю за тем, как она садится и уезжает. Закрываю дверь и решаю выпить стакан молока с печеньем перед тем, как идти спать. Уже выхожу из кухни, когда в квартиру заваливаются парни – счастливые и довольные.

– Тебе стоило пойти с нами, мошонка, – говорит Франко, снимая пиджак. – Я познакомился с дикой маленькой блондиночкой из Северной Англии по имени Джемма. Ей нравятся леопардовые принты «You Me At Six» и джин. Она идеальная. Я взял у нее номерок. В общем, мы отлично провели время.

Так же, как и я.

Не успеваю ничего ответить, как Франко начинает принюхиваться, как гребаный бладхаунд.

– Пахнет домашним печеньям. Почему? Здесь была Скаут? Где печенье?

Неожиданно раздается голос Джейми:

– Мать моя женщина, что случилось со столом? И стеной?

Меня слегка передергивает, когда я вижу, что угол стола проделал в стене дыру.

Делаю глоток молока и только потом отвечаю:

– Да вот, Скаут заезжала, что угостить меня печеньем.

– Это никак не объясняет материального ущерба, – лукаво произносит Франко.

Я в ответ пожимаю плечами и, развернувшись, направляюсь в свою комнату.

– Скажем так, это было очень хорошее печенье. Даже великолепное. Самое вкусное печенье в моей жизни.

Суббота, 20 января (Гас)

Не могу сказать, что я проснулся грустный, но на душе было тяжело. Сегодня исполнился год, как умерла Опти. Несколько минут я просто лежал и думал о ней, о том, как мы росли вместе. В сжатом виде мысленно воспроизводил двадцать лет воспоминаний под аккомпанемент ее скрипки. Под конец просто смотрел на свою татуировку и улыбался. Клянусь, я слышал, как она мне говорит:

— Не плачь. Думая обо мне, будь счастлив.

Поэтому я не плачу. Вместо этого беру телефон и звоню Келлеру.

— Как дела, папочка Бэнкс? Такое ощущение, что кто-то мучает фортепиано.

Он смеется, и я слышу, как закрывается дверь, отрезая нас от этих звуков.

— Я на занятиях по балету со Стеллой. Не думаю, что фортепиано мучают больше, чем зрителей. Полагаю, именно поэтому и изобрели наушники. Как у тебя дела? Я собирался позвонить, когда приду домой, так как знаю, в Калифорнии еще рано.