Прежняя любовь

Я снова оказалась в тупике. Я не собиралась заниматься этим долго, но прошло уже два с половиной года, и ничего не изменилось.

Но меня наверняка ждет что-то хорошее.

Ты согласна?

Леди (ха-ха!) В Дерьме

Глава 15

Либби

— Скажите, Либби, чего вы ждете от наших сеансов? — интересуется сидящая напротив женщина.

Я нахожусь в одной из комнат ее расположенной в цокольном этаже квартиры. Матовые жалюзи закрывают большие окна, но пропускают немного света. Кабинет обставлен изящной и в то же время удобной мебелью. Вдоль двух стен выстроились книжные полки с книгами по психологии, психотерапии и психотравме. Третью стену, у нее за спиной и рядом с дверью, занимают рамки с дипломами и регалиями. За моей спиной, под окном, стоит большой деревянный письменный стол, на котором царит идеальный порядок. Ей также удалось втиснуть сюда два больших пухлых кресла, в одном из которых в настоящий момент утопаю я. Оба кресла снабжены подушками. Это кажется несколько избыточным, зато создает впечатление уюта и комфорта. Но в настоящий момент я не ощущаю себя здесь комфортно.

— Я не знаю, — честно отвечаю я.

Я хочу снова стать собой. Я хочу вернуться в ту часть моей жизни, где я была уверена в том, что Джек меня любит, и считала, что я просто должна дать ему время исцелиться, и тогда он сможет продемонстрировать мне всю силу своей любви. Я хочу избавиться от своих странных снов. Я хочу получить обратно свое лицо и свои волосы. Я хочу понять, как такого чудесного человека, каким, судя по всему, была Ева, могло засосать в тот страшный мир, в котором она оказалась. Я хочу слишком много, и я не смогу все это получить, просто поговорив с этой женщиной.

— Хотите — верьте, хотите — нет, но это отличное начало. У вас нет нереалистичных ожиданий, а значит, вы можете рассчитывать на успех.

Мне приходилось сталкиваться с нереалистичными ожиданиями клиентов, приходивших на прием к косметологу в надежде обратить время вспять и исправить результат двадцати лет поджаривания на солнце, сна в полном макияже, курения и злоупотребления алкоголем.

— Вам повезло, — говорила я таким клиентам. — У вас отличная структура лица. Состояние кожи зависит от генов, а также от правильного ухода. Полагаю, что курс процедур вам поможет, но не могу обещать, что нам удастся свести на нет весь вред, который вы успели нанести своей коже.

Другими словами, у вас нереалистичные ожидания, и единственное, что я могла бы сделать, чтобы их оправдать, — это получить доступ к машине времени, вернуться в вашу молодость, с ног до головы обмазать вас кремом с солнечным фильтром, вырвать из вашей руки сигарету, стоять над вами каждый вечер, пока вы не смоете весь макияж, и отправлять вас домой с вечеринки уже после нескольких выпитых бокалов.

И теперь эта женщина говорит мне то же самое, потому что она выслушала краткий рассказ о моих проблемах по телефону и, видимо, решила, что перед ней классический случай из учебника, и она вполне способна вернуть мне душевное равновесие и психическое здоровье. Хотя, увидев меня живьем, она, возможно, так уже не считает. Теперь она думает то же самое, что думала я, когда передо мной представала очередная курящая любительница солнца и алкоголя: это нереалистичные ожидания.

Я ничего не отвечаю Орле Дженкинс. Людям с нереалистичными ожиданиями я всегда даю понять, что сделаю все от меня зависящее и что следует надеяться на чудо. Сейчас я достаточно реалистично оцениваю ситуацию, чтобы осознавать, что в данном случае чудес ожидать не стоит. Если мне повезет, я уйду отсюда, чувствуя себя немногим лучше, но все мои проблемы все равно останутся со мной и будут разрывать меня изнутри.

— Какая проблема в настоящий момент беспокоит вас больше всего остального? — спрашивает Орла Дженкинс.

Я хочу уйти от своего мужа. Я одержима умершей женщиной. Я до сих пор не могу свыкнуться с тем, что меня охватывает ужас при каждом взгляде в зеркало, потому что из него на меня смотрит женщина, ничуть не похожая на мое представление о себе. Всякий раз, когда я выхожу из дома, я попадаю в ад, в котором меня пытают самыми разнообразными и изощренными способами.

— Как вы сегодня сюда добрались?

— Пришла пешком.

— И как вам это далось?

— Нелегко. Мне очень трудно ходить даже на короткие расстояния.

— Вы уже садились в машину после аварии?

— Да, когда ехала из больницы домой. Не могла же я сесть в автобус. Пришлось вызвать такси.

— И все?

— Да.

— Что вы чувствовали, сидя на заднем сиденье автомобиля?

— Я чувствовала себя плохо, — призналась я. — Наверное, мне было бы легче, если бы я сидела за рулем. Мне не нравилось, что я просто сижу там и жду…

Мой голос сорвался, и я замолчала.

— Чего ждете? — подсказывает Орла Дженкинс.

Я пожимаю плечами.

— Не знаю, — шепчу я.

— Похоже, контроль над ситуацией для вас очень важен. Вы не любите терять контроль?

А кто любит? Разве те, кто позволяет контролировать что-либо другим людям, не терзаются постоянными сомнениями относительно того, правильно ли они поступают?

— Не люблю и не вижу в этом ничего странного. Я не являюсь исключением из правил.

— Но ведь жизнь полна ситуаций и событий, никак не зависящих от вас или ваших желаний.

Все это время я ковыряла кончик ногтя на указательном пальце. Наконец мне удалось поддеть ногтем большого пальца краешек лака и снять его одной большой чешуйкой. Лак снимается с ногтя, как крышечка со стаканчика с йогуртом. Удовлетворение, которое я при этом испытываю, несколько приглушает боль, причиненную ее словами, указывающими на то, что я — наглядное подтверждение простой истины: жизнь — это набор случайных событий, которые мы не в состоянии контролировать. Ведь не так уж давно совершенно не знакомый мне мужчина решил, что может вписаться в просвет между мчащимися машинами. Одновременно он разговаривал по прижатому подбородком к плечу мобильнику, из-за чего на мгновение отвлекся, немного не рассчитал и тем самым изменил мою жизнь. Я не собираюсь утверждать, что он ее сломал, потому что моя жизнь не сломана. Жизнь осталась при мне, и это доказывает то, что я хожу, дышу и говорю. В прямом смысле этого слова я никого не потеряла (случай с Джеком исключителен и в счет не идет). Так что моя жизнь не сломана. Хотя вряд ли я вернусь к работе косметолога. Мне кажется, я уже никогда не смогу этим заниматься, даже если замаскирую шрам и надену парик, пока не отрастут мои собственные волосы. И все же мне повезло. Я это знаю.

— Возможно, — соглашаюсь я. — Но это никак не меняет того факта, что мне не нравится жизнь, где царят хаос и анархия. Я предпочитаю контролировать свою жизнь, по крайней мере насколько это возможно.

Орла Дженкинс вздыхает.

— Дело в том, Либби, — произносит она тоном, к которому люди прибегают в том случае, когда собираются прочитать кому-то мораль, — что меня больше всего беспокоит ваше отношение к тому, что произошло. Вы пытаетесь все проанализировать и объяснить. Вы выключаете из работы чувства.

Я выключаю чувства? Да я только и делаю, что что-то чувствую! Я уже наплакала несколько ведер слез.

— За последние несколько недель я плакала больше, чем за всю свою предыдущую жизнь, — сообщаю я ей.

— Но вам не удается как следует расслабиться и выплакаться по-настоящему. Вы злитесь. Вам обидно и грустно, и я вас могу понять. Но вы не позволяете себе прочувствовать это до конца.

— А кому будет хорошо, если я разобижусь до глубины души? Чего я этим достигну? Повергну в депрессию всех окружающих, и больше ничего, — возражаю я ей. — Да и на кого мне злиться?

— А как вам кажется, на кого вам следует злиться?

— На идиота, управлявшего той машиной, — без особой убежденности в голосе произношу я.

Я почему-то не могу думать о нем в свете того, что произошло после аварии. Всякий раз, когда мне звонят из полиции, чтобы рассказать, как идет следствие, я не могу с ними говорить и отдаю трубку Джеку. Первые несколько раз, когда он пытался пересказать мне услышанное, он замолкал уже после первых слов, заметив, что я смотрю на него остекленевшими глазами и прижимаю к ушам руки. Я ничего не хотела знать. По какой-то неизвестной причине я не могла ничего знать.