Черный лебедь

Моя мать, истая спартанка в вопросах режима, уже отступала ради меня от своих принципов и не тревожила мой сон, словно обращалась с важной персоной. Из ее кабинета, хорошо проветренного и свежего, как весенний дождь, доносилось стрекотанье пишущей машинки. Сама она начинала рабочий день ровно в восемь и не отрывалась от стола до самого завтрака. Вплоть до этого момента ее нельзя было беспокоить. Она писала только по утрам и за четыре часа успевала сделать страниц десять.

– Мама, поиграешь со мной сегодня утром? – попросила Эми, допивая свою чашку чая.

– Мне надо позвонить, – ответила я.

– Это не ответ, – возразила она миролюбивым тоном.

До чего же она походила на своего отца! И чуть заметная ямка посреди лба это сходство подчеркивала. «Монтальдо никогда не кусает Монтальдо», – вспомнила я слова Эмилиано, сказанные, когда я обратилась к нему по поводу моего увольнения, устроенного Лолой и Валли.

– Но это единственный ответ, который я могу тебе дать, – заявила я с такой же серьезностью. – Теперь иди одеваться, – сказала я, решив мягко настоять на своем и заставить мне подчиниться.

Эми послушалась. Я вошла в свою спальню и закрыла за спиной дверь. У меня не было, как у моей матери, своего кабинета, где я могла бы уединиться. Обычно я звонила и отвечала на звонки в гостиной, не имея никаких секретов от ушей домочадцев, а уединялась в спальне, только когда дело касалось моей личной жизни. Сейчас мне обязательно нужно было поговорить с адвокатом Овидием Декроли в Женеве, я должна была сделать это незамедлительно и нуждалась в спокойной обстановке.

– Месье Декроли нет в Женеве, – ответил мне четкий и вежливый голос секретарши, не проявившей к моей особе никакого внимания.

– Когда он будет? – спросила я, не скрывая разочарования от провала моей первой попытки.

– Боюсь, не раньше конца месяца, – сообщила она. – Повторите, пожалуйста, ваше имя.

– Арлет Аризи, – повторила я.

– Очень хорошо, синьора. До свидания, синьора, – равнодушно сказала секретарша.

Я положила трубку разочарованная. Мой дебют в качестве богатой и могущественной женщины нельзя было назвать удачным. Энтузиазм моей матери невольно внушил мне, что Декроли только меня и ждет. Вместо этого я сама должна буду ждать его бог знает сколько времени, прежде чем предстану пред светлыми очами знаменитого юриста, в руки которого Эмилиано вверил состояние.

Я вышла из комнаты. Эми сидела на полу перед дверью с умоляющим выражением на лице. Она была аккуратно одета и старалась казаться взрослой, чтобы походить на целлулоидного идола современных девчонок – Барби.

– Поиграешь со мной? – попросила она, обратив на меня полувопросительный-полуобиженный взгляд.

– Хорошо, – капитулировала я. – Дай мне лишь только одеться, а потом мы выйдем вместе, – пообещала я.

Она не давала мне времени собраться с мыслями. Это прерогатива детей и стариков. Они всегда требуют внимания полного и немедленного.

Мы уже вышли из подъезда, когда Федора, запыхавшись, догнала нас.

– Тебя к телефону, Арлет, – с трудом переводя дух, сообщила она.

– В такое время? Кто это? – спросила я.

А Эми сразу же приняла печальное выражение человека, обманувшегося в своих ожиданиях.

– Синьор Декроли, если я правильно поняла, – уточнила Федора.

Я постаралась взглядом успокоить дочь, но у нее уже был свой жизненный опыт, и она знала, что в нашем доме звонок почти всегда означает неожиданный отъезд или долгое ожидание. Ее надежды на совместную прогулку развеивались, как дым.

– Синьора Аризи, я звоню вам из Лондона, – сказал женевский адвокат.

Ого! Значится и впрямь в мгновение ока превратилась в важную персону.

– Я думаю, мы должны встретиться, – пролепетала я, словно была при последнем издыхании.

Теперь, когда слова матери облекались в реальность, я была неуверенна и смущена.

– Я тоже так думаю, синьора, – согласился он. Голос у него был ясный и сильный. – Вас устроит, если мы встретимся завтра?

– Конечно, – пробормотала я. – Завтра это прекрасно. Где?

– У вас дома, естественно. Завтра утром, как только приеду, я позвоню вам. – У него был сердечный, почти радостный тон.

Я же чувствовала себя нерешительной и взволнованной.

– Я буду ждать вашего звонка, – сказала я.

Декроли, видимо, заметил мое замешательство и почувствовал необходимость успокоить меня.

– Вам не о чем волноваться, синьора Аризи, – мягко сказал он. – Все будет хорошо.

Инстинктивно я поднесла руку к золотой булавке Эмилиано, найденной в «Гранд-Отеле», которую приколола к вырезу моего платья.

– Надеюсь, раз вы так говорите, – пробормотала я, прежде чем положить трубку.

Вместо того чтобы ждать меня на площадке, Эми снова вошла в дом и стояла на пороге с нахмуренным видом, глядя на меня, словно богиня-мстительница.

– Что за важную вещь ты хочешь мне сообщить? – спросила я с невинным видом.

Она закусила нижнюю губу.

– Ты же мне обещала…

– Что обещала? – улыбнулась я.

– Что мы пойдем с тобой гулять.

– А ты, значит, передумала. Что ж, очень жаль. – Я изобразила разочарование.

– Почему это я передумала? – закричала Эми. – Ничего я не передумала. Я хочу гулять с тобой! – Она побежала мне навстречу и обняла меня, наполнив дом своим серебристым смехом.

Недовольное выражение исчезло, и ее личико светилось радостью.

Я поговорила с адвокатом Декроли, продумала свои честолюбивые планы и могла теперь полностью посвятить себя своей дочери, этому солнечному утру, которое ожидало нас, бесконечной болтовне с ней о легкомысленных и незначительных вещах, но исключительно приятных.

Через несколько минут, держась за руки, мы вышли из дома.

– Мамочка, куда мы пойдем? – спросила дочь.

– Куда ты захочешь, – снисходительно ответила я.

– Пешком или на Камилле? – продолжала расспрашивать она.

Эми тоже называла мой автомобиль Камиллой. Многие вещи у нас имели имена; стиральная машина звалась Гвендалина, холодильник – Бернардо, а миксер – Джиг-Робот.

Камилла стояла все там же, у тротуара, где я поставила ее накануне вечером, когда вернулась из Римини. Я прошла рядом с машиной и дружески похлопала ее по капоту.